Читать интересную книгу Секреты - Жаклин Уилсон

— Ешь как следует, Дарлинг! — сказала я.

Свой сандвич я уплела с удовольствием, а закончила тем, что доела и сандвич Дарлинг, к которому она едва прикоснулась.

— Почему тебя так долго не было, Индия?

— Меня задержал папа. Он напился. Это так противно.

— Ты хочешь сказать, что он был в пабе?

— Я не знаю. Он всегда прячет где-то виски. Одну держит дома, в своем письменном столе. Может быть, другая у него в офисе. Ненавижу его запах, когда он выпьет виски.

— И я терпеть не могу этот запах. И то, какими злыми делает их виски. Терри, как только выпьет виски, сразу начинает цепляться ко мне, — сказала Дарлинг, потирая свой лоб.

— Он и раньше бил тебя?

— Много раз! Однажды он решил, что я из-за чего-то посмеялась над ним, и так схватил меня рукой за горло, что я подумала, сейчас он задушит меня. Он-то сказал потом, что это просто шутка и он хотел только дать мне хороший урок, но на шее у меня остались такие синяки, что маме пришлось несколько дней не пускать меня в школу. Он купил мне дурацкого большого медведя с выпученными глазами и еще маленькое сердечко со словами «Будем дружить» — после всего! Он все крутился вокруг меня, представляясь всамделишным медведем, и глупо рычал. Я сидела молча с каменным лицом, и мама сказала, что я маленькая злючка и неужели я не способна понять, что Терри изо всех сил старается поладить со мной.

— Как это жестоко со стороны твоей мамы.

— Такая уж она и, наверно, другой быть не может. Ему она простила бы все, просто потому, что он ее парень. Он мог бы перерезать мне горло, а она только охала бы: «Ох, Дарлинг, не истеки кровью, не умирай, маленькая ты злючка, ведь из-за тебя у Терри будут неприятности с полицией». Послушай, а ведь копы могли бы поверить, что Терри на этот раз прикончил меня! Мы позвонили бы им по телефону, анонимно, и сказали бы, что не сомневаемся, Дарлинг Митчелл мертва, и виноват во всем ее пройдоха отчим, последний раз видели, как он преследовал ее по улице в Латимере! — Дарлинг просто давилась от смеха, хотя все еще дышала с трудом. Но потом увидела мое лицо.

— Ты что? Его ведь не арестовали, верно?

— Его — нет, а Майкла — да.

— Майкла? О чем ты? Какой Майкл?

— Тот смешной парень с мамой, они соседи твоей Нэн.

— Бедный дуралей Майкл! Господи, что он натворил? Он же мухи не обидит.

— Они думают, он прикончил тебя.

— Что? Спятили они, что ли? И почему Майкл? Он помог мне спрятаться от Терри. Боже мой! Может, кто-нибудь видел меня с Майклом? О, Индия, что нам делать? Его мамаша просто свихнется. А Майкл даже не поймет ничего. Это ужас!

— Знаю… но я уверена, они расспросят его и отпустят.

— А если нет? — Дарлинг судорожно схватила меня за руку. — Как ты считаешь, я должна сдаться?

— Нет! Нет, ты не должна этого делать, не должна!

— Почему все пошло наперекосяк? Я была так счастлива у Нэн, — простонала Дарлинг.

Я не могла не почувствовать обиды. Почему она не могла быть счастливой здесь? Я так старалась, чтобы ей было приятно и удобно, добывала для нее все, что только могла. Конечно, я не сказала ни слова, но Дарлинг все угадала по моему лицу.

— Прости меня, Индия, — сказала она. — Ты была так мила со мной. Я так тебе благодарна, правда! Просто я тоскую по дому. Но я никогда не могу быть в безопасности у Нэн, пока вокруг крутится Терри. Рано или поздно он намерен заполучить меня, я просто уверена, что это так, и не знаю, что мне делать! — Дарлинг яростно застучала по дощатому полу.

— Не надо! Они могут услышать! И ты поранишь руку, дурочка. И опять начнется приступ.

— Как мне обходиться без моего ингалятора?

— Обойдешься прекрасно.

— Мне было так страшно, когда я оказалась здесь одна в темноте. Я совершенно не могла дышать.

— Но ведь сейчас все в порядке.

— Слышишь, какие хрипы?

— Ничего, их почти и не слышно. Ты просто должна сесть прямо и расслабиться. — Я ласково потянулась к ее сжатым пальцам и стала поглаживать их. — Разожмись, вся разожмись. А теперь расслабься. Рас-сла-абь-ся.

Дарлинг засмеялась.

— Ты так говоришь, как будто гипнотизируешь меня.

— Ну что ж, так и есть. Это срабатывает.

— Да, пока ты здесь. Но когда тебя нет…

— Послушай, возможно, мне удастся сегодня еще раз пробраться на чердак. Я могу и лечь спать здесь с тобой. Тебе хотелось бы?

— Это было бы здорово. — Вдруг в глазах Дарлинг засветилась надежда. — Или, может, я спустилась бы к тебе и мы спали бы вместе в твоей кровати?

— Нет, Дарлинг, это слишком рискованно, сама понимаешь. Я приду к тебе на чердак. Это будет забавно, вроде бы мы лунатики.

Я не очень понимала, как мне удастся организовать все это. Думала, что придется ждать до глубокой ночи, когда все улягутся спать, но все сложилось как нельзя проще.

Папа страшно напился, он даже не справился с ужином. Проглотил несколько кусочков бифштекса, вдруг поперхнулся и, шатаясь, поспешил выйти. Мама смотрела в свою тарелку, разрезая на тоненькие пластинки огурец и морковь, в то время как папа в нижнем сортире с шумом извергал из себя съеденное. Ванда сочувственно стонала, рукой прикрывая рот. Прошло много времени, наконец мы услышали, как он, заплетаясь ногами на каждом шагу, взбирается вверх по лестнице.

Ванда отставила свой стул и встала. Мама посмотрела на нее.

— Ему плохо. Может, я попробую как-то помочь… — пробормотала Ванда.

— Справится сам, — сказала мама.

Ванде ничего не оставалось, как снова опуститься на стул. Она сама была белая как мел. Вдруг глаза ее расширились.

— Простите, я… — И она вылетела из комнаты.

— О господи, — сказала мама с тяжелым вздохом, откладывая нож и вилку. — Неужели и она пьет?

Мне было жалко ее. Как же это будет унизительно, когда она узнает о ребенке Ванды! Я жалела их всех. И ощущала какую-то пустоту внутри. Я запихнула в рот огромный кусок хлеба, мне хотелось как-то изменить обстановку…

— Что бы ни случилось, твоему аппетиту ничто не помеха, Индия, — сказала мама.

Хлеб во рту был безвкусный, как хлопковая пряжа. Он разбух и душил меня. Я закашлялась, глаза налились слезами.

— О, ради всего святого, Индия! Надеюсь, ты не плачешь?

Я проглотила хлебный ком.

— Нет, мама, я не плачу, — сказала я твердо. — Ты разочарована?

Мама посмотрела на меня, покачала головой, но продолжать тему не стала.

— А ведь мне, в самом деле, пора, меня ждет работа, — проговорила она, взглянув на часы.

— Ну а я собираюсь закончить уроки и лечь спать пораньше, — сказала я.

Мама кивнула и коснулась рукой своей щеки, показывая, куда я должна ее поцеловать. Я причмокнула губами, не коснувшись ее.

— Пока, мама.

Я убрала со стола, сложила посуду в моечную машину, обследовала кухню, выбирая что-нибудь повкуснее для нашей ночной трапезы. Я знала, мама навряд ли зайдет взглянуть на меня, когда отправится спать, но на всякий случай свернула несколько моих старых шмоток и положила под одеяло, а на подушке устроила Эдвину. Все подготовив, я переоделась в ночную пижаму, набросила халат и, собрав лакомства, на цыпочках прошла через холл и полезла на чердак.

Дарлинг увлеченно рисовала. Бумага у нее кончилась, и теперь она разрисовывала стены.

— Ой, Дарлинг, эти фломастеры не смываются!

— Но ведь ты говорила, что сюда никто никогда не заходит.

— Это правда. Но все-таки…

— Я хотела почувствовать себя Анной Франк. Она же разрисовала все стены. Поздравительные открытки с днем рождения, портреты нидерландской королевской семьи. Ведь она считала, что они действительно очень дорогие ей люди, верно?

— Так ты нарисовала Уильяма и Гэри? — сказала я, подходя ближе.

— Да нет же, глупышка. Я рисую тех, кто мне на самом деле дорог. Смотри. Это ты!

Она нарисовала меня первой, в моей школьной форме, с огромной копной оранжевых волос и в лохматом пальто. У нее не было фломастера телесного цвета, так что лицо у меня вышло ярко-розовое. И вообще я предпочла бы, чтобы она изобразила меня не такой толстой, хотя и знаю: я действительно толстая. Я была похожа на большую рыжую свинью, извалявшуюся в грязи. Но все же мне было очень приятно, что она меня так любит и даже нарисовала мой портрет на самом видном месте. Конечно, она нарисовала и Нэн в изящном бело-золотистом костюме, с вскинутыми вверх руками и изогнутыми в сложном повороте ногами.

— Видишь, она танцует народный танец, — сказала Дарлинг. — И Пэтси тоже.

Пэтси была в розовом топике и брючках. Было трудно определить, где ее одежда и где кожа, но выглядела она очень миленькой.

Дарлинг нарисовала и Лоретту, она держала на руках очень большую малютку Бритни, почти такую же большую, как ее мама.

— Ну, это просто потому так, что Бритни я люблю больше, чем Лоретту, — объяснила Дарлинг.

Она нарисовала Вилли на велосипеде, хотя это было очень странное средство передвижения, одно колесо у него было гораздо больше, чем другое.