на зеленый мундир с пришитой к нему большой серебряной звездой. Что такое ордена, тут все прекрасно понимали — не всякий монарх носил столь высокий знак отличия. А еще шелковая голубая лента через плечо — такой наградой от русского царя был удостоен сам прусский король Фридрих, о чем оповестили всех его подданных.
Служанка все аккуратно сложила, чтобы постоялец не заметил ее любопытства, но по ее лицу Фрол понял, что женщине не терпится разболтать о столь чудесной находке своим подругам.
— К утру весь город будет знать о таинственном постояльце с царским орденом на мундире. А раз тут ходят слухи, что царевич удрал из лап своего родителя, то все жители сделают нужные для нас выводы. А молва все приукрасит, как водится!
Фрол усмехнулся и спустился вниз по широкой лестнице. В зале горел камин, за большими столами чинно беседовали бюргеры за глиняными кружками пенистого пива. В самом углу сидел Силантий, одетый как типичный искатель приключений, при шпаге. Нужные себе документы они сделали в Вильне, благо имелся знакомый умелец у дюнабургского жида, что выправил им подорожные. Лишившись второго заводного коня за бумаги, бывшие драгуны лейб-регимента не печалились. Лишние лошади в здешних краях привлекали внимание понапрасну.
— Что слышно?
— Уже мой слух, что пустил поутру, докатился. Царевич уже в Кенигсберге, и скрывается в замке.
— Через полчаса начнут судачить, что Алексей Петрович в здешней харчевне — служанка видела мундир со звездой.
— Тогда все сделано, Фрол Иванович. Нам нужно немедленно уезжать!
Глава 5
— Я и сам себя не узнаю, дети мои несчастные! На страну свою взираю с жалостью в сердце, чувствуя горе великое!
Алексей говорил глухо, в горле стоял ком — он на самом деле был ошеломлен и своим «попаданием» в это время, и теми порядками, что существовали в этом мире, той безысходностью существования, отнюдь не нормальной, человеческой жизни, в которой жило крестьянство — подавляющая масса всего русского народа. И что самое страшное — так то, что ситуация для всех, за исключением крайне малочисленного в общей массе дворянства, будет ухудшаться все дальше и дальше.
Замкнутый круг всеобщего несчастья и беспросветности!
— Встаньте, православные, говорите мне прямо и правдиво, что на сердце у вас накипело! Вы мне дети, я вам отец, так что поведайте мне все о горестях своих без утайки. Ибо хожу я странником по земле нашей, и плачу кровавыми слезами, видя горести земли русской!
— Царевич, невмоготу тягости и обиды терпеть, — староста поднял голову, в глазах крепкого мужика стояли слезы…
— Ах, «папенька», что же ты творишь в своей тяге к реформам, все через колено ломаешь — и страну, и судьбы людские! Народ тебе подчиняется, потому что миропомазанный царь, священная особа в глазах людских, а ты их даже за скотину не принимаешь. Потому, что лошадь либо корову кормить надобно, а не истязать постоянно, ибо подохнут они от такого скверного обращения, где вместо ласки получают по хребтине палкой.
Алексей прошелся по «казарме», так он стал мысленно называть свое временное пристанище. Крестьян он отправил прочь, сказав, что ему нужно побыть одному. А сам принялся размышлять над создавшимся положением, и чем он больше думал, тем четче вырисовывалась ситуация, со всеми ее возможными последствиями.
— Вариант первый мы отбрасываем за ненадобностью — отсиживаться здесь, и тем более скрываться за границей я не собираюсь. Также абсолютно неприемлемо участие интервентов — шведов али цезарцев, без разницы. Новой Смуты нам еще не хватало!
Посему остается только одно решение — не отсиживаться в закутке, а начать борьбу за власть. Противник у меня страшный — сам царь Петр, коего должны наречь Великим. У него под рукою гвардия и армия, поселенные и городовые полки, все служилое дворянство и флот. А также, в случае нужды, на своей стороне он прикажет выступить казакам с инородцами, татарами или башкирами. За ним весь государственный аппарат, уйма Приказов, среди которых зловещий Преображенский с князем-кесарем во главе. Правда, говорят, что старый Федор Юрьевич уже помер, и сейчас там всем заправляет его сын, что тоже удостоился титула князя-кесаря, по сути наместника московского. А еще за ним…
Алексей Петрович задумался, походил еще немного, взял в руки шпагу, внимательно, будто в первый раз глядя на острую сталь. Махнул клинком — сумрак разрезала блестящая молния.
— А ведь положение твое не так и надежно, «батюшка», — в голосе царевича прорезалась явственная угроза.
— От внешнего врага можно отбиться, любой бунт ты раздавишь, а вот супротив организованного внутреннего сопротивления вряд ли сможешь отбиться — зело много ты наплодил недовольных. И первый из них церковь! Да, у нее нет даже роты солдат, но влияние на умы она имеет огромное. И главное — я ей немедленно возверну патриарха, а она может сделать меня вполне легитимным правителем!
А вот тут в армейских полках могут серьезно призадуматься, да поглядеть на иностранных офицеров, католиков и лютеран, под иным углом зрения, очень недобрым.
Плюс поселенные войска, да всякие гарнизоны, тоже ненадежны будут — среди них стрельцы были раскассированы. А с казаками вообще может выйти полный швах — «батюшка» их десять лет тому назад репрессиям подвергнул, так что зло они хорошо запомнили. Недаром все предводители крестьянских войн из донских казаков, насколько я помню.
Алексей отхлебнул взвара, потер руки — теперь он осознал, что шансы перехватить власть у Петра вполне реальные, главное не потерять напрасно время и все тщательно продумать.
— Купечество?! Петр их привечает, но не может же не быть среди них и недовольных?!
Нужно будет разобраться в этом вопросе хорошенько, ибо у них на руках большие деньги, а это «кровь войны», как сказал классик. Посадские люди ко мне будут вполне лояльны, нужно только не упустить их из вида и удовлетворить чаяния. За ними ведь ремесло и вся мелкая торговля, также определенное влияние в городах — недаром восстания начинали именно они, да тот же знаменитый «Медный бунт».
С «отцовскими» реформами нужно будет хорошо разобраться, вредные отменить, а нужные оставить. Только иное наполнение им дать. И еще с этим преклонением перед иноземщиной — такое может боком выйти в будущем. Заграничным воротилам Россия нужна как колония и сырьевой придаток, а не как равнозначный партнер.
Алексей присел на топчан, провел рукой по одеялу — суровая домотканая материя, но чистая, что радовало. Новина, или пару раз стиранная, а, значит, «диверсантов» — клопов и тараканов — можно не опасаться. Впервые поспать придется в человеческих условиях.