Лежа в тени куста, я ожидал, пока будет готова моя травяная хижина, постройкой которой негры занялись тотчас же. И скоро я смог там устроиться и заняться приготовлением пищи.
Кипучая деятельность царила в быстро возникшем поселении. Вода, дрова и трава были на месте, и каждый думал только о еде и кровле.
Вдали кружились коршун и Милане; описав дугу, они снова возвращались назад к какому-то пятну. Туземцы-носильщики тотчас стали говорить, что там находится павшее животное, возможно, буйвол. Несколько человек отправились на поиски, и действительно, спустя несколько часов они принесли верхнюю часть тела антилопы, находившуюся уже в состоянии сильного разложения. Несмотря на это, они ее съели. Разложение пошло так далеко, что, когда я попробовал взять рога, они легко отделились от шишек, в которых уже возились черви. И однако люди извлекли мозги, чтобы их съесть. До чего не доходит человек, чтобы утолить свой голод!
Мы находились в очень негостеприимной местности. Найденная антилопа показывала, что здесь водятся леопарды. Она, видимо, пала жертвой одного из этих дерзких хищников, послужив ему в качестве обеда.
Я велел зажечь костры вокруг лагеря. К каждому костру были приставлены четыре человека. Из них один должен был быть на вахте. Ночь прошла спокойно, первая ночь, которую я провел вдали от домов и поселений негров, в африканской дикой глуши.
На следующее утро я приказал явиться проводникам абака, из которых один уже получил заслуженное наказание за то, что ввел нас в заблуждение, и спросил, знакома ли им дорога к Анзеа. Оба ответили отрицательно. Так как я, однако, решил, что желание поскорее вернуться заставило их солгать, то я их оставил при себе, предварительно отняв оружие, чтобы затруднить побег.
Во что бы то ни стало я должен был идти вперед. Один из сопровождающих нас солдат еще до выхода коротко доложил, что он знает дорогу. Мы двинулись вперед. Через 10 минут мы пришли на гнейсовое плато, от которого на восток и север открылась широкая даль. На расстоянии примерно двух часов мне показалось, что видны горы близ Кудурмы. Люди подтвердили мне это.
Мы шли еще несколько часов дальше на север и, наконец, я велел повернуть к Кудурме. Оттуда, как мне известно, до
Анзеа считался один день быстрого перехода, а в Кудурме, наверное, были люди, знающие дорогу, которые могли меня туда сопровождать. Поэтому решение мое было коротко: я приказал направиться к ближайшей деревушке мунду, откуда, спустившись в равнину, достиг Кудурмы.
Местность была похожа на ту, которую мы прошли в предыдущий день. Холмистая степь с высокой травой, почти безлесная, пересеченная многими ручьями, берега которых были то заболочены, то покрыты роскошнейшей растительностью. Ручьи эти протекали через галерейные леса востока страны Азанде и впадали на севере или северо-востоке в верхнее течение реки Роль.
Холмистая местность разнообразилась деревушками туземцев и полями, расположенными в складках рельефа. Эта живописная область изобиловала также и представителями животного мира, на что указывали не только голоса хищников, объединявшиеся в ночном концерте, но и стадо буйволов (около сорока голов), спокойно пасшееся на склонах холмов.
Мы были уже четыре дня в пути к моменту прибытия в Кудурму, тогда как я рассчитывал, что мы за три дня достигнем Анзеа.
Сильная гроза и дождь, заносившийся в мою хижину ветром, разбудили меня ночью.
Мелкий дождь, моросивший утром, и густые тучи ставили под сомнение возможность дальнейшего пути.
Наконец, мы смогли двинуться дальше. Однако и этот день не привел меня к вождю Анзеа. После того как мы в течение нескольких часов шли по дороге, ведущей на северо-запад, я, по настоянию своих людей, приказал повернуть у хора Агги на север, чтобы отыскать хижины вождя абака Бабира.
Расстояние до Анзеа за один день пути было определено как очень большое. Мы могли, как утверждали ленивые донколанцы, при большом напряжении прийти туда в лучшем случае только после захода солнца. Несмотря на нетерпение, которое меня гнало к Анзеа и к горе Багинзе, я хотел сделать вылазку к деревушкам абака.
Мы удалялись с каждым шагом все больше от горной, холмистой страны. На юго-западе на далекое расстояние были видны некоторые возвышенности, кустарник покрывал как господствующая форма растительности широкую равнину, пересеченную темными лентами лесов, протянувшихся вдоль речек в различных направлениях.
Если кустарниковая заросль с редкими, разбросанными деревьями и твердой, как щетина, травой вызывает разочарование путешественника, не находящего того великолепия растительного мира, которое обычно связано с представлением о тропиках, то я был сторицей вознагражден видом галерейных лесов, куполообразно замыкающихся над лентами речек.
Особенно был я поражен красотой влажных лесов у хора Аире. Как по лестнице спускается путник к глубоко лежащему ложу хора.
Маленький ручеек пробивается из-под гнейсовой скалы. В дождливое время, однако, он вздувается и образует стремительный поток. Вокруг непроходимая чаща, через которую возможно пробраться, лишь применив топор, чтобы очистить дорогу.
Схематический разрез галерейного леса
Великолепие и пышность растительности, изобилие и разнообразие растений и видов деревьев, — эта картина бесподобной красоты, пленившая меня обаянием волшебной сказки, не поддается описанию. И я сомневаюсь, смог ли бы даже один из самых лучших художников передать прелесть этих чудесных местечек, окутанных полумраком тенистой зелени.
Необходимость наблюдать за носильщиками и верховыми животными уменьшала, к сожалению, удовольствие этого перехода через реку, бывшего подчас очень тяжелым, главным образом для моих ослов.
Солнце было уже высоко, когда мы вошли в деревушку шейха Бабира.
Как всегда, все, имевшее ноги, вышло встретить прибывших.
Тотчас же мне была предоставлена чистая хижина. Векиль вождя, негр по имени Конфо, должен был о нас заботиться. Мне дали курицу и горшок меду. Конфо был весьма доволен возложенными на него обязанностями и так усердно приложился к бутылке водки, что его ум полностью затуманился. Ни драгоманы, ни носильщики не получили чего-либо съестного. Самого шейха Бабира совсем не было видно. Я вынужден был употребить угрозы, чтобы получить необходимое.
На следующее утро мое терпение снова подверглось испытанию. Никаких носильщиков! Взятые в Кудурме возвратились назад, и я должен был ожидать новых. Уныло пришел Конфо, протрезвившийся после сна. Наговорил много красивых слов и обещал все, все. Что мне оставалось делать? Пришлось умерить свой гнев, проявить терпение, снова и опять терпение — первое, самое важное и необходимое требование к каждому путешественнику по Африке.