Читать интересную книгу Глаз бури (в стакане) - Al Rahu

на себя.

Хватит ли тебе широты сердца и любви не сойти с ума, увидев себя во всем уродстве и во всей красоте?

Я дополняю триединство. Элемент, который уравновесит твою смешную биполярку, что еще называют дуальностью всего сущего. Ты некрасив, ты прекрасен, ты добр, ты зол, ты спектр света, ты свет.

Я запутался в паутине своих имен и личин. Я пропал в туманном мареве галактических скоплений, я забыл, я вспомнил. Я стремился и отчаивался, я опускал руки, и я был тем, кто несет факел. Я вырвал свое сердце и стал этим пылающим сердцем. Я ждал и разочаровывался в своем ожидании.

Я не стал лучше, чем кто-либо из живущих, но и хуже, определённо, не стал. Я первородная искра космоса, мой путь – волна, я и есть волна. Пульсирующая, сияющая, звездная.

Камень, брошенный в воду, рябь кругов на воде, вода, воздух, солнце.

Я разделен на тысячу кусочков своей души во всех живых существах, но я неделим, един, целостен.

Я: Гаспар, умерший, возрожденный в памяти и в буквах: черных, на белом, в звуках, стелющихся в уши тем, кто слышит, в образах, картинах, странных явлениях…

В конце концов, не имеет значения, как меня зовут: Гаспар, Оскар, Люциус, Рауль… Много личин и имен, все об одном и том же. И вообще, слишком много тут обо мне.

Давай переиначим.

Помнишь ли ты свое имя?

Здравствуй, как тебя зовут?

Эпилог.

Ноги в песок и соль,

Как проснёшься, прорвавшись сквозь помехи телефонной связи и радиоволн, вставай, иди, дыши, тонким дымом стелись к потолку, бегай топоча по комнатам, роняя куски своего сознания то тут, то там, вот чашки и кружки, окурки, нитки, капли застывшего гипса вырастают вокруг как стены города, из которого мы сбежали.

Как закатное солнце на плечах своих несёт 48 слоёв градиента, воистину, труд атланта, поди, такую тяжесть удержи, не то, что спина надломиться, так сможешь ли сдюжить с таким количеством красоты, какое не вместиться ни в одну человеческую душу. Так и моя, смотри уже по шву трещит, лопается, кипит изнутри жгучей лавой, потому что ядерный реактор превращает глаз твой сначала в один сплошной залитый чёрной смолой зрачок, трансформирует его в трефовую масть, ну ты – всегда в масть, кто бы спорил, а потом нагревает моё сердце до такой температуры, при которой не то что не живут, при таких нагрузках уже страховочные графитовые стержни начинают плавится, превращая существование в одну сплошную любовь.

И

Я вырежу отпечаток твоего образа как делают себе тотем или фреску, носить под сердцем, согревать свою душу только напоминанием о том, что ты, такой, горящий пламенем тысячи входящих в атмосферу метеоритов, переливающийся, горячий, плотный, пульсирующий, как новорожденная суперновая, есть.

Чтобы, когда меня настигнет очередной персональный конец света, когда меня снова потащит в холодную пропасть отчаяния привязанный к левой почке ледяной булыжник, я вспомню.

Вспомню как перед глазами расплетались зыбкие полосы иллюзии боли, вдох, море забирает мой след у песка, солнце садиться за горизонт, волны сбавляют свой гонор и уже не бурлят, но шепчут, там что-то про спектр шкалы страданий, который раскладывается на ультрафиолет и неведомую тоску по свободе. Там мы, сидим рядышком на краю Вселенной, и я четвёртой рукой глажу тебя по вихрастой неспокойной голове. В тот день определённо нужно будет вернуться из смерти, которой нет.