Читать интересную книгу Ростов. Лабиринт - Александра Давыдова

Пришло осознание. Это не горе. Это безысходность. Горе — когда можно что-то изменить. А сейчас уже... что расстраиваться? «Чего уж теперь», — говорила мама, успокаивая утром Илюшу. Действительно. Чего уж теперь.

— Можно прощаться, — сказал батюшка.

Тетя Оля первая подошла к открытому гробу, нагнулась, быстро поцеловала сына в лоб и отошла. Схватила дядю Ваню за локоть, как-то вдруг съежилась, стала меньше ростом и задрожала. Макар подержал руку у Гохи на плече, посмотрел на его бледное лицо — странное, будто изменившееся, незнакомое. Потом вышел на крыльцо — не хотел видеть, как закрывают крышку и завинчивают болты. Дождь чуть накрапывал, на востоке между облаками проглядывала синева.

Северное кладбище — или Северный нежилой массив, как его называли в шутку, — тянулось на десятки километров. Самое большое кладбище в Европе, двести восемьдесят гектаров. Если у родственников умершего было не слишком много денег, ему выделяли место по плану, почти у горизонта, на самом краю массива, и закапывали в красноватую глинистую почву среди десятков таких же холмиков. Цыбины же выбили участок поближе — оформили подзахоронение к родным. Всего три квартала от церкви, рядом с кустами сирени.

Места было мало, совсем впритык, и выкопанной землей засыпали наполовину два ближайших памятника. Оградки мешались под ногами, Макар все боялся, что поддатые могильщики споткнутся и уронят Цыбу. Его Цыбу. Но никто не споткнулся, гроб спустили на длинных ремнях в могилу, мужик с лопатой хрипло предложил всем бросить по три горсти земли... Направился к дяде Ване, отвел его в сторону, стал просить еще две тысячи сверх уплаченного — «чтобы оградку получше сделали». Тот растерянно кивал, как болванчик, пытался достать деньги, тянулся и не попадал пальцами в нагрудный карман.

Когда могилу закопали, все замялись. Нужно было что-то сказать — что-то хорошее, светлое, чтобы улыбнуться и вспомнить живого настоящего Цыбу, а не стоять молча вокруг таблички «Игорь Цыбин, 1995–2012». Снова хлынул ливень. Мама ухватила тетю Олю за плечи и повела к машинам, мужчины побрели следом. Макар дождался, пока все отойдут, подошел к могиле, присел рядом с ней на корточки, зачем-то примял землю ладонью. Пытался придумать нужные слова, но не получалось.

— Макар...

Она вышла из-за соседнего памятника, двухметровой серой плиты с выгравированным ангелом.

— Карина, — Макар неловко поднялся, вытер ладони о штаны. — Я к тебе приходил.

— Я знаю. Дед сказал.

— Он не пустил меня...

— Тоже знаю.

— Спасибо тебе. Спасибо, что пришла. Я же... Ну, помнишь, говорил, что Цыба тебе понравится. Понравился бы.

— Я... Ты только не думай, что я сошла с ума. — Карина откинула капюшон и посмотрела — не на Макара, а будто сквозь него, в другой мир. Глаза у нее были такие же красные, воспаленные и заплаканные. — Я знаю, как все исправить.

— Все?

— Вражду семейную. И это тоже, — она показала на свежий холмик с табличкой.

Макар подошел. Положил руки ей на плечи. Кивнул. Рассказывай, мол. И она заговорила торопливо, глотая слова, словно боялась не успеть:

— Дед... Он тебя выгнал, но он хороший, правда. Он просто о лабиринте волнуется. Он же смотритель. То есть теперь я — смотритель, но это он меня всему научил. Я только одного не знала раньше. Про линзу. Он мне рассказал вчера. Ради нее лабиринт и построили. Барбаро построил, в пятнадцатом веке еще. Не чтобы сокровища спрятать. Понимаешь?

— Еще не совсем.

— Сейчас поймешь. Линза — в самом центре, туда можно только с разрешения хозяина... то есть Барбаро, пройти. Не волнуйся, я разрешение добуду. Я все продумала. А! Главное! Линза — это портал. Через него можно перемещаться во времени куда угодно. Теперь понял?

— То есть ты хочешь сказать...

— Мы можем вернуться в прошлое и сделать так, чтобы наши семьи не ссорились! Тогда мы сможем быть вместе. И вы с Бобром не подеретесь. И Цыба не умрет.

* * *

Взявшись за руки, они побежали к машине. Вдруг Макар затормозил, оглянулся.

— Забыл что-то?

— Ага.

Он вытер со щек капли дождя, втянул воздух со свистом и выпалил:

— Чтоб мой глаз заплесневел! Чтоб чудище отгрызло мне руки! Чтоб я лопнул, Гоха, если у меня не получится. Ты, главное, верь, хорошо?

Глава двенадцатая

Парамоновские склады

Мчались по черным от дождя улицам, как сумасшедшие. Не разбирая пути, забив на ПДД и водительскую совесть. Другого бы тормознули в секунду, но желтый «Рэнглер» Шорохова-младшего знали все менты в городе, так что трогать Макара никто из силовиков бы в жизни не рискнул. Обычно Макар этой форой не пользовался — и так в Управлении закрыли глаза на то, что восемнадцать будет только в феврале, и оформили потихоньку права, но сейчас ситуация была особенная.

— Держись. В шашечки поиграем, — предупредил он Карину и вдавил педаль в пол.

Джип шел резво, проскакивая на желтый, оскальзываясь на крутых виражах. Дворники скрипели по стеклу, едва справляясь с потоками воды, щелкал, не затыкаясь, поворотник. Направо. Прямо. Обогнать фуру. Вынырнуть перед мордой грузовой «Газели». Извиниться перед офигевшим водилой, мигнув пару раз фарами. Налево. Прямо. Направо. Быстрее. Еще.

Макар вел машину одной рукой, вторую держал на рычаге коробки. Карина сидела рядом. Молчала.

За окном мелькали дома — быстрые, тусклые. По тротуарам, перепрыгивая через лужи, бежали такие же тусклые люди, спрятавшись под зонтами. Почему-то все зонты были черными или блеклыми, словно весь город сегодня сговорился и решил надеть траур.

Боммм, бомммм...

Карина дернулась, услышав слева бой церковных колоколов, опустила чуть-чуть стекло и, подставив лицо потоку перемешанного с дождем ветра, закрыла глаза.

— Боишься? Помедленнее? — Макар переключил скорость и, сняв руку с рычага, прикрыл ей Каринину ладонь.

— Нет. Не боюсь. Ты уверенно ведешь. Я же такое сразу чувствую.

— Ага...

Ударить по тормозам. Перейти в левый ряд. Снова на газ.

— Минут через десять мы на месте. Дальше вниз, а там, как решили.

— Да.

— Да.

— Макар. А если ничего не выйдет? Или... выйдет только хуже? — Повернув руку ладонью кверху, Карина сжала его пальцы изо всех сил.

— Хуже некуда, Карин. Поэтому мы или все исправим... — Он ответил на рукопожатие и улыбнулся первый раз за последние три дня. — Или все исправим!

Карина хотела сказать, что еще недавно тоже так считала, но выяснилось, что эта долбаная пропасть не имеет дна. Стоит однажды сорваться с края, и дальше катишься, летишь, падаешь вниз, и нет твоему падению конца. Но, посмотрев на Макара, девушка поняла, что ничего такого не скажет и что пойдет вместе с ним куда угодно: в прошлое, в будущее, в преисподнюю, на виселицу или на костер. Лишь бы рядом.

— Главное — не промахнуться со временем. Дед говорил, что это тысяча девятисотый. Что как раз тогда Шорохов... ну, твой прапрадед зарезал в драке деда Вазгена...

— Зарезал? — потрясенно переспросил Макар.

— Так с этого все и началось... — Она запнулась. — У него сынишка остался маленький совсем и больше ни одного мужчины в семье. Так и получилось, что смотрительницей стала сестра Вазгена — Ануш. Там не ясно, вроде бы она замуж собиралась как раз. По любви большой. А из-за Шороховых ей пришлось все бросить и встать смотрительницей на лабиринт. Дед сказал, это она тогда поклялась мстить Шороховым... вам то есть.

— Ага, слышал. Ваша Ануш у нас вместо бабы-яги. Семейный триллер...

— Знаешь, я всегда хотела быть как она. Всегда! Даже имя поменять думала.

— Если все получится, сможешь сама сказать ей об этом. Пусть порадуется, что у нее в двадцать первом веке — фанаты. — «Рэнглер» заскользил, съезжая к Дону. За окнами промелькнул недостроенный бизнес-центр, потом черные обочины, вздыбившиеся бетонными плитами... — Все. Приехали. Парамоны.

Машина притиснулась к обочине. Макар повернул ключ в замке, но выходить не спешил. Откинулся в кресле, не выпуская руку Карины из своей. Уставился вперед, туда, где за призрачной изморосью дождя виднелись полуразрушенные складские коробки. По выцветшим стенам стекала ручьями вода, смешивалась с кирпичной крошкой, деревянной трухой и пылью, собиралась в грязевые пузырящиеся болотца. Зеленела короткая трава — яркими пятнами в коричнево-серой сырости.

— Красиво... Красиво очень. Я раньше и не замечал. Как думаешь, Парамоны останутся? Ну, если мы там все сделаем, как хотели. А Публичка? А набережная? Дон?

Он поднял Каринину руку к лицу. Долго рассматривал ее тонкие пальцы. Потом прижал их к губам и так замер, продолжая думать о чем-то своем.

— Макар... — мягко окликнула девушка и потянула руку. Осторожно, но настойчиво. — Надо идти.

— Я все-таки еще раз спрошу — ты уверена? — Он повернулся к Карине.

— Абсолютно.

— Ты же понимаешь, что измениться может все... Совсем все. Я, ты, город? Мир может измениться навсегда. Даже исчезнуть. Вдруг мы с тобой никогда не встретимся.