так и будет. Она не согласилась бы на меньшее.
Он тоже добивался своих высот. Это отняло много времени, он наделал уйму ошибок, но по-своему достиг успеха. А потом отказался от него, потому что смысл в том, чтобы вовремя уйти.
Теперь смысл его жизни – здесь, в этом месте. Он свернул на фермерскую дорогу. «Жить здесь и сейчас».
Когда он вошел в дом, то увидел Люси: она была на кухне и хлопотала над выпечкой.
– Вкусно пахнет.
– Решила напечь пирогов. – Она натянуто улыбнулась. – Как там новоприбывшие?
– Четыре туриста. Ими занимается Галл. – Галл, сын кузнеца, не пошел по отцовским стопам, а работал проводником для туристических групп в конюшне Уилкса; когда клиентов не было, он помогал по хозяйству. – Погода ясная, так что они прокатятся верхом. – Он налил себе кофе. – Я пойду проведаю новых жеребят. Проверю, какой они масти и вообще.
Кивнув, Люси заглянула в духовку, хотя в этом не было надобности – они оба знали, что она достанет оттуда готовый пирог минута в минуту.
– Захватил бы ты Сэма с собой. Он сегодня не в настроении.
– Конечно. Он наверху?
– Последний раз видела его там, да. – Она провела пальцами по волосам, которые теперь носила остриженными коротко, как у мальчика; прическа была ей очень к лицу и отливала серебром. – Думаю, он не в духе еще и потому, что я за ним приглядываю.
Вместо ответа внук обнял ее за плечи и поцеловал в макушку.
Она наверняка уже сто раз проверила, как он там. Попутно заглянула в конюшню к жеребятам. Задала корма курам и свиньям, переделала все дела, с которыми могла справиться (включая те, которые раньше делал Сэм).
А еще приготовила завтрак на них троих. Плюс весь дом и стирка тоже на ней.
Она умудряется изматывать себя, даже когда Купер рядом.
Он поднялся наверх.
Первые пару месяцев после того, как деда выписали из больницы, он жил в гостиной, которую они оборудовали под спальню. Ему требовалось инвалидное кресло и помощь с самыми примитивными потребностями.
И дед ненавидел это.
Как только он сам смог спускаться по лестнице, то, невзирая на медлительность и тяжесть своих передвижений, настоял на том, чтобы вернуться в комнату, которую делил с женой.
Дверь была открыта. Куп увидел деда, который с хмурым лицом сидел в кресле, смотрел телевизор и потирал ногу.
На его лице появились морщины, которых не было еще два года назад. Эти глубокие борозды были прорыты не столько возрастом, сколько болью и разочарованием. И не в последнюю очередь, возможно, – страхом.
– Привет, дедушка.
Сэм мрачно глянул на Купера исподлобья.
– Ни черта нет по телевизору. Если она послала тебя сюда узнать, не нужно ли мне дать попить, поесть, почитать, не убрать ли за мной рыготню, как за младенцем, – нет, ничего не нужно.
– Вообще-то я собираюсь наведаться в конюшню и хотел позвать тебя с собой. Но если тебе больше по душе телевизор, то…
– Не думай, что такие трюки со мной сработают. Я не вчера родился. Просто принеси мне мои чертовы сапоги.
– Да, сэр.
Купер достал пару сапог, аккуратно поставленных на пол в шкафу. Он не предложил деду помощь, которую точно предложила бы его практичная и проницательная бабушка. Но Куп понимал, что ее чрезмерная опека основана на страхе за него.
Купер посвятил деда в текущие дела: рассказал о нынешней поездке по тропам и о том, что заезжал в заповедник.
– Лил обещала заехать сегодня.
– Буду рад ее видеть, если только это не визит к больному. – Сэм приподнялся, оперся рукой на спинку стула и взял свою трость. – Как там ее странствия по заграничным горам?
– Я не спрашивал. Я пробыл там всего пару минут.
Сэм покачал головой. Купер подумал, что для человека с переломом четырехмесячной давности он двигается очень даже сносно. Но скованность была налицо. Нынешняя неловкость движений заставила Купа вспомнить, какой легкой и деловитой была походка Сэма раньше.
– Ума не приложу, что у тебя в голове, парень.
– Что такое?
– Такая красивая девушка, и все знают, что ты когда-то давно был неравнодушен к ней, а ты не можешь уделить ей больше пары минут?
– Она была занята, – сказал Куп, когда они направились к лестнице. – Я тоже занят. Между нами давно все кончено. К тому же сейчас она с кем-то встречается.
Фыркая, Сэм принялся спускаться по лестнице. Куп был наготове, чтобы подхватить его, если старик потеряет равновесие.
– С каким-то иностранцем.
– С каких это пор у тебя предубеждение против всего заграничного?
Хотя губы Сэма были плотно сжаты от усилий, затраченных на преодоление лестницы, он все же хихикнул.
– Я уже старик. Мне можно и даже нужно быть ворчливым. И к тому же свиданки с кем-то еще ничего не значат. У вас, молодых, кишка тонка ухаживать за женщиной, если за ней ухаживает кто-то еще.
– А тебя хлебом не корми, дай поворчать на нас, молодых, да?
– Ах ты дерзкий мальчишка, – отозвался Сэм. Но не стал возражать, когда Куп помог ему облачиться в верхнюю одежду. – Выйдем через переднюю дверь. Она сейчас на кухне, и я не хочу, чтобы она принялась хлопотать вокруг как наседка и обрушила мне на голову свое «то нельзя, это нельзя».
– Как скажешь.
Сэм слегка вздохнул и надел свою старую шляпу с кручеными полями.
– Ты славный парень, Купер. Хоть и полный профан по женской части.
– Я профан по женской части? – Куп вывел Сэма на улицу. Он заранее подготовил все к выходу деда: очистил от снега крыльцо и ступеньки, расчистил дорожки, ведущие к грузовикам и к хозяйственным постройкам. – И это мне говорит тот, на кого регулярно ворчит жена. Может, если бы ты в этой постели по ночам не только храпел, она бы оставила тебя в покое днем.
– Вот мерзавец, – хрипло рассмеялся Сэм. – Я должен хорошенько отходить тебя этой тростью.
– А мне потом поднимать тебя, когда ты упадешь на задницу.
– Я способен устоять на ногах, чтобы делать свою работу. Вот этого-то она никак не может взять в толк.
– Она любит тебя. Ты напугал ее. И теперь ни один из вас не даст другому передышки. Ты злишься, потому что не можешь делать все, что тебе захочется. Ты теперь ходишь с палкой и проходишь так, возможно, до конца своих дней. Ну и что? – сказал он, не дав вырваться ни капле сочувствия. – Ходишь же, не так ли?
– Не дает мне лишний раз выйти из дома и пройтись по собственной земле. Мне не нужна нянька.
– Я тебе не нянька, – категорично заявил Куп. – Она суетится вокруг тебя, потому что ей страшно. А ты огрызаешься и отбрехиваешься. Раньше ты так не делал.
– Раньше она не бегала за мной по пятам, как за маленьким ребенком, – с жаром возразил Сэм.
– Ты сломал свою чертову ногу, дедушка. Ты недостаточно прямо стоишь на ногах, чтобы ходить в одиночку по гребаному снегу. Ты все равно поступишь как хочешь, потому что ты упрямый как черт и с места не сойдешь, лишь бы настоять на своем. Но нужно набраться терпения, чтобы дать ноге зажить. Тебе просто нужно смириться с этим.
– Легко сказать, когда тебе всего тридцать,