Читать интересную книгу Сын маминой подруги (СИ) - Мелевич Яна

В крайнем случае – пять дней по соседству со всем семейством Канарейкиных даже при наличии родителей и Тасманов сломается через пару дней. Его собственный отец этому поспособствует.

- Вот, изучи, поплачь, разрешаю даже послюнявить мой пиджак. Но недолго, - заявил Паша. Протягивая сыну контракт к Венчиковым. По условиям шоу выходило, что Алиса с Елисеем должны были разыграть страстную пару во время съемок и радовать зрителей своими регулярными «скандалами». Апполон Венчиков включил даже пункт о мордобое, однако Лиса решительно мотнул головой. Обиженно произнеся:

- Стулом себя бить не разрешу! И сковородкой тоже.

- А зря, тебе бы на пользу пошло, - хмыкнул его отец, отпивая чаю из кружки и задумчиво откидываясь на спинку диванчика, довольно жмурясь и наслаждаясь внутренним покоем.

Посреди просторной кухни носился рыжий котенок Слюнявчик, прозванный так Пашей за чрезмерную любовь к облизыванию. Это был первый кот семьи Канарейкиных после смерти всеобщего любимца Сникерса. Мама так горько по нему плакала, что Паша долгое время отказывался заводить новых животных. Иногда Лисе казалось, что сам отец очень скучал по толстому добродушно вислоухому шотландцу. Он никак не желал выбрасывать его игрушки и не хотел брать нового кота, как бы они с Настей его не упрашивали.

Сейчас же рыжий котяра, которому от силы было полгода, вольготно разлегся подле переполненных чашек. То и дело он поворачивался полосатым пузом к солнечным лучам, проникающим сквозь большое окно пятикомнатной родительской квартиры.

- Что, и вопить не будешь насчет постоянно нахождения вместе? – вскинул брови Паша, отпивая чай и задумчиво разглядывая сына. – Твоя мама решила, что ты разнесешь дом.

- Вот еще, я уже взрослый, ответственный человек, - фыркнул Лиса, на что Паша еще больше улыбнулся и вскинув бровь, пнул сына под столом в голень.

- Ой!

- Именно поэтому мы тащимся все дружно в жопу мира? И уже, кстати, обрадовал дедушку Ярика? – иронично поинтересовался Канарейкин-старший, глумливо захихикав. – У него последние блондинистые пакли выпадут от ужаса. Пожалей старичка, лучше сразу пристрели.

- Мне всегда было интересно, за что он тебя терпит, - проворчал Елисей, потирая ногу и цокнул снова. Почувствовав второй удар. – Ай! Пап, больно же!

- Не дерзи отцу, страшный ребенок, - сурово отозвался Кенар, вновь расслабленно откидываясь на диванчик. – А гиене при жизни счастье привалило - другом моим быть. Если бы не я, замерзли бы его бубенчики в минус сорок в сугробчике под стишки Байрона… - философски потянуд Паша, взмахнув рукой и предаваясь воспоминаниям.

- Это когда он с балкона на твой свалился от соседки сверху? – поинтересовался Елисей удивленно, наклоняя голову набок и потянувшись к шоколадному печенью в вазочке. – Он что, правда сбегал от разъярённого мужа через балкон шестого этажа?

Паша отмахнулся, громко хрюкнув от смеха.

- Так идиот же. Че с него взять. Вот Марк – чудесный мальчик. Гаденький правда, но чудесный. Люблю гаденьких, они греют мое старое сердечко, - он пригладил темную рубашку в районе груди с правого бока, отчего Елисей закатил глаза.

- Пап, сердце с другой стороны, - буркнул и вновь получил пинок по ноге, взвизгнув от недовольства. – Да за что?!

- Еще яйцо пингвина не учило!

Рыжий полосатый Слюнявчик подошел прямо к мужчинам, принявшись тереться о ноги Паши, оставляя свои ворсинки и запах на брюках Кенара. Он недовольно проворчал что-то насчет раздражающих животных и поднял кота с пола, посадив на плечо, позволяя ему облизывать немного обросшую щетиной щеку. Картина казалась более, чем странной. Кто знал Павла Канарейкина исключительно в рамках рабочих отношений, никогда бы не смог совместить два образа в голове: домашний Павел и Павел-бизнесмен.

Несмотря на многочисленные издевки, шутки и подколы, именно здесь, в родных стенах, Канарейкин становился тем, кем его всегда знали и любили его близкие. На кухне сейчас, с закатанными рукавами, простых брюках и чуть растрепанными немного поседевшими волосами, Паша являл собой беспечного Кенара. Того самого, над которым постоянно шутил дядя Ярослав или иронизировала мама Елисея.

- Люблю тебя, пап, - вдруг выдал Лиса, совершенно не думая и поймал взор зеленых глаз из-под темных ресниц.

- Не подлизывайся, оболтус. Вижу, тебе что-то надо, - пробурчал Паша, ставя кружку на стол, недовольно морщась. Кот спрыгнул на стол, перебежав к Елисею и принялся ластиться к нему.

Игра с котом, отвлекла парня от мыслей об Алисе и таинственной незнакомке. В подкорке мозга что-то шевелилось, а вот память напрочь отказывалась помогать. Силуэты, образы, туманные фразы – это все, что сумел собрать по кусочкам воспоминаний Канарейкин в попытке доказать свою теорию. Наркотик отнял слишком многое у него в вечер и слишком мало оставил. Если это была Алиса, почему она ничего не сказала? И если она же в тот раз была с ним, отчего сейчас делает вид, будто они по-прежнему не имеют никаких отношений кроме рабочих?

Все это сдавливало обручем виски до головной боли. Слюнявчик мяукнул, приподняв непропорционально большие для его стройного тельца уши, едва услышал шаги хозяйки. Кира Канарейкина с достоинством вплыла на кухню, оглядев своих мужчин и приподняла брови, когда ее старший сын улыбнулся.

- Мамуль, - распахнул объятия Елисей, поднимаясь и заключая хрупкую мать в объятия.

- О, что, мы уже не такие взрослые, чтобы с мамой обниматься? – фыркнула она, целуя в ответ Елисея и потрепав его по щеке. – А после десяти начал личное пространство отстаивать.

- Так к тридцаточке иду уже, мам. Пора задуматься о том, что вы не молодеете, - притворно вздохнул, хохотнув, едва увернуться от шлепка по плечу. Кира затянула пояс своего шелкового бежевого костюма брючного комбинезона и ткнула пальцем в сторону Павла.

- Это все твое воспитание. Я их хорошими растила, чтобы родителей уважали.

- Говорил тебе, давай их в садике оставим и новых заведем. А ты нет, мол, как же. Кровиночки, детишеньки, сорок тыщ за частный садик платим, ты че обалдел, Паш, - закатил глаза Кенар, отмахнувшись.

- Да-да, - закивал Лиса, невозмутимо взяв кружку с чаем, прислонившись к краю кухонной тумбы рядом с раковиной. – Дети все в соседей, а вы оба просто золото.

- Конечно, младшее поколение всегда хуже прежнего, - хором отозвались родители, на что Елисей только фыркнул.

Из родного дома младший Канарейкин выпорхнул полный надежды и предвкушения. Попытка разговорить родителей не удалась: оба резко прикинулись старыми, немощными и глухими. Мать не остановила даже угроза отправится в лесную глушь с таинственным модным целителем и гуру йоги. По ее же словам, после пары десятков лет с его отцом, уже ничего не страшно. Собственно, Елисей не особо и надеялся.

Родной брат отпадал сразу – Антон уперто заявил, что ничего не знает и не помнит. Он вообще в такие моменты очень часто становился похожим на мать. Ни угрозами, ни уговорами не проймешь. Влад Радов избегал его как огня, а супруги Тасмановы вовсе сделали вид, что они не при делах. Все остальные были либо не в курсе, либо знали ту же полуправду, что и сам Елисей.

- Не семья, а один сплошной дурдом без колесиков, - буркнул Елисей, вышагивая в сторону подъезда молодой четы Тасмановых.

Собственно, он почти до него дошел, когда заметил вожделенную жертву – своего друга Марка – у одной из лавочек. Рядом с ним сидел усталый Шницель – старый серебристый пес породы хаски; а вокруг лавки бегала такая же хаски, только черно-белая, по имени Стася. Стоило подойти ближе, как молодая собака задрала заднюю лапу, принявшись поливать деревянную ножку, высунув от удовольствия язык.

- И в чем провинилась лавочка? – поинтересовался Елисей, подходя ближе и сунув руки в карманы куртки, с интересом наблюдая за тем, как Марк бросает лакомство довольной Стасе.

- На ней сидят бабушки, - потянул Тасманов, присаживаясь на корточки и протянув руки к собаке, которая подошла ближе. Он потрепал хаски по холке, принявшись поглаживать ее шею, зарываясь пальцами в собачью шерсть, приговаривая: