него, и задержался на ней. Что-то словно изменилось в ней со вчерашнего дня, но что — он не сразу понял. Мысли его были рассеянны, и он не мог сосредоточиться. Наконец он понял, что изменилось в этой его картинке — она была застеклена. Много лет висела она на стене незастекленной. Теперь вот она оказалась вдруг окантованной и застекленной. Сквозь поблескивающее стекло она выглядела иной, чем была вчера, — более гладкой и, пожалуй, более живописной. Кто же это сделал с ней? Кто прикоснулся оживляющей рукой к его юности? Кто захотел оживить и украсить ее?
И как бы в ответ на этот непроизнесенный вопрос в комнату вошла Рина Афанасьевна. Он тотчас узнал ее шаги, но не обернулся. Она подошла к нему и, став рядом, взяла под руку. С минуту они стояли молча. Потом Рина Афанасьевна спросила тихо:
— Правда, так лучше?
Он молча кивнул головой. Они прошлись по кабинету несколько раз взад и вперед. Предстоял воскресный вечер — долгий и тихий. Рина Афанасьевна вдруг остановила его, поднялась на цыпочки и поцеловала — нежно и ласково, очень нежно и очень ласково. Она провела рукой по его затылку, знакомо упрямому и немного щетинистому, и выскользнула из кабинета. Он постоял с минуту, потом подошел к полке и поставил книгу на место. Потом сказал, ни к кому не обращаясь:
— Да. Так лучше.
ЭПИЛОГ
Больше они никогда не встречались. Так ничего и не случилось больше меж ними. Но он помнил это целую жизнь; может статься, потому и помнил, что это осталось неслучившимся.
Маленький
и
Большой
МАЛЕНЬКИЙ И БОЛЬШОЙ ЗНАКОМЯТСЯ
Мы свиделись впервые у меня. Я заочно пригласил его погостить на даче. И вот он пришел ко мне на городскую квартиру, чтобы вместе со мной ехать в Комарово.
Прежде чем увидеть его, я услышал его голос:
— Я буду с бабулей работать. Шишки собирать.
Голос заявлял о характере, слова — о намерениях и склонностях. Видимо, он был не из тех, кто любит бездельничать. И я подумал с уважением: «Молодец».
Потом я вышел в кабинет и увидел его. Он был меньше своего голоса, и это вызывало добрую зависть. Как всякий писатель, я жарко желал, чтобы мой голос был больше меня. Но это удавалось очень редко, а может быть, никогда не удавалось. И вот передо мной Маленький Человечек, которому это дается без всякого видимого напряжения, по естеству.
Мы смотрели друг на друга, примериваясь, как нам быть вместе. Это всегда неловкие минуты. Но на этот раз неловкости не было. Я глядел на Маленького с удовольствием и скрытой радостью. Я любил Маленьких Человечков за их огромные возможности и отсутствие полутонов. Я люблю несмешанные краски.
Он был мал для своих трех с половиной лет, выглядел плотненьким, коренастеньким и прочно прикрепленным к большому белому помпону на своем красном беретике. Из-под беретика выглядывала короткая светлая челочка. Он был приятен и серьезен.
Так он стоял — маленький в большой комнате с очень высоким потолком. И он нимало не терялся в ней. Напротив, сразу было видно, что он в ней самый главный.
Всякое живое существо, попав в незнакомую обстановку, тотчас начинает принюхиваться и приглядываться к ней. Незнакомое — это значит опасное. Незнакомое надо как можно скорей превратить в Знакомое. Для этого прежде всего надо оглядеть все вещи и обнюхать все углы.
Надо быть очень храбрым, чтобы без трепета вступить в соприкосновение с Неведомым. Маленький вступил в неведомый ему мой мир храбро, заявив в нем о себе решительно и в первое же мгновенье.
Я — ЗА РУКОПОЖАТИЕ
Я протянул ему руку. Он вложил в нее свою руку. Рукопожатия не было. Маленькие Человечки не знают рукопожатий. Рукопожатие — знак дружества и равенства между людьми. Но маленьких взращивают на неравенстве, внушая понятия о нем на каждом шагу. Маленькому не подают руки. Его берут за руку. Ему вечно твердят: «Ты еще маленький».
Этим его постоянно оттесняют в какой-то дальний угол бытия, подчеркивая его неполноценность, неравенство с окружающими его людьми. Это скверно. Старый хитрец Свифт давно доказал, сколь зыбко понятие «маленький», отправив своего Гулливера сперва к лилипутам, которым он казался великаном, а потом к великанам, которым он казался карликом. Маленький — это просто невыросший. И чтобы расти, он должен учиться соотносить себя с окружающим. И он это постоянно делает.
Когда, спустя полтора часа, мы шли по дачному поселку, он увидел