— Ваш ход.
Керес сел за доску, задумался, а потом сказал Талю:
— Ну что ж, я согласен.
Таль в изумлении уставился на партнера: оказывается, Кересу показалось, что Таль словами «ваш ход» предложил ему ничью. Таль посмотрел на доску: у него было чуть-чуть похуже. В таких случаях предлагать ничью неудобно. Тогда он извинился и объяснил, что не предлагал ничьей. Не зная, что это вызвано щепетильностью Таля, Керес нахмурился, и в заключительной части партии Талю еле удалось спастись.
К девятому туру Таль уже находился в лидирующей группе. В этот вечер в Тбилиси прилетела Ида Григорьевна: Миша сказал по телефону, что чувствует себя неважно. В вестибюле Театра имени Руставели, где проходил турнир, ее встретил гроссмейстер Флор.
— А, мама приехала! Вовремя, а то Миша расклеился и сегодня проигрывает Нежметдинову.
— Что? Я приехала, и он ради этого не выиграет партию? Быть этого не может!
И мать вошла в зал. Увидев, что Миша энергично ходит по сцене, она улыбнулась: по походке сына мать всегда безошибочно определяла, как идут у него дела. Дотошная Ида Григорьевна разыскала Флора и торжествующе сказала:
— Ну что, гроссмейстер, кто был прав? Видите, он выигрывает!
— Кто выигрывает? Миша? У него безнадежно!
— А я вам говорю — выигрывает!
— Ох эти мамы! — в сердцах воскликнул гроссмейстер и торопливо пошел в пресс-бюро печатать отчет об игре.
Как ни странно, оба были правы. Позиция у Таля была безнадежна, но он выиграл! В сицилианской защите Таль черными получил очень тяжелую позицию. На 12-м ходу Нежметдинов пожертвовал пешку и получил страшную атаку, но в возникших осложнениях не нашел сильнейшего плана и позволил королю Таля улизнуть на другой фланг. Партия перешла в равный эндшпиль, однако Нежметдинов продолжал упрямо добиваться победы, допустил грубую ошибку и сдался.
В десятом туре Таль победил Авербаха, и у него стало шесть с половиной очков из девяти. У Спасского и Тайманова было по семь очков. Неясным было положение Петросяна, который из-за болезни пропустил несколько партий. Перед одиннадцатым туром Таль выступал по тбилисскому телевидению и, между прочим, сказал:
— Я так редко лидирую после первой половины турнира, что теперь просто не знаю, как играть дальше.
Он и не подозревал, как быстро подтвердятся эти слова! В следующем же туре он несколько легкомысленно провел партию с Гуфельдом, самоуверенно рокировал под атаку и был разгромлен. Зато потом в семи турах Таль не проиграл ни одной встречи и набрал пять с половиной очков.
Перед предпоследним, восемнадцатым, туром у Таля было двенадцать очков. Семьдесят процентов — этого обычно бывает достаточно, чтобы захватить первое место. В Портороже у Таля после семнадцати туров тоже было двенадцать очков, и он шел первым, на целое очко обогнав Петросяна. Но тут, в Тбилиси, он на пол-очка отставал от того же Петросяна — своего всегдашнего соперника.
В восемнадцатом туре Петросян играл с мастером Никитиным. У Таля был более тяжелый, особенно для него, противник — гроссмейстер Корчной. Петросян получил после дебюта очень перспективную позицию, и Таль поэтому решил играть ва-банк. Но и Корчной, как всегда, был настроен не менее агрессивно. Стремясь любой ценой захватить инициативу, Таль расстался с важной центральной пешкой. Пришлось сдаться. Обиднее всего было то, что Петросян закончил свою партию вничью.
Судьба турнира была решена. В последний день Петросян сделал ничью, обеспечившую ему первый приз. Таль черными долго пытался запутать Холмова, но тот успевал увертываться от каждого удара. На 13-м ходу Таль пожертвовал коня, а потом даже поставил под удар ферзя. В зале поднялся такой шум, что задумавшийся Холмов поднял голову и удивленно взглянул на Таля:
— Кто сдался?
Брать ферзя было не обязательно, и Холмов полностью застраховал себя от опасностей. Пришлось удовлетвориться половинкой очка. В итоге он разделил со Спасским второе-третье места.
Итак, первая «неудача»? Нет, никто, в том числе и сам Таль, не мог расценить это таким образом. Тем более что Таль выиграл наибольшее количество партий — девять, причем во встречах с гроссмейстерами добился превосходного счета — пять очков из восьми. Он играл в турнире с аппетитом, легко, свободно. Некоторые партии, в частности с Бронштейном, Авербахом, Васюковым, Никитиным, Таль провел очень сильно.
Были, правда, встречи, в которых Таль проявил легкомыслие, излишнюю самоуверенность. Поражение в партии с Гуфельдом во многом объяснялось именно этими причинами. Но не забудьте, что ему совсем недавно (в ноябре 1958-го) исполнилось только двадцать два года…
Тбилисский турнир, в котором Талю приходилось откладывать небывало много партий, натолкнул его на мысль предложить Авербаху, признанному знатоку эндшпиля, быть секундантом на турнире претендентов. Кобленц одобрил эту идею, переговоры состоялись и закончились успешно.
Но перед турниром претендентов Талю надо было пройти еще два испытания — одно в швейцарском городе Цюрихе, другое в Москве.
В Цюрихе проходил международный турнир. Это был в жизни Таля первый крупный турнир, на котором не нужно было бороться за медаль чемпиона либо за выход в четверку или шестерку. На этом турнире нужно было одно — играть! Таль очень скоро почувствовал прелесть этой необычной ситуации. И он заиграл в свое удовольствие! Нужно ли говорить, что его настроение целиком совпадало с желаниями швейцарских болельщиков!
Таль занял в Цюрихе первое место, набрав одиннадцать с половиной очков из пятнадцати. Он получил специальный приз за наибольшее количество побед: в пятнадцати турах Таль одержал десять побед!
В Цюрихе выступало кроме него пять участников предстоящего турнира претендентов: Керес, Глигорич, Фишер, Олафссон, Бенко. Поэтому Таль устроил генеральный смотр своим силам. Главный упор в партиях он сделал на тактику. Он решил играть предельно рискованно, решил еще раз проверить, может ли позволять себе ухудшение позиции во имя обострения игры. Турнир лишний раз подтвердил, что риск не только полезен, но и необходим.
В Цюрихе Таль пользовался необычайной популярностью. Его эффектные победы, особенно в партии с Келлером, которая немедленно обошла мировую шахматную печать, быстрота и легкость игры, ненасытное желание сражаться с кем угодно в легких партиях, наконец, живость и общительность характера — все это не могло не нравиться.
В партии с Келлером Таль пожертвовал пешку, коня, второго коня и обе ладьи! Публика неистовствовала. Многие подходили, жали руки, говоря, что соскучились по таким партиям, что Таль сыграл в романтическом духе старых мастеров. Но в конце каждый осторожно задавал один и тот же вопрос: а правильны ли жертвы?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});