По его приказу герцогские агенты во Франции напомнили молодому королю Карлу VII об оставленных ему в наследство предками правах на неаполитанский престол. Хитроумный Лодовико знал, к кому обратиться. Напичканный рыцарскими романами молодой король только и мечтал о далеких крестовых походах и воинской славе. Он сообщил герцогу Бари, что намерен в скором времени отправиться в Италию завоевывать оружием наследие славных предков.
Лодовико радостно потирал руки и уже считал себя спасенным, однако рядом с ним не сложила оружия Беатриче.
– Он и так уже болен… ускорить его смерть будет проще простого. У меня есть все, что нужно, – шепнула молодая женщина.
Лодовико на минуту прекратил мерять шагами кабинет и взглянул на жену. Она стояла у окна, выпрямившись в платье коричневого бархата, подол которого приоткрывался, показывая юбку из белого атласа, расшитую крупными жемчугами, под стать тем, что были вплетены в ее косы. Он улыбнулся ей с несчастным видом.
– Мне трудно решиться на это, сердце мое… Я не люблю проливать кровь.
– Кто хочет царствовать, делает то, что надо. Будь вы настоящим мужчиной, вы бы не колебались ни минуты. Да к кто вам говорит, что придется проливать чью-то кровь? Быстродействующий яд в каком-нибудь плоде или в бокале вина… Это же просто смешно: вы обладаете реальной властью, но не носите герцогского титула!
Когда впервые Беатриче заговорила об этом, Лодовико даже не пожелал ее слушать, решительно восстав против преступного замысла, но молодая женщина не отступала, чувствуя, как с каждым разом слабеет его воля. Она все более настойчиво возвращалась к этой мысли и, наконец, добилась своего.
В октябре 1494 года молодой герцог Джан-Галеаццо умер в своем замке в Павии. Он имел неосторожность выпить стакан сиропа, предложенного ему астрологом Лодовико, Аброджио да Розате.
Изабель бросилась в ноги королю Карлу VII, тщетно умоляя его о защите. Но тот уже вступил во главе своей конницы в пределы Италии и двигался на Рим, где его приближение повергло в цепенящий ужас папу Александра VI Борджиа. В Милане вовсю шли празднества по случаю коронации Лодовико и Беатриче. Как и рассчитывал Мавр, совет города предпочел отдать корону ему, нежели ждать еще долгие годы, пока подрастет законный наследник. В Павии заливалась горючими слезами Изабелла Арагонская. Ее супруг умер, а иностранная армия шла войной на ее родных. Она не знала, что в рядах этой армии находился тот, кто впоследствии отомстит за ее страдания, кто назывался пока только герцогом Орлеанским, но вскоре должен был стать королем Людовиком XII.
Беатриче ждала второго ребенка. Беременность протекала очень тяжело. Молодая женщина худела, становилась все раздражительнее, могла взорваться из-за любого пустяка. По мере того, как округлялся ее живот, лицо желтело, щеки впали… Вопреки запретам обеспокоенных лекарей, она не собиралась отказываться от охоты и прогулок верхом. Она по-прежнему оставалась неустрашимой амазонкой и управлялась с конем лучше, чем ее супруг. Лодовико, несмотря на свою тревогу, не посмел запретить ей это опасное удовольствие, которого она постоянно себе требовала, не признавая никаких увещеваний.
Любовь Лодовико к жене была все такой же глубокой, но сейчас для нее уже не хватало подпитки. Он любил женщин красивых, безмятежных, веселых, а Беатриче в этот момент была полной противоположностью его идеала.
Тогда-то он и приметил одну из фрейлин жены, чья красота немного напоминала ему Чечилию, любовь к которой давно переросла в спокойную дружбу, так что даже Беатриче в конце концов с этим смирилась. Фрейлину звали Лукрецией Кривелли. Герцог принялся ухаживать за ней настойчиво, но стараясь не привлекать постороннего внимания.
Поначалу Беатриче ничего не замечала. Лукреция была ее любимицей, и она постоянно желала видеть ее подле себя. Естественно, что молодая девушка постоянно находилась между ней и Лодовико. Пока герцог только вел осаду, Беатриче ни о чем не догадывалась. Однако прекрасная Лукреция вовсе не собиралась заставлять долго ждать могущественного хозяина Милана. Она приняла и его ухаживания, и маленький прелестный дворец на площади Дуомо, который он ей подарил. Само собой разумеется, миланские кумушки принялись чесать языки…
Было 2 января 1494 года. Милан был укрыт толстым слоем снега. Стоял лютый холод. Слуги в замке беспрестанно подбрасывали толстые бревна в огромные камины, все каменные стены были сплошь укрыты коврами и гобеленами, дабы защитить от мороза обитателей. Герцогине Беатриче казалось, что ей уже никогда не согреться.
С самого утра она нервно ходила по комнате, завернувшись в зеленое платье из плотной шерсти, целиком подбитое соболем, отчего ее и без того землистое лицо приобрело желтоватый оттенок, а живот на последнем месяце беременности казался еще огромнее. От этого ее фигура была одинаковой, что в длину, что в ширину, но никто из присутствовавших женщин не посмел ей на это указать.
Когда пробил полдень, она проводила мрачным взором супруга, верхом покинувшего замок в сопровождении одного лишь оруженосца. Ее карлица Приска заметила, как она стиснула руки и прикусила в ярости губу. Полчаса спустя она потребовала себе носилки и большой вооруженный эскорт.
Не пожелав никому ничего объяснять, она взяла с собой лишь одну придворную даму, завернулась в соболью шубу и уселась в носилки.
– Мы направляемся на площадь Дуомо, – сказала она начальнику эскорта. – Я собираюсь нанести визит донне Лукреции Кривелли. Говорят, она приболела.
Действительно, через несколько минут золоченые носилки остановились у дворца Лукреции. Беатриче подозвала начальника эскорта.
– Окружите дом и не выпускайте никого, даже герцога. За невыполнение приказа ответите головой!
Оставив замершего в ужасе человека, Беатриче вошла в изящный дворец, опираясь на руку придворной дамы. Навстречу выбежала Лукреция, встретив ее на широкой мраморной лестнице. Она присела в глубоком почтительном реверансе.
– Ваша милость! Какая честь!..
Беатриче отметила, что она была белее своего белоснежного домашнего платья, и злорадно улыбнулась.
– Мне сказали, что ты заболела, я пришла тебя проведать… Заодно покажешь мне свой новый дом. Ты, судя по всему, неплохо устроилась. Проводи-ка меня…
По-видимому Лукреция была готова к чему угодно, только не к этому осмотру своего жилища. Она пошла впереди своей повелительницы, ни жива ни мертва, слишком хорошо понимая, что все это значит. Слуги доложили ей, что дом окружен, и она не знала, куда спрятать Лодовико. Первое, что пришло ей в голову, было затолкать его в свой гардероб среди, к счастью, достаточно пышных, многочисленных туалетов. Он был напуган не меньше, чем Лукреция.