Читать интересную книгу Грязный лгун - Брайан Джеймс

Потом я стал различать голос Дженет, звучавший сквозь мои всхлипывания, звучащий откуда-то сверху, словно щебет птиц, низко летящих в небе:

— Сейчас все хорошо… с тобой все хорошо… — Потом я почувствовал ее руки, обнимающие меня, хотя я уверен, что она это делала уже какое-то время, просто я этого не чувствовал, пока не выговорился до конца.

Я не знаю, как долго мы так сидели. Я не знаю, сколько времени прошло, пока я не перестал дрожать, пока меня не охватило чувство покоя. Я не знаю точно, когда иссякли слезы, только знаю, что это произошло, потому что мои глаза наконец закрыты. Я не знаю, долго ли она гладила меня по голове и шептала: «Все хорошо», потому что, когда я начинаю засыпать, она все еще рядом, я все еще слышу ее шепот.

Другой человек с утра

8 часов 21 минута. Суббота

Солнце такое яркое, что голубое небо по его краям стало выгоревше-белым, белизна распространяется, синева исчезает, словно ее выжигает солнце, подобно искре, прожигающей одеяло. Это первый день, когда весна заметно приблизилась к лету и перестала казаться просто теплой зимой.

По деревьям это тоже заметно: цветы уже уступили место листве, которая тянется вверх, к облакам, чтобы получить свою порцию тепла, ветви все покрыты зеленью, как на детских рисунках.

Я развожу руки в стороны и пытаюсь почувствовать то, что должны чувствовать они. Мне неважно, что я почувствую — что угодно, только не ту пустоту, образовавшуюся в глубине моей души, там, где я так долго хранил мои секреты — взаперти, слой за слоем укрывая их, как земля укрывает могилу… только вся почва теперь изменилась.

Если я простою так достаточно долго, может, солнце прожжет ту оболочку, которая покрывает меня, вдруг оно сможет прожечь ее, чтобы освободить меня, потому что я так долго был только лишь хранилищем своих секретов, я сам не имею содержания, когда у меня нет тайн, которые надо скрывать — как сейф, в котором ничего, не хранится.

Но я сыт по горло тем, что они определяют мою жизнь.

Я сыт по горло тем, что являюсь тем, кем они меня считают.

Я сам виноват — я так долго позволял себе быть ничем, что как бы меня ни называли, все подходило мне. Я был тем, кем они хотели, покуда то, что я хранил внутри, было в безопасности. Я был маленькой сопливой тряпкой для Роя, гомиком для Джордана, чудаком для учителей, но меня это не трогало, так как я думал, что лучше быть таким, чем быть собой.

Да пошли они!

С этого момента я буду собой.

Я больше не буду молчать.

Я буду говорить об этом, чтобы они слышали, а если им не понравится то, что они слышат, то это не моя проблема. Если им от этого будет неуютно, если их это разозлит, если это означает, что я должен буду драться, препираться или кричать, то я буду это делать.

Вот что значит не быть неполноценным.

Вот что значит быть живым.

Я снова хочу быть живым. Я не хочу быть мертвым, я не хочу прятаться в тени.

Я вышел сегодня из дому, потому что я не хотел никого видеть, ни Дженет, ни отца, которому теперь уже все известно. Я не хочу видеть свое отражение в их глазах, потому что я боюсь того, что я увижу там: как я буду выглядеть, на что похож настоящий я.

Я собирался закрыться в хижине у ручья, хотел, чтобы лес отделил меня от остального мира, но потом я остановился. Я развел руки в стороны, чтобы ощутить тепло солнца, его лучи, падающие на меня, пронизывающие меня, освещающие то, что так долго оставалось в темноте, и все, что мне осталось сделать, это закричать.

Я кричу так громко, что всему миру придется меня услышать.

Я кричу так долго, что даже птицы, которые поначалу улетели, вернулись и стали привыкать ко мне.

Я кричу с такой силой, что чувствую, как отступают демоны, потому что крик, исходящий от меня, велит им искать себе другую жертву, потому что я сильнее, чем они думают, и мне плевать, если меня кто-то видит, мне плевать, что они могут подумать обо мне, потому что я имею право быть здесь, я имею право на жизнь.

11 часов 07 минут. Суббота

Я провожу рукой по шкафчикам, когда иду по коридору, меня удивляет эхо, в котором обрывки миллионов разговоров обычно заглушают любую мысль, меня удивляет та свобода, с которой я могу зигзагами ходить от одной стены к другой, с вытянутыми руками, отталкиваясь от каждого шкафчика и притоптывая ногой в такт дребезжащему звуку, глухо разносящемуся по коридору.

Есть что-то неправильное в школе в выходные дни. Вывески, пропагандирующие школьный дух, не имеют смысла, когда их некому читать; парты не имеют смысла, когда за ними некому сидеть; классы бесполезны, когда в них выключен свет и закрыты двери; коридоры похожи на сосуды, по которым не течет ни капли крови.

Я знаю, что это здание не воспринимает меня как нечто жизненно важное. Я не являюсь частью того круговорота, движения которого формируют мнения и намечают тенденции того, какой должна быть средняя школа. Я всего лишь живу в его дыхании, мне позволено бродить в толпе других учащихся до тех пор, пока я не начинаю доставлять слишком много беспокойства.

Хотя, я думаю, оно ко мне привыкнет.

Ему придется, потому что я никуда отсюда не собираюсь, и я не убираю руку от этих шкафчиков, чтобы прекратился шум, исходящий от них. Я не собираюсь оставаться в задних рядах и молчать, когда крутые парни стараются меня запугать.

Я не говорю, что это будет легко.

Я не говорю, что не найдется придурков, которые постараются остановить меня, которые попытаются вернуть меня обратно в тень, я просто говорю, что если они и найдутся, то пусть они воспримут это как серьезное предупреждение!

Мне не пришлось долго ждать, чтобы начать вести себя по-новому, потому что из-за угла в конце коридора вышел мужчина.

— Извини, сынок, ты куда направляешься?

Я замечаю, что выражение его лица не спокойное, не такое, как я ожидал, он не пытается разозлить меня, больше похоже на то, что он боится за меня, и мне кажется, что есть какое-то преимущество в том, что тебя не вполне понимают, и что, может быть, не все имеют власть надо мной, как я раньше считал.

— Я хочу посмотреть на занятия по гимнастике, — говорю я, даже не останавливаясь ни на секунду и не показывая ему, что я сомневаюсь в своем праве.

— А кто тебе разрешил? — И в его голосе больше нет командных ноток, которые были сначала, когда я был дальше от него.

— Никто… а что? Мне нужно разрешение, чтобы просто посмотреть?

Я кладу руку на дверь, готовясь открыть ее, даю ему секунду, чтобы ответить, но он только качает головой.

— Наверное, нет, — невнятно отвечает он. Проходя в дверь, я словно вступаю в новую жизнь, в которой все возможно, в которой я сам буду держать все под контролем. Шум гимнастического зала, клубы талька, взгляды людей, стоящих возле двери, — это все инструменты, которые я могу использовать, всего лишь вероятность того, что может произойти, и я могу их использовать по своему усмотрению, я могу сделать из них все, что захочу, потому что впервые на моей памяти ни в одном из присутствующих здесь нет и намека на демона.

Пока я предпочитаю не замечать их.

Я предпочитаю не отвечать ни на взгляды родителей, небольшой группой сидящих на скамейках, ни на взгляды помощников тренера, для которых я, похоже, как бельмо на глазу, ни на перешептывание некоторых девочек, которые ждут своей очереди к тому или другому снаряду. Я здесь не из-за них, я здесь ради нее, я здесь, чтобы посмотреть на нее.

Мне не понадобилось много времени, чтобы найти Рианну среди других девочек, хотя все они одеты в одинаковые трико и у всех волосы туго собраны в хвост, ладони присыпаны тальком, отчего их руки похожи на руки призраков. Я бы узнал ее, даже если б их там был целый миллион, потому что она единственная, кто улыбнется при виде меня, кому наплевать и на грязь на моих ботинках, и на растрепанные ветром волосы.

Она поднимает руку — быстрый взмах руки, перед тем как встать на бревно, мимолетная улыбка, от которой ее глаза становятся похожими на полную луну, и я понимаю, что она будет выступать для меня — когда она так изящно двигается, подобно ангелам, она делает это для меня.

Хотя она не ангел.

Теперь я это знаю, я понял, что это было несправедливо с моей стороны просить ее быть такой. Она больше похожа на меня, чем на ангела, а я поступил с ней не лучше, чем люди поступали со мной, пытался заставить ее быть тем, чем она не была, пытался превратить ее в ту, кем я хотел, чтобы она была, вроде моего отца, который обязательно сделал бы из меня спортсмена, если б смог.

У нее есть свои тайны, которые заставляют ее прятаться, которые заставляют ее носить темные бесформенные свитера, которые заставляют ее чувствовать себя уродливой, так как и я чувствовал себя раньше,

И, может быть, мы оба слишком запутались, чтобы быть вместе, может, если мы сойдемся, это кончится тем, что мы будем прятаться вместе… Но я надеюсь, что нет. Я надеюсь на то, что, возможно, мы не только поймем друг друга, ведь мы оба знаем, что значит прятаться, и что каждому из нас будет легче в своем укрытии, зная, что за его пределами есть кто-то, кто примет тебя в свои объятия, кто-то, чьи руки идеально подходят к твоим.