Женщина посетила их комнату в четверг ночью. Лео ожидал окончания, слоняясь по темному, вымершему двору общежития. Тут, сияя от счастья, вышел Аурелиано и сообщил, что проститутка нашла Лео очень приятным мальчиком и готова предоставить ему свои услуги всего за несколько песо. Лео вернулся в комнату. Девушка оказалась привлекательной. «Я развратна до мозга костей, — произнесла она. — Для тебя я готова скинуть половину, или сколько там у тебя найдется». С эрекцией у Лео после этих слов оказалось неблагополучно, и никакого оргазма он не испытал. Вскоре пришла вторая получка, однако задуманный подарок Аурелиано Лео делать не стал.
Спустя неделю между ним и другим парнем из общежития произошла ссора по политическим мотивам. Лео всегда старался не афишировать свои антиперонистские настроения, но на сей раз в раздражении бросил, что для управления страной необходима солидная подготовка, а кабинет Перона сформирован в спешке и необдуманно. Лео испугался, что инцидент этот испортит его отношения с остальными обитателями общежития, однако уже через несколько дней никто и не вспоминал о происшедшем. Другой же случай, показавшийся сначала незначительным эпизодом, имел гораздо большие последствия. Одна из девушек как-то утром, сгорая от стыда, вложила ему в руку записку, в которой признавалась ему в любви и приглашала в полночь на свидание к себе в комнату, пользуясь тем, что две ее соседки должны были работать в ночную смену. Лео не пришел — из опасения, что его вновь постигнет неудача и девушка расскажет об этом подругам. Пару дней спустя, выходя из туалета, он натолкнулся на другую девушку, которая, смерив его неприязненным взглядом, процедила, что «некоторые тут мнят о себе невесть что и считают остальных за дерьмо, которое может ждать тут его целый час». Лео заметил, что враждебность по отношению к нему среди женского населения общежития усиливается и, испугавшись, как бы эти настроения не сообщились и мужской его части, в конце месяца съехал из общежития и снял комнату в другом месте, где ему не грозило общение с соседями. Одновременно он уволился со стройки и стал подыскивать себе новую работу.
1952:
Вступив предварительно, как то требовалось в обязательном порядке, в Перонистскую партию, Лео был принят чертежником в одну официозную вечернюю газету. Там он познакомился с художником, который ввел его в круг рисовальщиков и скульпторов, где господствовали открыто антиперонистские настроения, основанные на общем для всех убеждении, что «Перон пользуется наивностью народа для утоления своей ненасытной жажды власти». Два года спустя на обоих поступил донос, и друзей уволили с работы. Между тем, некоторые аспекты интимной жизни Лео стабилизировались.
Стабилизация интимной жизни
На основании своего сексуального опыта он пришел к заключению, что наиболее беспроблемным способом полового удовлетворения для него служат проститутки, с которыми он не встречался более одного раза. Он предпочитал настороженность, проявляемую ими при первой встрече, и терпеть не мог похотливой готовности, которую те начинали проявлять со второго раза. Однако у этого способа были свои невыгодные стороны: во-первых, это обходилось дороже, а во-вторых, находить всякий раз новую мордашку оказывалось достаточно сложно. Поэтому Лео решил сократить частоту своих сексуальных разрядок, взяв за правило встречаться с женщинами не чаще раза в неделю.
Поначалу он выходил на охоту по субботам, но вскоре выяснил, что в этот день спрос на женщин особенно высок и расценки подскакивают. Проще всего оказалось делать это по средам. Он снимал их и приводил к себе. Этот день был как бы еще одним выходным, разделявшим его рабочую неделю. Ловить их он отправлялся на вокзалы или в район портовых кабаков. Но семь дней от одной среды до другой казались целой вечностью: ночью он не мог сомкнуть глаз, возбуждение безжалостно держало его в тисках бессонницы — покуда он, поправ свою гордость, не удовлетворял похоть путем мастурбации (способ, по его убеждению, позволительный разве что молокососу). Чтобы отучить себя от постыдной привычки, Лео решил вести дневник, занося туда каждый случай рукоблудия, и дал зарок заниматься этим через ночь, но справиться с собой не удавалось, хотя потом он ненавидел себя и вставал наутро подавленный и с головной болью. По воскресеньям он никуда не ходил и принимался онанировать сразу по пробуждении — однако при приближении оргазма прерывал свои занятия и отправлялся в город позавтракать. Затем возвращался к себе и возобновлял мастурбацию, стремясь продлить акт до пяти-шести вечера: важно было спустить лишь один раз, поскольку после второго у него начинались невыносимые мигрени. Выполнив все по правилам, к семи часам он встречался в городе с каким-нибудь приятелем, чтобы сходить в театр или кино, либо шел один и старался вернуться и лечь спать до полуночи. Если компанию ему составить оказывалось некому, театр отпадал: Лео не выносил посещать театры в одиночку, его унижало одинокое скитание в антрактах и мучила боязнь попасться на глаза кому-нибудь из знакомых. В кино же он всегда мог войти в зал после того, как свет уже погасили, и подняться с места за пару минут до конца сеанса и выйти из своего заднего ряда, никого не потревожив. Быть замеченным в одиночку посещающим театры и кино было для Лео равносильно приговору: тот, кому не с кем провести воскресенье, неудачник.
Старшая сестра
В первый же день после того, как его уволили из газеты, Лео решил навестить свою старшую сестру, Амалию, находившуюся в то время в санатории. Поднимаясь к ней на третий этаж, он дал себе слово не заикаться о своем увольнении, чтобы зря не волновать больную. В коридоре он натолкнулся на вторую сестру, рыдавшую в объятиях мужа: жизнь 38-летней незамужней Амалии повисла на волоске после того, как во время простой операции по удалению аппендикса, в одном из сосудов у нее возник тромб, приведший к эмболии. Лео прямиком направился в часовню при санатории и впервые после многолетнего перерыва молился, обливаясь слезами и прося, чтобы бог вместо Амалии ниспослал смерть ему. И впервые же с того дня, как он убоялся пытки в полицейском управлении, Лео испытал полный душевный покой и чувство справедливости, всем естеством приготовившись к смерти. В ту же ночь Амалия сумела пережить кризис, казавшийся уже агонией. При этом известии Лео словно бы испытал некоторое разочарование. Поймав себя на этом двойственном ощущении, он устыдился. 1955:
Промыкавшись несколько месяцев без работы, Лео в конце концов удалось устроиться редактором и ответственным за дизайн в одно рекламное агентство. И вновь благодаря вмешательству Ольги и ее влиятельных знакомых. На этой службе его и застала весть о падении правительства Перона. При мысли, что его мучители из тайной полиции теперь лишены былой власти, Лео охватило небывалое ликование. Но сейчас же ему вспомнились слова другого арестанта: «Клянусь, что когда Перон падет — а ему этого не миновать, сколько бы черноголовых его ни защищало, — в этот день я еще вернусь сюда и своими руками сведу счеты с этими шпиками». Ему вдруг стало до смерти жаль этих самых полицейских, и он уже хотел было поехать предупредить их о грозящей опасности, но устроенное коллегами празднование с шампанским помешало ему.