яды и лекарства, которые ты варишь на порядок лучше других, почему проведя в детстве ритуал, который еще не так давно, когда жила я, уносил миллионы жизней, жадных до его возможностей: людей, оборотней и ведьм, не причинил ни тебе, ни твоему брату абсолютно никакого вреда? Ответ всегда был на поверхности, и ты сама подсознательно пряталась от него, осознавая, что просто жить не будешь. Мне напомнить, сколько раз совершенно этого не планируя, ты меняла судьбы или спасала тех, кого не мог спасти никто другой? — на ее губах была все таже снисходительная, добрая улыбка.
— Вы хотите сказать, что это все была моя судьба, мой выбор? — спросила я, понимая, что она права.
— Да. Знаешь, когда я тебя ждала, я совсем не ожидала увидеть настолько чистую душу, обычно ведьмы проходя путь своего становления сбиваются с пути и далеко не каждая способна сохранить себя. Ты намного сильнее меня, — сказала она, ложа руку мне на плечо.
— Зачем я здесь? — подозрительно спросила я, осознавая, что какие-то слишком приятные вещи она мне говорит.
— Я рада, что ты не доверяешь мне, это правильно. Ты тут для того, чтобы стать преемницей и снять печать, которая была на тебе все это время. Но… Как бы мне ни хотелось, я не могу тебе соврать, тебе придется выбирать, отказаться от своей силы и продолжить жить обычной жизнью или принять на себя ответственность и помочь миру, который тебя выбрал, — в ее глазах отчетливо виделось волнение.
— Я не первая, — пришло четкое осознание.
— Сколько до меня отказались? — спросила я.
— Четверо, — тихо сказала Аминель.
— И сколько еще может отказаться, чтобы мир не погряз во тьме?
Женщина удивленно подняла на меня взгляд.
— Это может изменить твой ответ?
— Знаете, никогда бы не сказала такого раньше, но да. Оказывается, мне есть за кого и за что бороться, — грустно улыбнулась я.
— Ты последняя… Последняя, кто может отказаться или перенять мои знания, — как будто тоже на что-то решившись сказала она.
— Тогда почему вы дали мне выбор? — непоняла я.
— Потому что верховной можно стать только добровольно, иначе в этом не будет никакого смысла, — усмехнулась она.
— Что скажешь? — спросила я у Барсика.
— Скажу, что жить без приключений это точно не для нас, — фыркнул кот, выпячивая грудь колесом.
— Мы согласны — сказала я, вспоминая всех, чьи жизни действительно стоят того, чтобы не пустить этот мир под откос.
— Я рада, очень рада, — кивнула она.
— Начнем с того, что я хочу дать тебе совет, хоть и решить за тебя не могу. Расскажи всю правду своему истинному, я совершила эту ошибку и совсем не хочу, чтобы ты ее повторила, — сказала Аминель, а в ее глазах появились слезы.
— Что произошло? — спросила я, поражаясь тому, сколько боли было в ее глазах.
— Я считала, что у меня много времени, постоянно была рядом с ним, но скрывала запах и думала о том, что вот я вначале его узнаю, а потом уже выберу подходящий случай и все расскажу. Так прошло почти пять лет нашей дружбы, пока я не нашла, как мне казалось, идеальный момент. Все было хорошо, он не особо злился, и мы были счастливы, ровно год. Его убили, прямо перед рождением, нашего с ним сына. Моя жизнь такое ощущение, что была закончена, но ради моего малыша и из-за ответственности, которая лежала на мне, я продолжала жить, коря себя изо дня в день за то, что я упустила то время, что у нас было. Судьба вещь непредсказуемая, — смахнув слезу с уголка глаза сказала она.
Внутри все скрутилось в тугой ком, об этом я не думала. Я совсем не думала, что Кир может куда-то деться из моей жизни, разве что Рамона могла стать проблемой, но не более, особенно сейчас.
— Спасибо, — сказала я, осознавая, как же была не права.
— Держи, это поможет тебе со всем остальным, — протянула она мне кулон с маленьким синим шариком на белой веревочке.
— И последнее, Барсик, могу я узнать, почему ты не в истинной форме?
— Что? — удивленно спросили мы с ним хором.
— Вы хотите сказать, что он должен выглядеть как ваш фамильяр?
— Да, истинная форма светлых фамильяров, всегда намного больше и сильнее, чем остальных.
— Барсик, ты знал? — спросила я, а он опустил голову.
— Но, если ты знал… В чем дело?
— Эххх, ладно, — вздохнул он и в следующее мгновение передо мной стоял серебристый, молодой лев. С крыльями на спине?!!
— Я не чистокровный, — сказал Барсик очень серьезно смотря мне в глаза.
— Какая прелесть, — восхитилась я, подходя и гладя его голову.
— Ты не услышала?! Я не чистокровный! — внезапно разозлился он.
А я только сейчас осознала смысл его слов.
— И что? Ты думал, что я брошу тебя или стану меньше из-за этого любить? Глупый, я, по-твоему, кто, принцесса с манией перфекционизма что ли? — улыбнулась я, получая в ответ растерянный взгляд.
— Не вини его, их с детства учат, что именно чистокровные достойны всего, а остальные ни на что не годны. Хотя по-моему это просто глупое заблуждение, — сказала Аминель.
— Пока ты себе еще что-то не вбил в голову, ты мне нужен любым, и ты одно из самых невероятных, что случалось со мной в жизни, так что даже не думай склонять свою голову. Где мой самый вредный и вечно голодный Барсик?
— Кстати насчет еды, а у вас нет чего-нибудь? — тут же схватился за любимое слово фамильяр.
Я засмеялась, полностью осознавая, что моя жизнь снова сделала крутой вираж, и видимо в этот раз, я совсем не против, раз сама выбираю именно такой путь.
— Вам пора, я сниму с тебя печать и учти зелье тоже перестанет работать, — с улыбкой и отчетливым облегчением в глазах сказала Аминель.
Я кивнула, впервые осознавая, что я действительно готова. Голова закружилась, посередине груди как будто кто-то разлил кипяток. Я пыталась вдохнуть, но получалось с трудом. Перед глазами все начало чернеть, последнее, что я успела заметить, это Барсика, который снова стал котом и прыгнул мне на грудь. Дальнейшее было крайне сложно описать словами, я как будто была разделена на миллион маленьких клеточек, которые собирались и разбирались, словно пытаясь собраться во что-то конкретное. Потом была темнота, в которой мое тело было пронизано ярким зеленым светом, который затягивал к себе огонь и воду откуда-то из самой глубины окружающей меня темноты. По-моему, я кричала, но не слышала этого, было очень больно, но каждый раз, когда меня отпускало, тело, становилось словно