как струна, всё натянулось.
Вглядываясь в его смеющийся рот и озорные глаза, я пытаюсь определить, взволнован ли он так же, как и я. В его лице ни капли волнения.
– А может, нам провести следующий семинар на Николиной Горе? – спрашивает он.
– Было бы замечательно, – отвечаю я.
На занятиях Профессор рассказывал, что в поселке Николина Гора он с детства проводил каждое лето. Уже несколько лет они с Борисом Дмитриевичем снимали там дачный домик недалеко от пляжа. На выходные они приглашали студентов и устраивали вечеринки с ночёвкой. Я слышала про эти легендарные вечеринки. Много плохих и страшных историй, которые разжигали во мне не страх, но ещё большее любопытство. Но про встречи на Николиной Горе во время учебного года я слышу впервые.
– Да, устроим пленэр, – задумчиво обращается он сам к себе.
– Было бы замечательно, – повторяю я.
Он, поворачивая мою руку в своей, смотрит на часы. Затем отпускает, встаёт.
– Выходим, я опоздаю.
На «Охотном Ряду» мы переходим платформу и садимся на обратный поезд.
* * *
Я пошла к психиатру, чтобы похудеть. Им оказалась молодая женщина с розовыми и голубыми никотиновыми пластырями на голых предплечьях и лисьей улыбкой на упругих, как спасательный круг, губах. Она рассказывала про интуитивное питание, что разрешает своей дочери то, что обычно родители строго-настрого запрещают детям – есть сладкое перед едой и пить, когда той того хочется, какао «Несквик».
– Я просыпаюсь в четыре утра, – говорю я.
– Это симптом депрессии, – отвечает врач.
– Я ем всё, что нахожу дома, не могу остановиться.
– Компульсивное переедание?
– Да.
– Это симптом РПП.
– И по затылку будто мурашки бегают.
– Понятно.
– И я постоянно чешусь, непроизвольно, даже во сне, – продолжаю я и для убедительности добавляю: – Расчёсываю ноги до крови.
Это не совсем правда, до крови не доходит, только до покраснений, но на приёме у психиатра хочется произвести впечатление, что я грустнее, несчастнее, больнее, чем есть на самом деле. Всё остальное – правда. Я просыпалась каждый день в три-четыре утра, и неведомая сила выталкивала меня из кровати. А порой не спала ночами, думая о будущем, пытаясь предугадать, как сложится моя жизнь. Загвоздка ещё состояла в том, что мне нравились подъёмы ни свет ни заря, и я ни за что не променяла бы их на сон. Это было похоже на соревнование с солнцем, кто раньше встанет. Каждый день будто делился на два – день до занятий и день, начинавшийся в Школе. Я шутливо называла их первой и второй сменой. Первую я тратила на прогулки или письмо, чувствуя себя глупо, когда большую часть времени из драгоценных часов, пока солнце не начнёт шептать в окно проклятия, сидела, уставившись на руки, неподвижно лежащие на столе поверх раскрытой тетради на исписанной до середины странице.
Врач кивает. В том кабинете с серыми жалюзи на окнах первого этажа медицинского центра она и правда выглядела как единственный человек, который меня понимает. Добрая врач пожалела меня, как, возможно, жалела всех, оказавшихся в её кабинете.
– Вот это лекарство хорошо помогает при РПП.
Она дала мне три коричневые бумажки с рецептами на антидепрессант и ещё два препарата. Принимать нужно, понемногу наращивая дозу. В качестве побочных эффектов могут появиться тошнота и сонливость. Про один из них со страшным названием «Флуоксетин» девочки-анорексички писали в группах в Интернете, что он подавляет аппетит. Я забрала хрустящие бумажки и, счастливая, окрылённая надеждой, что теперь не буду есть несколько дней, полетела домой. Казалось, лекарство на бумаге уже начало действовать, и вес тает сам собой.
По пути из аптеки я купила батарейку в неработающие, пылившиеся в тёмной прихожей весы. Чтобы разглядеть цифру на маленьком экранчике, нужно было включить болезненно режущий глаза свет в комнате. Я надеялась, что похудела до 49 килограммов, но стартовый вес был 51,5. Зато теперь у меня были волшебные таблетки, которые помогут похудеть, может быть, до 45, но всё постепенно.
У препаратов был накопительный эффект, что значит, как сказала врач, нужно ещё немножко потерпеть. Мурашки в затылке прошли почти сразу, но, ожидая, пока счастье накопится где-то в тёмно-красных полостях организма, я не сразу заметила, что после двух недель приёма таблеток аппетит сменился чувством полёта, и с врождённой лёгкостью пустота в желудке проделывала сальто. Было так хорошо, что есть не хотелось. Это было ни на что не похоже. Хотелось только зелёного сочного киви. Я думала, как было бы хорошо, если бы есть вообще было не нужно. Появляясь, голод ощущался не в желудке, а в ногах, когда коленки начинало приятно потряхивать. Походка становилась зыбкой, будто плывёшь. Тогда я съедала немного зелёного киви. Немного киви на завтрак, обед и ужин. Я срезала ножом волосатую коричневую кожицу и, не разрезая, вонзала зубы в скользкий сочный плод. Во рту от кислоты было ощущение, как от взрыва маленькой бомбы, а зелёные глаза наливались ещё большей зеленью. В промежутках подкреплялась кофе, теперь чёрным, без молока и сахара.
У препаратов был один недостаток – крайняя несовместимость с алкоголем. Я любила выпить. Во время одинокой жизни в Москве алкоголь стал неотъемлемой частью общения. Вино, как мне казалось, делало меня более интересной в глазах окружающих. Вино позволяло быть более развязной, свободной, непосредственной – такой, какая я есть на самом деле. Может быть, чуточку безрассудной в моменте, а наутро подавленной и тихой больше обычного, но оно того стоило. К вечеру становилось лучше, чувство подавленности проходило, и внутренний голос вкрадчиво нашёптывал: «Сегодня можно ещё немного выпить». Последствия употребления алкоголя с антидепрессантами были мне пока неизвестны. И некоторое время, пока эффект от лекарств копился, я держалась – не пила целых три недели с начала приёма таблеток, но потом, позволив себе на одной вечеринке несколько бокалов вина, расслабилась – всё казалось волшебным, я чувствовала, как меня наполняет любовь ко всему миру, чувствовала, что могу всё и море по колено. Ни во время, ни после вечеринки ничего страшного, по крайней мере, из того, что я бы запомнила, не произошло, и я решила, что предостережения о несовместимости этих двух источников радости несколько преувеличены. Наутро голова была на удивление ясной и лёгкой, только память давала сбой – я не помнила ни большую часть вечера, ни того, как добралась домой. Решила, что иногда правила стоит нарушать, а с последствиями будем разбираться по мере поступления, тем более в жизни начался новый период, вызванный пока что робким сближением с Профессором. Рядом с ним мне нужно