Читать интересную книгу Парашют для утопающего - Маргарита Южина

– Да уж, надо скорее раскручивать это дело… Сейчас в интернат… Фу ты, черт, ну как же кошками прет! Специально эти Чащины, что ли, людей отпугивают или они так тараканов травят… – бубнила себе под нос Василиса, приближаясь к дому.

Внезапно в животе послышалось какое-то бурление.

– Так и есть, желудок есть просит, – вздохнула степенная дама. – Еще бы, с самого утра ни крошки во рту! И отчего это Люсенька нисколько не заботится о моем пищеварении, вон как о Никите Эдмундовиче жена печется!

Тут в памяти у Василисы просветлело, и пришлось признать, что именно вчера Люся крутилась у плиты, заботясь как раз таки о пищеварении, поскольку была ее очередь, а сегодня, как ни печально, наступила очередь самой Василисы Олеговны баловать подругу обедами-ужинами.

Развернувшись у подъезда на сто восемьдесят градусов, Вася поспешила к ближайшему магазину.

Продукты она выбирала недолго – чего тут думать: сейчас сварит молочный суп, а на вечер манную кашу, устроит полноценный молочный день. Да, еще надо взять творога и сметанки, и самим в удовольствие, и коту Финьке приятность.

– Простите, а… вас обслуживать не разрешают… – потупилась девочка на кассе.

Василиса даже оглянулась – кто это такой мерзавец, от которого и деньги-то брать не хотят.

– Нет, вы не вертитесь, это я вам говорю, – снова обратилась к ней молоденькая девушка.

– Мне? – вытаращила глаза Василиса. – А с чего это, позвольте спросить, для меня такая немилость? Чем это вам не приглянулись мои деньги! Я их, между прочим, не ворую! Я их добровольно получаю! По пенсии! Смотри – все как есть настоящие! Ни одной фальшивой не нарисовала! Бери, говорю, деньги, не чуди! У меня еще прорва дел!

Девчонка просто мучилась от чьего-то приказа и теперь чуть не плакала. Она прекрасно знала эту пожилую женщину, не однажды ее обслуживала, и никаких неприятностей с ней не случалось. А еще иногда она приходила с потешным огромным псом, который упрямо воровал сухарики и наивно думал, что этого никто не замечает.

– Вы меня простите, но если я вас обслужу, меня уволить могут, – жалобно объясняла она. – Нам даже вашу фотографию показывали, предупреждали, чтобы не обслуживали. Вот если ваша подруга придет, тогда…

– Ах вот оно что – подруга… – протянула Василиса. – А кто показывал?

Девчонка снова пунцово зарделась и потупилась.

Теперь Василисе стало все ясно – измором решил взять сынок, так и хочет Люсе свои денежки втюхать! Нет, конечно, можно было поднять скандал, обратиться в суд и доказать свою полную правоту, только дело-то было вовсе не в том, что ее отказались обслужить, надо копать глубже.

– Ну что ж, посмотрим, кто кого… – дернула бровями Василиса и с грохотом поставила корзину на пол. – Ладно, милая, не переживай. Выкрутимся.

Она выскочила из магазина с гневно горящими глазами.

– Ничего, золотой, в магазинах-то мы посильнее тебя будем!

Василиса села на автобус и прокатилась две остановки. Здесь жил ее сын – Павел, и тутошние магазинчики она знала, как свои пять пальцев. Конечно же, продавцы ее обслужили с хладнокровным равнодушием, и она с полными пакетами, совершенно собой довольная, направилась к остановке.

– Ох ты, здесь же совсем рядом интернат! – вдруг вспомнила Василиса.

Теперь уж, когда сами ноги принесли ее к месту работы погибшей Натальи Федоровны, не зайти сюда было верхом легкомыслия.

Усталая, голодная, с тяжелыми сумками ввалилась Василиса в гулкий коридор интерната. В это время никого из детей не наблюдалось – то ли вывезли всех в летние лагеря, то ли забрали родители. Во всяком случае – ни крика, ни гама, как принято в детских заведениях, слышно не было. Зато недалеко от входа сидели три женщины разного возраста и буйно обсуждали кого-то неизвестного:

– Да ну на фиг! И ничего она не молодо выглядит! Вот у нас прошлый завуч был, помните? Так на него было приятно взглянуть – галстук бабочкой, одеколончиком прет за квартал, а говорил как?! Все у него только кошечки и птички были! – кривила лицо в конопушках женщина неопределенного возраста в сильно ушитом платьице.

– Вот потому и вылетел с занимаемой должности – его никто никогда всерьез не воспринимал, и трудовая дисциплина от этого страшно хромала! – выговаривала ей пухлая девица, по виду отличница педучилища. – А Тамара Александровна, конечно, выглядит словно бабка, зато как гаркнет! Так сразу всем честь хочется отдать!

Третья женщина – хорошенькая куколка лет тридцати, потянулась, зевнула и пропела:

– Ой, девоньки! На фига ей наша честь? Вот нашему новому физруку я бы предложила! И честь, и совесть…

– Ленка! – шикнула на нее женщина без возраста. – Ну как не совестно, честное же слово! Здесь же ведь детское заведение! И вон сидит – почти ребенок! Ирочка… Ирка!! Чего уши развесила?! Слушаешь тут всякую похабщину!! Видишь, вон бабушка со своим барахлом тащится? Быстренько, вежливо спроси – какого ей фига надо, когда у нас все начальство в отпусках! Ой, девчонки, чует мое сердце – она к нам на ПМЖ, турнули старушонку детки-разбойники…

– Бабушка! Вы здесь не ходите! – сурово сдвинула бровки прилежная девчонка, которую назвали Иркой. – У нас тут нет никого.

Василиса пропустила мимо ушей «бабушку», хотя никогда не любила такого обращения. Она устроила пакеты на подоконнике и затрясла затекшими руками.

– Нет, девчонки, она еще и «фонарики» танцует, ишь как обрадовалась, что ее на порог пустили, – оглушительно шептала женщина с конопушками.

– Ой, Лизавета Петровна, ну чего ты всегда негатив нагоняешь? – дернула плечиком куколка и мягко обратилась к Василисе: – Женщина, вы кого-то ищете?

Василиса сразу просветлела. Вот все же не зря говорят, что красота спасет мир, но как же им – красивым, трудно все время в спасателях-то, Василиса по себе знает…

– Девушка, я вот… я к Наталье Федоровне, она мне говорила, что ее здесь найти можно, – мило улыбнувшись, соврала Василиса.

Среди троицы повисло тягостное молчание, женщины только переглядывались, но так и не отваживались сообщить неизвестной женщине печальную весть.

– А чего – она сегодня не работает? – продолжала «тянуть жилы» та.

– Сегодня нет… может, вам завтра зайти… – проблеяла дама без возраста – Лизавета Петровна.

– То есть завтра она на работу выйдет, так? – добивала Василиса.

– Ну кто ее знает… – неопределенно пожала плечами все та же конопатая Лизавета Петровна.

Хорошенькая женщина, ее, кажется, назвали Ленкой, с негодованием накинулась на коллегу:

– Ну что ты городишь-то, Лизавета Петровна?! Как же она выйдет-то!

Девчонка, которая до сей минуты воспитанно молчала, решила-таки внести ясность:

– Да не будет она работать, она ж убитая! Погибла, а мы тут сейчас сидим и по ней печалимся, неужели не видно?

Василиса с ужасом схватилась за левый бок:

– Убитая?!! Боже ж мой!! Как это произошло?!

– Да кто нам показывал-то? – удивилась девчонка. – Мы вообще поздно узнали, а потом пришли, веночек подарили, и все, с нами попрощались.

– Между прочим, мы на венок даже из профсоюзных денег не брали, сами сбрасывались, а нас и к столу не подпустили! – вспомнила обиду Лизавета Петровна. – И это при наших-то заработках!..

Женщина сама вышла на нужную тему, Василисе даже не пришлось ей строить хитрую словесную западню.

– Ну уж, предположим, не такие скудные у вас заработки… – расшевелила она больную рану.

На нее дамы тут же накинулись разъяренными осами:

– Ни фига себе!! Это у нас-то не скудные?!! Да мы для чего здесь сидим-то?! Да для того… да фиг знает, для чего!! Просто нахватали себе ставок, теперь и за сторожей – мы, и за техничек мы, а получать все равно нечего! И еще, главное – не ску-у-удный!! Да у меня сосед пенсию, пен-си-ю!! получает в два раза больше! Потому что инвалид! А я вот, дура, здоровая, как конь, работаю, как лошадь, и никаких мне пенсий!!

Василиса захлопала глазами:

– Но вам ведь добавили!

Лизавета Петровна от такого замечания пошла вся фиолетовыми пятнами, вытянула шейку и, закатывая глазки, затараторила:

– Это кому добавили? Это нам добавили? Да что там добавлять-то, там всю зарплату менять надо!!

– Нет, ну я слышала, Наталье Федоровне добавили. Ее же повысили в должности, следовательно, и зарплату…

– Нет, Ленка, эта дамочка определенно спутала интернаты! – пожаловалась Лизавета Петровна подруге. – Ей надо было в интернат для умственно отсталых! Это ж надо – Наталью повысили! Куда ее повысят-то? Она и так у нас на втором этаже работала! А если она работала медсестрой, так у нас главврачом ее не сделают! Повысили! Ленка, ну чего ты шары мажешь?! Объясни человеку!!

Лена и в самом деле пялилась в маленькое зеркальце, делала ротик буковкой О и подкрашивала длинные ресницы. Ей совсем не хотелось влезать в бурные дебаты, вероятно, дамочка была неконфликтна, однако после настоятельных просьб Лизаветы Петровны зеркальце отложила и устало глянула на обеих женщин: