Читать интересную книгу Премьер. Проект 2017 – миф или реальность? - Николай Рыжков

Поэтому для начала, исходя из опыта Военно-промышленной комиссии, мы решили объединить в один комплекс все машиностроительные министерства и создать Бюро Совета Министров по машиностроению. Во главе его встал заместитель Председателя Правительства.

Это вовсе не означало, что Бюро должно было подменить собой министерства. Ни подменять, ни заменять их никто не собирался. Мы просто изначально исходили из того, что Совет Министров обязан отвечать как за текущее состояние экономики, так и за близкие и дальние ее перспективы. Но такую огромную ответственность может взять на себя лишь тот, кто понимает, знает, видит проблемы, боли, нужды каждой отрасли народного хозяйства в комплексе. Они, эти проблемы, боли и нужды, примерно одинаковы и у станкостроителей, и у тракторостроителей, и у автостроителей. Короче, у всех машиностроителей. Бюро по машиностроению было создано сразу после моего назначения на пост Предсовмина. Председатель Бюро получил не только ответственность, но и знающих, толковых сотрудников, которые с моим приходом начали активно вытеснять в отнюдь не гигантском аппарате Совмина канцеляристов-профессионалов.

Потом мы сформировали Бюро по топливно-энергетическому комплексу, по химическому, по социальному развитию.

Дошли и до Агропрома. Почему я его выделяю в этом рассказе? Да потому, что никакое из подразделений Совмина не вызывало столько справедливых и несправедливых нареканий, столько критических стрел, как Агропром. Иной раз, когда я оглядываюсь назад, просматривая материалы тех лет, ловлю себя на ощущении, будто во всем Совете Министров только Агропром и был, все остальное — миф. Только он, вроде бы, и работал, причем работал чуть ли не против народа.

Одна всенародная борьба против Министерства мелиорации и водного хозяйства чего стоила! Кстати, надо справедливости ради отметить, что бороться с ним следовало начинать много раньше. Когда еще только рождались в его таинственных недрах буйные проекты поворота северных и сибирских рек, канала Волга-Чограй или строительства печально знаменитой дамбы под Ленинградом (хотя, если быть точным, дамба — «работа» Минэнерго, но тоже ведь с водой связана).

Одним из борцов против этих грандиозных проектов постоянно был я. Помню, еще работал в Госплане, когда там рассматривалось строительство ленинградской дамбы, у меня, как у инженера, были на этот счет большие сомнения, причем аргументы я приводил те, что на поверхности лежали. Буквально сказал: построите ее, соберете всю гадость из города и получите грязную и вонючую лужу. Так и вышло, но и остановить тогда ленинградцев было невозможно. «Историки» Совмина рассказывали мне потом в лицах, как в свое время рассматривал эту проблему Сталин и отклонил подготовленное решение о ее строительстве.

Когда я перешел на работу в ЦК, как раз в Госплане, а затем и в Совмине обсуждался вопрос о повороте рек. Обсуждался, замечу, с явным оптимизмом. Он всегда слепо вел защитников сумасшедших проектов, хотя природа, как известно, ничего не делает просто так, и относиться к ее творениям следует с доверием, тактом и бережностью.

Категорически возражая против проекта поворота рек, я в первую очередь подчеркивал опасность нарушения природного баланса как на севере, у Ледовитого океана — в связи с уменьшением притока воды, так и южнее точки поворота — в связи с резким увеличением этого притока. Такой же точки зрения придерживался и мой коллега по Секретариату ЦК — Владимир Иванович Долгих.

Впрочем, подобные опасения высказывали очень многие, и куда профессиональнее меня. Вторым моим аргументом «против» был экономический: бессмысленно огромная стоимость проекта: восемьдесят, если я не запамятовал, миллиардов! А весь БАМ, к слову, стоил только десять…

Опять забегая по времени вперед, скажу, что в один прекрасный день, устав от бесконечного и малопродуктивного спора апологетов и противников поворота сибирских рек, мы собрали Президиум Совета Министров, еще раз обсудили этот проект и, взвесив все, своим решением закрыли его. Этот эпизод был одним из тех, что жадная до охулки пресса поставила все же в плюс своему «любимому» Совмину…

Большие споры в обществе вызывал и проект канала Волга — Чограй. В конце концов Правительство специально рассмотрело этот вопрос и также приняло решение остановить уже начавшееся осуществление этого проекта. Кстати, это было одно из первых заседаний Президиума Совета Министров, открытых для телевидения, радио и газет.

Но, говоря о Минводхозе, надо иметь в виду не только его гигантские и не всегда экологически и экономически оправданные проекты. Ведь оно вело и повседневную скрупулезную работу на местах, которая незаметно, негромко несла свои добрые плоды. Вспомнить хотя бы огромную работу по орошению земель в Саратовской области или в Средней Азии, а по осушению — в Белоруссии или республиках Прибалтики — вот вам и явная заслуга «вражеского» министерства.

А таких заслуг немало. И сегодня я совершенно уверен в том, что в стране, поддавшись фанатичному давлению общественности, прессы и депутатов, поступили неверно, поставив жирный крест на мелиорации. Одним дождичком землю не напоишь; американцы, кстати, отлично это понимают. Вскинемся однажды — да поздно!

Я специально остановился на деятельности этого министерства. Уж слишком много было брошено камней и грязи в его адрес. Эта огульная критика заслонила все хорошее и нужное. И если положить на чашу весов гигантские замыслы, к счастью до конца не осуществленные, и повседневную крестьянскую работу, проводившуюся в течение десятилетий по всей стране, то второе, конечно, перетянет чашу весов.

Кажется, опять отступление? Похоже, что так: отступление об общественном мнении. Конечно, оно всегда во многом формировалось прессой, которая с первых лет перестройки вообще взяла на себя роль «агитатора, горлана, главаря». Ну и как всегда не обошлось без перекосов и передержек во всех отношениях — от исторических до экологических. Далеко не безупречные критические выступления порой вытесняли со страниц газет и журналов, с экранов телевизоров и из радиоэфира чуть ли не все иные.

Возьму для примера, опять же, некоторые экологические проблемы. Всем понятна их острота в нашей стране, но зачем же при этом, как говорится, стулья ломать? Победа в борьбе с тем же поворотом северных европейских и сибирских рек вызвала некую эйфорию у части общества, и накаленные средствами массовой информации люди толпами выходили на демонстрации протеста по любому, даже самому абсурдному поводу. Решили строить обувную фабрику в Солнцеве? Ни в коем случае, нашим детям и так дышать нечем! И бессмысленно убеждать, что современное обувное производство экологически чисто, что обуви и самим демонстрантам не хватает. Нет — и все.

Или борьба с энергетикой. Гидростанции режут реку на части, гибнет рыба, тонут леса. Все верно, все так. Но эхо — о равнинных гидростанциях, а горные, каньонные ничего не режут и ничего не губят. Они экологически совершенно чисты и дают баснословно дешевую электроэнергию. Но и их — за компанию!

Перейдем к атомным. Ну, тут все ясно: Чернобыль живет в каждой из них, даже в еще не построенной. А тепловые? Да они же тепловой баланс нарушают! И, скажем, Северная ТЭЦ в Москве немедленно консервируется под влиянием общественного мнения. Проходит немного времени, страсти остывают, а с энергией и теплом дело обостряется. И те же московские лидеры, что в предвыборных речах клеймили решение Правительства о строительстве этой ТЭЦ, в торжественной обстановке перерезают ленточку.

Итак, гидростанции — нельзя, атомные — тем более, тепловые — туда же. А как же быть? К свечке вернуться? К лучине?

Или возьмем Агропром. За что только его не критиковали! Ведь Агропром — это продовольствие: хлеб, мясо, молоко, колбаса и сосиски, фрукты и овощи. И критикующих понять можно, поводов для атак было множество: не собранный до зимы картофель, оставшееся на полях зерно и т. д. Впрочем, уже поближе к 1987 году мы начали резко разгружать Центр от руководства сельским хозяйством, передавать функции управления им республикам. А в 89-м и вообще ликвидировали Госагропром, оставив в Центре, в Совмине, лишь небольшую координационную комиссию.

Но поначалу создание Агропрома стимулировало деятельность узкоспециализированных ведомств, многие из которых мы просто-напросто упразднили, объединили, перекроили. И дело-то пошло. Как, на мой взгляд, и вообще пошли получше дела в управлении хозяйством.

В 1986–1987 годах была закончена структурная перестройка управления народным хозяйством под экономическую модель, которая существовала в то время, и с учетом будущих экономических преобразований. Но уже в 90-м вся эта модернизация управления потребовала дальнейшего развития для рынка, в который мы входили. Нужны были новые изменения. Одни, радикальные рыночники, считали, что для рынка и самая «облегченная» централизация — помеха. Они кричали: «Долой Центр!» Другие, умеренные, к ним я и себя относил, были убеждены, что этот переход должен быть здравым, постепенным, напоминающим известные из физики сообщающиеся сосуды. Рождаются новые структуры — отмирают старые. Совершенно ясно, что быстрое, беспредельное разрушение механизма управления — прямой путь к экономическому хаосу.