Иезуитство Гольдфарба не имеет границ. Он очень хитёр. Но он допускает ошибки, которые заключаются, в частности, в том, что информацию невозможно полностью удалить из Интернета и телевизионных видеосюжетов.
Сразу после сделанного им сообщения об отравлении Александра Литвиненко радиоактивным веществом Гольдфарб заявил, что жена Литвиненко, Марина, была обследована врачами, но у неё признаков отравления не было найдено. Впоследствии, осознав нелогичность сказанного (так как ещё должна была «заразиться» половина Европы, включая авиалайнеры, стадионы, официанток из суши-бара в Лондоне и других), Гольдфарб 2 декабря 2006 года, то есть спустя 10 дней после смерти Литвиненко, разместил сообщение о якобы появившихся признаках радиоактивного отравления у Марины. То есть жена Литвиненко была отравлена. Но только немного и не сразу! Но чем была отравлена Марина? Об этом до сих пор ничего не известно.
Я уверен, что первое заявление было существённым просчётом Гольдфарба. Муж умирает с признаками лучевой болезни. Жена проходит обследование. Оно не даёт показаний на болезнь, а затем радиоактивное заражение вдруг проявилось? Так не бывает. Полученная радиоактивность из организма человека не улетучивается и «вдруг» не проявляется.
Гольдфарб в тот период так увлёкся рассказами о других отравленных людях и остальных ужасах, что совсем забыл о себе любимом. Он вспомнил, что тоже встречался, да ещё и склонялся над телом, когда Александр Литвиненко составлял на хорошем английском языке своё последнее послание всему прогрессивному человечеству. Только тогда Александр Гольдфарб, подобно глупому пингвину, решил натянуть в своих воспоминаниях на свои руки перчатки, повязать на своё лицо маску и завернуться в прорезиненный халат, защищающий от радиации. Именно якобы в таком одеянии он посещал Литвиненко.
Но радиоактивный полоний появится по придуманной им версии только 23 ноября 2006 года — вечером в день смерти Александра! По словам Марины, ей стало известно о полонии в 1 час ночи 24 ноября 2006 года.
Я думаю, что это тоже было просчётом Гольдфарба. Он рассказал о защитных средствах только тогда, когда версия о полонии появилась в СМИ! Гольдфарб не стал вовлекать в проект, конечно по гуманистическим соображениям, сына Литвтиненко — Анатолия. У того ни сразу, ни потом не нашли признаков радиоактивного заражения, хотя, по его же словам, он посещал отца в госпитале вместе с матерью.
Я думаю, что и это было ошибкой. Анатолий должен был находиться где-то рядом с мамой. Марина не могла оставлять сына, если она ещё не догадывалась о причинах отравления мужа. Ну а если она не просто не догадывалась, а точно знала причину отравления, то это уже совсем другая история! Но мой главный рассказ об ошибках и просчётах Гольдфарба впереди.
Гольдфарб перед телекамерами вдохновенно рассказывал о том. как 21 ноября 2006 года он в присутствии Марины работал с Литвиненко над текстом политического завещания, обличавшего Путина. Это происходило в палате больного.
Гольдфарб впоследствии под запись многочисленных телевизионных камер жаловался, что им с Мариной не разрешили пронести в палату видеокамеру для съёмок. При этом он не упоминал, что им разрешили пронести ноутбук с принтером. Ведь предсмертное обличительное послание он создал, по его словам, в больничной палате, где его каким-то образом и распечатал.
Да и мобильный телефон со встроенной камерой, вероятно, им не могли запретить пронести. Поэтому в таком случае крайней необходимости, как предсмертное послание Александра Литвиненко человечеству, у Гольдфарба была, конечно, реальная возможность произвести съёмку в палате. Но о такой записи ничего Гольдфарб не рассказал. Это значит, что доказательств выдвинутой им версии написания предсмертной записки Александра Литвиненко у него никогда не было и нет.
Текст послания Литвиненко, по словам Гольдфарба, был надиктован Александром и подписан в палате в это посещение. Но подписанный от имени Литвиненко текст, продемонстрированный через день после смерти в газетах, был напечатан на английском языке!
Александр не мог ничего диктовать на английском языке, так как на нём вплоть до самой смерти ой так и не заговорил.
Гольдфарб ничего не говорил о том, на каком языке диктовался текст. Конечно, это мог быть только русский язык. Но в том состоянии, в каком Литвиненко находился, ему, естественно, было не до написания каких-либо посланий. Он умирал.
Этот же очевидный факт перед камерами телевидения сам Гольдфарб и подтвердил 26 ноября 2006 года. Он ответил на вопрос о принятии Литвиненко мусульманства за два дня до смерти. Гольдфарб с циничной иронией заявил, что Александр Литвиненко находился в таком состоянии, в котором он принять мог что угодно. Но Гольдфарб за всеми делами забыл, что, по его же версии, именно в это время Литвиненко диктовал ему предсмертное завещание, клеймя Путина!
Очень важными для изобличения лжи Гольдфарба являются показания режиссера Андрея Некрасова. Его вытащил опять-таки сам Гольдфарб, чтобы развеять сомнение в подлинности предсмертной записки Литвиненко, прозвучавшее в выступлении Владимира Путина 26 ноября 2006 года.
По словам режиссера Андрея Некрасова, рассказ которого специально поместили в СМИ 29 ноября 2006 года, он находился рядом с Александром Литвиненко в последние дни его жизни. Вот как рассказал Некрасов в интервью радио «Свобода» об обстоятельствах написания предсмертной записки:
«Где-то во вторник во второй половине дня он попросил записать вот эту записку. Был вызван адвокат. Я вышел из комнаты. И где-то в течение двух часов она была создана, потом переведена на английский язык. У меня лично нет никакого сомнения, что это аутентичная записка. Это 100 %»[17].
Но 24 ноября 2006 года Александр Гольдфарб утверждал совсем иное: «Что касается заявления А. Литвиненко, то оно было продиктовано мне утром 21 ноября (вторник), после чего он подписал его в присутствии своей жены. В тот день он, видимо, понял для себя, что может не выжить»[18].
Наблюдательный читатель обратил внимание на то, что время написания по версии Некрасова и версии Гольдфарба отличается. Гольдфарб говорит об утренних часах, а Некрасов — о второй половине дня. Гольдфарб утверждал, что Литвиненко подписал в присутствии жены. Некрасов ничего не упоминает о присутствии жены, а говорит о присутствии адвоката. Кроме того, Гольдфарб не объяснил, когда и где это послание Литвиненко было напечатано.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});