Первое появление Дороти в классе Стив помнил, как будто это было вчера. Еще в школьном автобусе его друг Рик стал рассказывать ему о новенькой, что зовут ее Дорой и что ее родителям пришлось уехать из родных мест, потому что ее отец был замешан в каком-то грязном деле, а мать как раз вовремя получила в наследство от тетушки дом. Склонившись к самому уху, Рик по секрету поведал ему, что сама Дороти помогала папеньке в его грязных делишках, была наркоманкой, распутницей и крепким орешком.
Но как только эта девочка — крепкий орешек ступила на школьный двор, сплетни прекратились сами собой, и Рик был первым, кто нес ее портфель, провожая ее до порога классной комнаты. Дороти уже тогда одним взглядом могла покорить всех, кто попадался на ее пути.
Ее изумрудные глаза, казалось, навсегда приковывали к себе любого. Подпал под их магнетизм и Стив. Как только Дороти предложила ему проводить ее до дома, он сразу же согласился, и всю дорогу, отстав от нее на полшага, с непонятным для себя волнением смотрел, как играет солнце в золотистых прядях ее волос.
Вскоре они подружились, очень часто вместе гуляли, он помогал ей с уроками. Однажды Стив набрался храбрости и пригласил ее к себе. И пока Дороти, опустив глаза, раздумывала, принять ли его приглашение, его сердце как будто замерло, готовое совсем остановиться, если она откажется. Но Дороти согласилась.
По деревянным ступеням они поднялись на мансарду. Дороти с небрежностью случайной гостьи оглядела все вокруг, ненадолго задержав взгляд на льняных шторах, стеллаже, полном книг, потертой столешнице стола с пятном чернил.
— Своя комната — это хорошо, — сказала она.
— У тебя разве не так?
— Да так, только у тебя отдельный вход. Лишний никто не зайдет.
— Лишними здесь бывают только летучие мыши, — попытался отшутиться он.
Он хотел увидеть хоть мимолетный страх в ее глазах, но они оставались серьезными, хотя ее губы сложились в улыбку.
— Значит, никто, кроме мышей, нам не помешает?
— Мы в доме одни, — серьезно ответил он и с удовольствием отметил, как она немного расслабилась. — Родителей не будет до завтрашнего утра. Они к родственникам уехали.
— Вот и замечательно. — Плюхнувшись на низенький диванчик, она вытянула ноги в туфлях-лодочках, и подол ее короткой плиссированной юбки скользнул вверх, оголяя бедра.
Вдруг вспыхнув, Стив отвернулся к окну.
Надвигался вечер, в комнате уже было совсем темно, и только неяркая лампа настенного светильника несмело рассекала сумрачное пространство. Стив включил проигрыватель, невидимый певец начал рассказывать им о своем разбитом сердце и о тучах, которые плачут вместе с ним. По крыше мансарды застучали капли. Облокотившись о диванную подушку, Дороти слушала то ли музыку, то ли шум дождя.
— А что ты любишь больше: когда солнце светит или когда идет дождь? — спросила она.
Стив задумался. Ему, конечно, больше нравилась хорошая, ясная погода. Но именно тогда, под стук капель, он ощутил, что неимоверно, до бесконечности счастлив. Он присел рядом с Дороти, осторожно обнял ее за талию и сказал:
— Когда ты рядом со мной, мне не важно, дождь, солнце или ураган. Мне всегда с тобой хорошо. — Повернув голову, он пристально посмотрел на Дороти. В сумерках ее лицо казалось холодной, застывшей маской. Он догадывался, что таким образом Дороти тщательно скрывает свои эмоции, и ему хотелось сорвать с нее эту маску нарочитой холодности и отчуждения, чтобы увидеть ее настоящее лицо. Он приподнял руку и дотронулся до ее щеки. Его палец соприкасался с ее щекой всего лишь мгновение, но Стиву показалось, что прошла вечность. Дороти смотрела на него не мигая, и только губы, дрогнув, слегка приоткрылись, выпуская на волю розовый кончик язычка. Стив завороженно смотрел, как он скользит от правого уголка ее рта по нижней губе к левому и, недолго задержавшись на верхней губе, вновь скрывается в розовой глубине, оставив после себя влажный след.
Отдавшись порыву, пересохшими от волнения губами Стив дотронулся до ее влажных губ, и… как будто открылась дверь в неизведанное дотоле измерение.
Тот первый поцелуй он помнил до сих пор.
— Я тебе правда нравлюсь? — тихо спросила Дороти, когда он наконец-то оторвался от ее губ.
Он не смог ничего сказать и только склонил голову, будто покоряясь чужой воле. Она улыбнулась и, приподняв его подбородок, заставила Стива заглянуть в ее расширившиеся до предела зрачки.
— И ты хочешь чего-то большего? — спросила она.
Стив кивнул.
— И что? Что ты хочешь?
— Я… я… я не знаю, — освободив лицо от ее рук, заикаясь ответил он.
— Ты хочешь увидеть меня? Всю… — понизив голос, спросила она и, не дожидаясь ответа, начала расстегивать пуговички на школьной блузке. Сначала верхнюю, потом ниже, ниже… — Продолжать? Чего ты молчишь? Скажи. Ты хочешь?
Он сумел пропихнуть тугой ком, ватой разбухший у него в горле, и произнести:
— Да, я хочу… Очень хочу.
На самом деле он не знал что говорить, не знал что делать. Больше всего на свете ему хотелось обнять эту самую для него притягательную девушку. Но он как будто догадывался, что стоит дотронуться ему до ее тела, почувствовать упругость груди, вдохнуть запах ее кожи, как навсегда, навечно он будет притянут к ней. Он колебался, как сказочный персонаж перед закрытой дверью, за которой могут быть и несметные сокровища, и пропасть, из которой ему уже не выбраться.
И все же он открыл эту дверь и… упал в пропасть своей любви.
Как только Дороти скинула с себя блузку, он ринулся к ней и крепко прижал ее к себе, его рот вобрал ее губы, его прохладные пальцы нащупали прохладную грудь. Дороти не оттолкнула его и только глубоко вздохнула. Грудь у нее оказалась небольшой и уютно уместилась в его ладони, как будто ей там было самое место.
Все, что произошло дальше, Стив уже помнил смутно — настолько был поражен красотой Дороти. Он целовал и целовал ее губы, шею, грудь, гладил ее кожу, обнимал за тонкую, вибрирующую под его ладонями талию, вдыхал ее запах… запах молодого, разгоряченного его ласками тела. Он не посмел снять с нее трусики, но она сделала это сама. Его руки сами собой скользнули под ее юбку, которую она почему-то не стала снимать. Дороти пристально смотрела на него, и он не мог отвести взгляда от ее затуманенных от неги глаз. Его пальцы коснулись завитков волос и тут же, будто испугавшись, сбежали, очутившись на ее бедрах. Кожа на внутренней стороне ее бедер была нежной, прохладной и гладкой, как шелк. Наконец смежив веки, Дороти откинулась на диванные подушки, еле слышный стон вырвался из ее приоткрытого рта.