Читать интересную книгу Дикая степь - Лев Пучков

А еще с обозом прибыл сухонький старикашка, вообще никак не числящийся — в списке его не было. Старикашка кутался в просторную волчью шубу и поглубже натягивал заячий треух, как будто желая, чтобы его никто не узнал.

И никто бы наверняка не обратил внимания на невзрачного дедка, кабы не обронил кто-то из прибывших неосторожное словцо…

Ушаков!!!

Как только имя это прозвучало на заставе, в стане казачьем немедля поднялась паника. Храбрые воины, годами торчавшие на порубежье и не раз принимавшие участие в совместных с калмыцким войском ратных делах, казаки притихли, похватали полы кафтанов и попрятались кто куда!

Глядь — а высыпавших на двор встречающих и не осталось! Стоит один казачий полковник Ефрем Зотов да писарь Василий Капуста. Писарю бежать несподручно: держит рушник с караваем, на котором шкалик с мутноватой хлебной.

— 3-здрав будь, ваш-ш пр-р-сх-тство… — хрипло промямлил бравый полковник, обогнув, как столб, полезшего было с представлением лейтенанта и на негнущихся ногах приблизившись к повозке, с которой не спешил слезать отлежавший бока страшный сенатор. — В…вых-x-x…

И все — на более сил не хватило. Уже мерещилось наяву закаленному в баталиях вояке: розыск, дыба, кнуты палачьи и каленые клещи. Ушакова знали по всей Великой и Малой Руси, каждый смертный, независимо от чинов и сословий, вздрагивал при одном упоминании страшного имени. А теперь, ни с того ни с сего, он вдруг собственной персоной пожаловал сюда, на задворки империи…

— Воруете, значит? — скрипучим голосом спросил старец, сверзаясь с повозки и волчьим взором окидывая казачье хозяйство.

— Отец родной! Что ж ты так… Кто ворует-то?! — в обиде великой воскликнул полковник, сжимая кулаки. Господи, вот нанесло-то! Если Сам прибыл, значит, такое воровство учинилось, что и сказать страшно!!! Откуда, господи? Вроде за всем догляд имеет, никаких серьезных вин за людом служивым нету… Разве озорство какое с калмыками? Так и то промеж себя всегда решали полюбовно, без доклада даже в Астрахань — не то что в Москву!

— А коли нет — пошто тогда прыснули, как крысята? — приподнял бровь Ушаков, сверляще глядя на полковника. — Пошто дрожишь, аки девица на свадьбе? Али черта узрел?

— Батюшка! — возопил полковник, дурея вдруг от морочного пронзительного взгляда и не зная, что и делать: толи на колени бухнуться, побожиться истово, то ли рвануть саблю из ножен, развалить страшного старикашку до задницы да крикнуть клич своим — а ну, в клинки пришлых! — Да то… навет то, батюшка!!! Ни в чем невинны людишки мои, как и сам я! Хлебом присягаю…

— Ну, добро, коли хлебом, — неожиданно миролюбиво согласился старец. — Хлеб всему голова!

Ловко махнув дрожавшую крупной дрожью чарку на каравае, что держал обмерший Капуста, и отломив от свежеиспеченного хлеба добрый кус, Ушаков запихал его в рот, жадно зажевал — проголодался с дороги. Зыркнул по сторонам, призадумался на миг. Тут нельзя, как привык повсюду: давить людишек ужасом да страхом пред своим именем. Городовые казаки, конечно, уж не те босяки, что с Болотниковым шалили, — люди государевы, к службе гораздо приспособлены… Однако Дон тут рядом — не ровен час, палку перегнешь, так и снимутся тишком всей заставой, да и уйдут себе куда получше. Потом на сие представительство палкой никого не загонишь!

— Коли чист — бояться не пристало, — ласково сказал Андрей Иванович. — А то прям как детята малые… Я что — с рогами? Тьфу… Пусть не дрожат — не с розыском я, а по службе государевой. Веди гостевать — чего мы тут растопырились посередь двора…

Покуда размещали команду, Андрей Иванович в сопровождении Зотова бегло осмотрел хозяйство и окрестности. Неловко ему тут было вслепую, привык старый стервятник знать, что вокруг творится, где да как лежит — на новом месте свою работу всегда начинал с изучения обстановки и осмотра местности.

Калмыки — народ кочевой, на одном месте вечно торчать не приспособлены. Русскому представительству поневоле приходится подлаживаться под местный уклад, потому волгские казак<Волгское казачье войско с центром в Дубовке (ок. Царицына). >, как никто, лучше годны для такой миссии. Регулярный армейский гарнизон, поставь его здесь, будет слеп, глух и беспомощен.

Обосновать базу по всем правилам фортификационного искусства не представлялось возможным. Вкопанные по периметру лагеря нечастые колья, перетянутые крепкими рыбацкими сетями, — импровизированный забор; небольшие юрты, рассчитанные на компактное проживание десятка ратных людей; сборно-щитовой двухкомнатный домишко полковника, служивший одновременно штабом и апартаментами для приема гостей, а также нехитрые конструкции хозяйственно-служебного профиля — все это в случае необходимости за короткое время легко сворачивалось и грузилось на повозки (кибитки).

Впрочем, несмотря на временность и походный аскетизм, в лагере было чисто, опрятно и как-то по-особенному уютно. Все при своих местах, грязь скребками вычищена, дорожки галькой отсыпаны — даже отхожее место обнесено кольями, выметено как следует и колючкой<Колючка — степное растение, издревле используемое как дезинфицирующее средство. > выложено. Воины хоть и со вчерашним бражным перегаром, но бодры, дисциплинированны и расторопны, морды круглые и сытые. И что самое приятное и удивительное для такого своевольного люду, как казаки: все стрижены, стираны и опрятны.

Особенно бросался в глаза этот необычный походный уют в сравнении с беспорядком, царившим в расположившейся неподалеку Ставке.

— Ага! — как будто чему-то обрадовался Андрей Иванович, поднявшись на шаткую сторожевую вышку, сколоченную из прочных жердей, сушенных еще с осени. Потеснив застывшего соляным столбом казачину, несущего службу на вышке, посунулся за перильца, приложил ладошку к бровям и, хищно втягивая ноздрями сырой гниловатый воздух, приправленный каким-то специфическим смрадом, с любопытством принялся всматриваться в детали окружающего ландшафта.

Пейзаж был мрачным и в общем-то в какой-то степени сродственным жизненному кредо Великого инквизитора. Единственное, что радовало глаз, — огромный парчовый шатер золотистого цвета в центре ханского куреня и опрятные шатры поменьше, что созвездием окаймляли господские апартаменты.

Все остальное — серо, скудно, неприглядно. В непролазной весенней грязи, среди куч мусора и нечистот, торчали сиротливо серые юрты челяди, вразброд, под открытым небом, жались друг к другу привязанные к кольям тощие верблюды и понурые лошади. Людей видно не было, и вообще создавалось впечатление, что Ставка вымерла, — ни единого дымка, несмотря на достаточно поздний для степняков час, ни детского смеха, ни обычного гомона служилой челяди…

— Вот срань-то, прости господи, — не сдержавшись, проронил привыкший ко всему Ушаков, собственноручно удавивший на своем веку не один десяток людишек.

'Понятен стал смрад, наносимый временами ветерком со стороны роскошного шатра…

Вдоль дороги в центр Ставки торчали колья, на которых нелепыми изваяниями корчились десятка три окаменевших трупов. Чуть далее от центра, вдоль дороги же, возвышались несколько наспех сколоченных виселиц. На каждой в петлях болталось по паре вытянутых тел, тихонько раскачиваемых ветерком.

Рядом с виселицами были копаны неглубокие траншеи, в которых покоилось нечто, издали похожее на кучи грязного серого тряпья. В этих кучах с веселым урчанием возились жирные собаки, неторопливо выгрызая из тряпья нечто для себя особенно вкусное…

По поводу ситуации в Ставке Андрея Ивановича в общих чертах просветили еще в Астрахани. Хан божьей волей помре, буквально на днях, перед смертью преемником назначил десятилетнего сына своего от черкешенки Джан — Рандула.

И тотчас же в степном царстве рухнул устоявшийся за последние несколько лет миропорядок. Буквально с первого дня после похорон своего грозного мужа вдова вовсю принялась озоровать: сколотила коалицию, отчасти узурпировала ханскую власть и занялась междоусобной возней с князьями-конкурентами, которые имеют определенные шансы занять престол. Людишек гробит почем зря, страху, нагоняет на родственников. Императорскому двору сейчас не до окраин, когда это кончится — одному черту известно…

— Ага! — повторился Великий инквизитор, осторожно спускаясь по ходившей ходуном лестнице. — Ага…

Правильно — императорскому двору сейчас не до окраин. В императорском дворе сейчас такая неразбериха, что ни в сказке сказать, ни пером описать! На очереди новая переворотная дива Лизавета, которая печется лишь о нарядах своих да о сладком времяпровождении — когда-то руки дойдут разгребать проблемы имперского центра, не то что каких-то окраин…

А коли в центре такой бедлам, окраинам сам бог велел веселиться по своему произволу. Хаос — первый признак безвременья и безвластия. В таком беспорядке всегда хорошо работается авантюристам и проходимцам. Любая пакость гораздо легче осуществима там, где имеет место разброд и шатание, нежели в условиях каких бы то ни было системы и порядка…