В порту Криса на борт царского судна поднялся человек в белой тунике до пят в сопровождении двух гигантов в набедренных повязках. Жрец заговорил:
— Госпожа Луны?
— Это я, — поспешно соврал Минос.
Жрец с недоумением посмотрел на царя.
— Ясно…
— Хороший денек, не правда ли? — продолжил Минос, стараясь держаться по-свойски. — Вот… вон там лежат наши дары. Больше двух талантов серебром. Неплохая плата непонятно за что, верно?
Минос было рассмеялся, но оборвал себя, увидев, что недоумение на лице жреца сменилось ледяным презрением. В этот момент на палубе появилась Пасифая в сопровождении Ариадны. Лицо царицы было густо набелено, на плечи она набросила черный плащ, под которым угадывалось ритуальное платье. Так же была одета и царевна. Завидев женщин, жрец, повернулся к Миносу спиной и отвесил глубокий почтительный поклон. Пасифая вместе с Ариадной величественно сошли на берег, так и не промолвив не слова.
Дельфы в то время постоянно росли: вокруг старого города, где располагался храм Пифии, уже образовался новый город типично ахейской застройки — там и здесь были беспорядочно разбросаны небольшие дома. К тому же, как это часто бывает в местах расположения святынь, обилие паломников, искавших совета оракула, придавало Дельфам поистине космополитический дух.
Дедал, неотлучно сопровождавший Миноса в каждой поездке, провел весь день, общаясь с учеными, изобретателями и мастерами из свит других правителей. Уже тогда Дельфы были идеальным местом для обмена знаниями. К моменту приезда Миноса среди местных зодчих разгорелся жаркий спор о том, каким должен быть новый храм Аполлона. Дедал тут же сцепился с неким коринфским мудрецом, клявшимся, что сможет построить храм всего за неделю и поможет ему в этом сам Аполлон.
— Я один и за одну ночь могу возвести такой храм, — заявил Дедал прямо в лицо коринфскому старцу, — какого еще не видел мир: двенадцать ярусов и двадцать башен, по пять на каждую сторону.
Мастера заключили пари, и Дедал пообещал построить храм до завтрашнего утра.
Критянам повезло: совет пифий назначил им явиться тем же вечером. Верховная жрица входила в транс лишь два раза в неделю; за день до церемонии ей полагалось поститься и пить воду из источника Касотис, что бьет рядом с горой оракула. К тому же широко известно, что злоупотребление лавровым листом, без которого нельзя было войти в транс и вещать голосом Богини, часто приводило к безумию.
Врата темного мира
Иеноклея ожидала Миноса, Пасифаю и Ариадну подле бронзовой треноги, украшенной лавровыми листьями. На жрице была нелепая туника, дань варварским обычаям ахейцев. Ей было сто двенадцать лет, и за свою жизнь она родила пятнадцать детей.
— Ты внучка Госпожи Луны Европы? — спросила пифия Ариадну своим дребезжащим голосом, не переставая жевать лавровые листья. — Подойди ко мне, детка. — (Ариадна, слегка оробев, приблизилась к старухе. Но лишь только жрица, начавшая терять зрение два года назад и едва различавшая расплывчатые контуры окружавших ее предметов, коснулась лица девушки своей старческой рукой, страх пропал.) — Мы часто говорим с ней во снах.
Взгляд Ариадны остановился на расселине в земле, входе в ужасное царство Богини. Из узкой дыры тянуло холодом и сыростью. Закрыв глаза, девушка вдохнула воздух подземного мира.
— Скажи Европе, — попросила пифию Пасифая, — что имя ее переживет смутные времена. Несмотря ни на что, Кносс все еще стоит.
— Несмотря на сына своего Миноса. Это ведь Минос стоит там, да? Слава о нем идет повсюду.
Минос промолчал. После памятного разговора со жрецом он ни разу не решился открыть рот. К тому же ему совсем не хотелось вспоминать о своей матери, которой, согласно последней воле Астерия, давно полагалось быть мертвой.
— Люди долго будут помнить его царство! — воскликнула Пасифая язвительно. — Еще бы, подумать только, сколько серебра он скопил в дворцовых покоях!
— Да уж, — кивнула Иеноклея. Затем она при помощи трех жриц поднялась на треногу. — Кстати, это Минос научил своего сына Главка пугать сов?
— Сын, — сказала Пасифая, тщательно взвешивая свои слова, — унаследовал непоседливость и неразумность своего отца. Однако если дать ему еще немного времени, он, возможно, изменится.
Воцарилась тишина. Предзакатное солнце осветило безлюдные Дельфы. Иеноклея подняла чашу с кровью белого быка, принесенного в жертву Миносом, и залпом осушила ее, закончив свой пост. Из входа в расселину потянуло ароматным дымом. Какое-то время Иеноклея оставалась неподвижной, но внезапно по ее телу пробежала судорога, затем еще одна, и еще, и еще. Жрица глубоко вдохнула дым, идущий из отверстия, и резко выпрямилась. Затем лицо старухи разгладилось, и она заговорила чужим сильным и глубоким голосом:
Кто сможет беду исправить,случившуюся на Крите,когда под крылатым стономребенок погиб? Ищитеподростка — ему подобныхнайти вы могли бы много,однако особым даромего наградили боги.Во мраке кромешном смертибудет ему виденье,а с ним — и средство,что Главку сулит спасенье.
Завершив пророчество, жрица склонила голову и опала на треноге.
— Великолепно! — буркнул Минос, нарушив столь благоразумно взятый им обет молчания. — Теперь у нас вместо одного вопроса целая дюжина!
Две жрицы приблизились к Иеноклее, чтобы увести ее. Пасифая взяла дочь за руку и при свете факелов начала спускаться к новому городу, где им предстояло остановиться. Миноса облепили попрошайки, обещавшие разъяснить царю смысл полученного пророчества (жрец, сопровождающий просителей, запоминает пророчество и пересказывает его любому желающему в обмен на скромные подношения).
— Я считаю, — с важным видом заявил один из прохвостов, — что юный Главк должен провести один лунный цикл на мышах и меде; это, безусловно, поможет царю излечиться.
— Главк мертв, недоумок ты эдакий, — оборвал его старый полуслепой иониец, выдававший себя за отшельника, — и меда он наелся до отвала. — Доверься мне, Минос, я могу распознать истину даже во тьме, в которую меня погрузили боги.
— А как насчет того, что помочь Миносу должен отрок? — подначил его молодой фессалиец. — Ты, верно, думаешь, что наворованное у царя серебро поможет тебе купить молодость? Мой господин, не обращай внимания на этих пройдох. Возьми меня с собой, я разгадаю тайну пророчества и, само собой, помогу оживить твоего сына.