Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Объявили общую сумму ставок. Прогрохотали аплодисменты. Представили финалистов. Над рукоплесканиями взмыли улюлюканье, свист. Наконец, прозвучала команда «к бою». Толпа всколыхнулась и стихла.
Я искал глазами Любаву – но встретил лишь тяжкий Андронов взгляд.
Все произошло стремительно. Никто такого не ждал. Опомниться не успели. Невероятно. Всяко бывало. Но не такое. Не поединок – молния. Едва мы выпустили бойцов, мой скорпион бросился вперед и сходу откусил обе клешни противника. Отрезал бьющий хвост. Пощелкал, как семечки, мелкие лапки. Принялся злобно раздирать панцирь.
Парализующее напряжение высоковольтной тишины росло волной – и прорвалось. Толпа взревела.
Да, то была чистая победа. Перед глазами расплывалось и неслось по кругу: пришибленный Андрон, восторженно орущий Кеша, беснующиеся болельщики с дикими глазами, слепящая прожекторная лампа над замызганным столом, в центре которого, героем дня, в суровом ящике из-под инструментов кромсало ошметки мое маленькое чудовище.
– Поздравляю… – Она подошла, выделившись из толпы. Медовые очи искрили ироническим издевательством.
– Эту победу я посвящаю тебе.
– Как тебе удалось? Без моей-то помощи. Скорпион Андрона куда как крупнее.
– Любовь побеждает всё.
Поговорить откровенно возможности не представилось. С нею рядом неотступно торчал Андрон. А потом она укатила на «мерсе». Кажется, они поругались. Не уверен. Ни в чем. Ее сотовый все время был выключен.
В тот вечер Андрон вусмерть напился. Я тоже. На троих, за компанию с ним и с Кешей. Мальчишник. Языки у нас заплетались, но Андрон так и не раскололся, каким именно образом готовил своего скорпиона. Ну и я старался поменьше болтать. Начнешь с пузырька, а кончишь Любавой. Я не мог понять, знает он о нашем романе или не знает. Кроме того я не знал, помогла она мне, или я дрался один. Да и что у меня теперь, собственно, с ней?
Следующим днем вернулись втроем на моей машине. Я их развез по домам и угрюмо поехал к себе. На душе было тяжко и муторно.
А в первый день после праздников она сама вышла на связь.
Я несся по городу, не чуя педалей. Светофоры мелькали трассирующими прострелами. Любава ждала меня там, где мы никогда еще не встречались.
Она стояла у арки центрального входа в зоопарк.
Какие-то мгновенья мы нерешительно друг на друга смотрели, словно видим впервые, словно в те мучительные пару недель, когда наша связь истончилась до едва существующей нити, возникла стена из стекла, День Победы не в счет. Я сделал шаг. Она – мне навстречу. Исчезли все звуки, прохожие замерли манекенами. Мы пошли, побежали, распахивая объятья – и сомкнулись. Город двинулся, закружил, заиграл мелодию.
– И все же, что это было? – спросила Любава, когда наши губы наконец-то разлиплись передохнуть.
– Ты о чем?
– О зелье, которое я влила Андрону в садок.
Я рассмеялся от счастья. И рассказал все как есть…
Когда я осознал, что банальный отбор в предварительных поединках не дает гарантии непобедимости финалиста, пришлось задуматься о подъеме его бойцовского духа на недосягаемую для прочих ступень. Боец должен не просто там как-то сражаться, но должен вкладывать в бой всю силу души. Должен считать противника врагом всей своей жизни. Должен противника ненавидеть, желать ему смерти. Должен стать беспощадным убийцей. И я придумал: лучшему претенденту начал подсовывать самок. Пока с одной тот не завел брачный танец. Затем я самку убрал. И через день снова вернул. Так несколько раз. Разлучать его с самкой становилось все затруднительней. Когда их слияние достигло критического накала, я вырвал у него самку – и пустил в садок к другому самцу. Через пару дней я соперников свел на ринге. От «совратителя» остались рожки да ножки. Эту селекцию я проводил многократно, с разными самцами, но единственной самкой. С той, которую выбрал мой «воин». Победа всегда оставалась за ним. Кстати, он так же уверенно побеждал в поединках, безотносительных к амурной враждебности. Именно его я вывел на клубный чемпионат. Именно он в итоге дошел до финала. Но как сделать так, чтобы в том самом, решающем поединке противник превратился для «воина» в объект лютой ревности? Я ломал себе голову не одну бессонную ночь. И однажды меня озарило: запах! Я устроил для них ложе любви. Начал подкладывать промокательную бумагу. Затем вымачивал бумагу в дистиллированной воде и продолжал эксперимент уже с водной эссенцией. Результаты были самые убедительные. Стоило применить всего несколько капель, и скорпион с «подмоченной репутацией» превращался в приговоренного. Оставалось изловчиться вылить флакон на бойца Андрона.
– Ты гениальный мерзавец, – улыбнулась Любава. – Наверно, за это тебя и люблю.
Уткнулась мне в грудь. Я уткнулся ей в волосы. Ее запах хмелил и дурманил. В этот миг я почувствовал себя буквально непобедимым. Она прошептала:
– А я ушла от Андрона…
В первый миг не вполне осознал. Показалось даже, будто ослышался. Она подняла лицо, улыбаясь все так же беспечно. Но в ее близких глазах, в медовой, затягивающей бездне, я увидел расплавленное мерцание катастрофы.
Я переспросил. Она подтвердила. Рубикон перейден. Нынче утром подала заявление на развод.
– И… где ты теперь будешь жить?
– У мамы, где же еще. Снять квартиру мне не по средствам. К тому же, как ты, наверно, догадываешься, я теперь – безработная.
9
В конце мая Андрон отчалил в новый поход. На сей раз компанию ему я не составил. Собственно говоря, он меня и не звал. Что до разбитой яхты, которая теперь считалась моей, она так и не обрела изначальную цельность.
Моя жизнь раздвоилась еще тогда, год назад. Но осознал я это только сейчас, в кризисной ситуации. Игривая легкость, с которой я игнорировал реальные обстоятельства, обнаружила свою карнавальную фальшь. В моей судьбе существовали две женщины. Рано или поздно я должен был что-то решить. Я отодвигал эту необходимость, как заболевший – визит к врачу, страшась услышать окончательно честный диагноз.
И вот это сделали за меня. Ждать у моря погоды Любава не стала. Точней, не смогла. В ней не было той терпимости, какую жизнь воспитала во мне. Ушла от Андрона. Хотелось думать, это ее личное дело, она взрослая девочка, все понимает и располагает свободой выбора. Но что-то подсказывало, что ушла она не из-за пресловутого «несходства характеров», а из-за меня. То есть, ко мне.
Что прикажете с этим делать?
Я стал вести двойную бухгалтерию. Для начала – оплата сотового Любавы. По моей вине она лишилась и мужа, и заработка. Жалко ее, дуреху. И еще, стал откладывать деньги. На всякий случай.
Основную часть выручки по-прежнему отдавал жене. Фактически она продолжала меня высасывать. Но если прекратить с нею секс оказалось нетрудно, то прекратить перекачку денег никак невозможно. Моя гипотеза обрела беспощадность научной теории: на известном этапе супружеских отношений близость их деградирует, делается ненужной, и как проститутка норовит в идеале ограничиться флиртом, так и моя Бедная, не горюя о сексе, вожделела лишь денег.
Она тщательно контролировала мой кошелек. Дотошно изучала ведомость по зарплате. Пересчитывала любую наличность, не брезгуя «черным налом», и была озабочена, что чернухи стало вроде как меньше. В ней вызревала нервозная подозрительность. Ей все чаще казалось, что я таю он нее заначку. Конфискованные деньги она складывала в семейный наш сейф, а куда прятала ключ – не моего ума дело. Спорить о справедливости было лень. Меня занимала чисто академическая постановка вопроса: сколько должна зарабатывать получившая равноправие женщина, чтобы перестать устраивать мужу шмон, выгребая последнее? Как-то раз спросил ее прямо. Она заявила, что, оказывается, копит деньги на квартиру побольше. Не вполне ясная и, в свете обнаруженной правды, абсурдная цель. Разве что – перспектива размена?
Я тоже задумался о квартире. Для Любавы. Снять жилье. Купил «Из рук в руки», начал просматривать варианты.
Странное дело: после моего прекращения секса с женой и после ухода Любавы от мужа наши отношения в качестве любовных партнеров стали почти платоническими. Иногда, отдаваясь внезапной страсти, мы наскоро делали это в машине. Но все чаще с иронией отмечали, что, все-таки, это не совсем то.
Нашим телам требовалось полное обнажение. Для этого не было времени и условий. Раньше это происходило в квартире Андрона. И еще, эпизодически, в яхт-клубе. Теперь в клуб она ехать побаивалась. Я же побаивался квартиры ее мамы. В лаборатории до вечера торчал Соломоныч. А вечером мне, разумеется, нужно домой.
Несмотря на ограниченное удовлетворение, чувствовали мы себя счастливыми. Пока Любава подыскивала работу, мы встречались едва ли не каждый день. Ездили по моим скорпионьим делишкам. Обедали в каком-нибудь ресторанчике. Ходили в кино, в музеи, на выставки. А то и просто гуляли без всякой цели.
- Первый день – последний день творенья (сборник) - Анатолий Приставкин - Русская современная проза
- Неон, она и не он - Александр Солин - Русская современная проза
- Zевс - Игорь Савельев - Русская современная проза