Когда я, стоя на берегу, искал способ переправиться через речку – мост казался непригодным для этого, – я вдруг оказался лицом к лицу с русским солдатом. Он стоял у дерева и ждал, наверное, что мы проедем мимо. Но вдруг, точно в замедленной съемке, я увидел, как он поднимает винтовку и целится прямо в меня. «Или я, или он», – мелькнуло у меня в голове, я машинально вскинул автомат и успел выстрелить первым. Русский выронил винтовку и рухнул на землю.
Когда я подошел к нему, он был еще жив, хотя жить ему оставалось недолго. Глаза его я запомнил навсегда. В них был только один вопрос: «Зачем?» И тут впервые я осознал, сколь важным было это мое «или он, или я». Не могло быть никакого места для сомнения или для сочувствия. Мне лишь на мгновение подумалось, что у этого молодого русского где-то остались мать и семья. Мне пришлось бросить его там, как приходилось оставлять очень многих лежать по обочинам дорог, просто бросать их без погребения.
Еще примерно через 50 километров лес кончился. Противодействия мы не встречали. Впереди лежала небольшая деревушка, к которой мы рискнули приблизиться. Местные жители вышли из изб. Похоже, они принимали нас за русских. Когда я объяснил, кто мы, ко мне подошла крохотная старушка.
– Так что ж, война? – спросила она. – А что наш батюшка царь поделывает?
По всей видимости, люди тут даже и не знали о революции, о Сталине и о том, что мы воюем с Россией. Похоже, время для них остановилось, замерло. Не было никаких партийцев. Мы провели в деревне несколько часов, попутно пытаясь объяснить жителям, что произошло в России с того времени, когда свергли царя. Когда мы уходили, деревенский староста дал мне икону и напутствовал словами:
– Спасибо вам за разъяснения. Дайте нам теперь жить в будущем, как мы жили в прошлом. Да сохранит вас Господь!
Продвижение наше становилось все более трудным и медленным, а противодействие возрастало. Русские бросили против нас элитные дивизии из-под Москвы.
Более того, положение со снабжением становилось все напряженнее, делалось почти критическим. Все приходилось доставлять с территории рейха почти за 1000 километров. Офицер снабжения, доставивший нам боеприпасы, пищевое довольствие и запчасти транспортной колонной, рассказал мне о том, что постепенно налаживаются военные склады и восстанавливаются железнодорожные ветки.
Однако время бежало слишком быстро. Нас все еще отделяло более 200 километров от Москвы, нашей первой цели, не говоря уже о «главной цели» – Уральских горах, до которых еще оставалось добрых 2000 километров пути на восток. Побывав в дивизионном штабе, я получил кое-какие сведения об общей ситуации:
– Наше вторжение в Россию пришлось отсрочить почти на два месяца, поскольку Гитлер оказался вынужден оказать помощь итальянцам в Греции и затем вести все расширяющуюся войну против партизан на Балканах.
– К югу от нас Гудериан рвался к русской столице в направлении Калуги, примерно в 200 километрах к югу от Москвы, с целью перерезать дорогу, соединяющую Москву и Крым в районе Тулы.
– В России скоро должна была наступить зима, к встрече которой Вермахт оставался совершенно не подготовленным, причем ни с какой стороны. Гитлер и верховное командование, судя по всему, вообще и пальцем не пошевелили, чтобы принять какие-то меры на случай, если кампания затянется до зимы. Мы должны, то есть мы обязаны как можно скорее окружить Москву, как сказал нам наш дивизионный командир, и перерезать ее восточные линии коммуникации.
– Эта война продлится дольше, чем нам хотелось бы, – заключил наш командир, подводя итог трезвой и сухой оценке обстановки. – Времена блицкригов миновали.
По обеим сторонам Московского шоссе танковые части выходили на исходные позиции для броска к Вязьме. Преодолевая отчаянное противодействие, наши войска охватили город с севера и с юга, а затем захлопнули крышку «котла», взяв под контроль восточную окраину [44] . Потери у обеих сторон были тяжелые. Мой преданный Бек тоже получил ранение. К счастью, легкое, однако такое, за которое мог получить нашивку.
Вновь зачищать «котел» предстояло пехоте, которая медленно и тяжело тащилась за нами своим ходом. Танковые части обеспечивали прикрытие с востока. Разведывательные формирования были брошены на восток и на северо-восток. Всюду мы сталкивались с усилившимся противодействием. Но теперь Москва находилась «почти рядом».
После зачистки Вяземского «котла» мы задались вопросом: каким образом удается Сталину сколачивать все новые и новые дивизии, если в плен, по нашим подсчетам, попал как минимум миллион русских солдат, если не больше? И откуда берутся тысячи танков и орудий? Один пленный русский офицер показал, что Сталин осуществил молниеносную переброску промышленных предприятий, сконцентрированных вокруг Москвы и далее южнее на берегах Волги, на восток вплоть до Урала. Невероятное достижение тыловиков.
Наш план овладеть Москвой оставался неизменным. Падение Москвы, сердца огромной русской империи, должно было непременно произвести глубокое морально-психологическое воздействие на волю русского народа и боевой дух армии противника.
Пока на севере шло окружение Ленинграда, на южном участке разворачивалось наступление по широкому фронту на Харьков и Крым, наш танковый корпус [45] должен был пробиваться вперед на северо-восток в район между Москвой и Калинином, городом на Верхней Волге, с целью форсировать канал Москва – Волга и ударить на Москву с севера.
Уже давно наступила осень, когда нам удалось наконец, преодолевая ужасное бездорожье и подавляя отчаянное сопротивление противника, выйти к Волоколамску, городу примерно в 100 километрах от Москвы. Здешняя местность сама служила естественными укреплениями, позиции на которых и заняли успевшие хорошо окопаться русские. Вновь наступила пауза – приходилось ждать доставки на передовую боеприпасов и топлива. В оба моих батальона прибыли пополнения. Молодежи приходилось приспосабливаться к суровому фронтовому быту. Все, что они слышали о войне дома, были трескучие фразы вроде «невероятный бросок вперед» или «в самом ближайшем будущем Россия будет разгромлена».
Тем временем наступил октябрь, и мы изготовились к новой атаке, прорвали русскую оборону в районе Волоколамска и выдвинулись к Клину, небольшому городу на стратегически важном шоссе Москва – Калинин – Ленинград. После ожесточенных боев мы овладели Клином, что означало – Москва оказалась отрезанной от Ленинграда [46] . Другая танковая дивизия вышла к Калинину и захватила его. Тем временем подтянулась пехота и обеспечила охрану важных линий коммуникации.
Когда мы находились немного восточнее Клина, километрах в 50 от канала Москва – Волга, меня вызвали в дивизию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});