Слова прозвучали честно, хотя и не очень понятно, но Женя и не старалась ничего прояснить: не с ее жалким опытом отношений. Его ласки не приходилось терпеть и внимание мужчины совершенно не напрягало, хоть и особых эмоций не несло. Редкие встречи проходили почти бесследно для сердца, однако Антон вспоминался все реже, что не могло не радовать. Только лишь за это стоило быть благодарной.
Сестра Михаила, наблюдая за такими не укладывающимися в привычные рамки встречами, как-то решилась сообщить Жене о том, что брат слишком тяжело пережил неудавшийся брак и рассчитывать на что-то серьезное с ним не стоит, и безмерно удивилась, когда вместо огорчения увидела на лице девушки улыбку.
Женя и сама не хотела замуж. Представить рядом с собой чужого человека … навсегда, просыпаться с ним рядом, готовить еду, стирать одежду, впитывая запах, так и не ставший родным, было невыносимо. Еще и навязать своего драгоценного мальчика, которого посторонний мужчина никогда не сможет любить, как собственного. Лучше она проживет всю жизнь в одиночестве, полностью посвятив себя сыну, чем допустит, что кто-то причинит ее сокровищу боль.
А теперь ждала как глупая влюбленная девчонка … просто звонка. Хотя бы звонка… И скучала сильнее с каждым днем. А Антон напоминал о себе слишком редко, всего пару раз за эти бесконечные три недели. Да и разговоры казались какими-то бессмысленными: ничего не значащие, банальные слова едва ли не о погоде. О состоянии отца мужчина был осведомлен от врача. Контролировал процесс лечения даже на расстоянии, с верхом перекрывая все возможные траты прежде, чем Женя успевала о них узнать. А с ней вел себя слишком отстраненно, ссылаясь на проблемы в работе и постоянную занятость. Вроде бы и повода не верить не существовало, но спокойней не становилось, и сознание то и дело подкидывало нелепые фантазии, только сильнее бередящие душу.
Вкупе с переживаниями за отца и тоской по Мишке это доставляло почти непрекращающуюся боль, немного справиться с которой удалось, лишь когда они наконец-то добрались до дома. С папой. Исхудавшим за эти дни, уставшим, но живым. Женя вновь едва сдерживала слезы, теперь уже радости, глядя, как он просто передвигается по комнатам, пьет чай из любимой кружки и улыбается, вдыхая аромат домашнего ужина, к которому не примешивается запах лекарств.
– Принцесса, ты мне обещала! Больше никаких слез!
– Я не плачу… – она заставила себя улыбнуться, замирая на отцовском плече. – Просто соскучилась по тебе… дома. И снова нужно уезжать.
Хотела бы остаться, но не могла больше находиться вдали от сына, а привезти его сюда – не совсем своевременно с учетом строжайших рекомендаций о соблюдении покоя, данных отцу врачами. Они приедут летом, как и собирались прежде, а пока оставался лишь этот вечер, наполненный тихой радостью от того, что беда обошла стороной.
После ужина будто вернулась в детство, присев рядом с мамой на диван и опустив голову ей на колени. Отец ушел в свою комнату, специально оставив их наедине, и Женя вдруг подумала о том, что, несмотря на проведенные рядом три недели, они почти не говорили ни о чем значимом. Беседовали о Мишке, о приезде старшей сестры, живущей на другом конце страны, о работе, о планах на лето, но не обсуждали того, что слишком явно читалось сейчас в глазах матери.
– Приберегла все важное напоследок? – Женя рассмеялась. Сейчас, когда беспокойство за отца улеглось, мама не могла не вернуться к своей едва ли не любимой теме: об устройстве личной жизни дочери. Только вряд там есть что-то новое…
Однако разговор оказался о другом.
– Давно знаешь этого мальчика?
– Ты об Антоне? – глупый вопрос, разумеется, речь шла именно о нем. – Какой же он мальчик, мам? Ему за тридцать давно.
Женщина кивнула.
– А мне за шестьдесят … давно. Так что вполне могу позволить себе назвать его мальчиком. Хотя то, что он сделал для нас, больше напоминает поступок зрелого мужчины.
Женя поднялась, отворачиваясь к окну. Все правильно, только почему-то думать об Антоне как о благородном рыцаре было слишком тяжело. Она привыкла обижаться, и предпочла бы продолжать считать его избалованным снобом, не видящим ничего, кроме собственных интересов. Но уже не могла. Не теперь, когда в буквальном смысле была обязана ему жизнью отца. И даже если вернет деньги, затраченные на лечение, это не оплатит другого долга, не заставит забыть о том, что именно благодаря решительным, взвешенным действиям они сейчас сидят в уютном доме, а не рыдают на кладбище.
– Так что, дочка? Давно вы знакомы?
– Не очень…
– Нет? – мать, казалось, удивилась. – Тогда, может быть, объяснишь, почему у моего внука такие же глаза, как у этого твоего недавнего знакомого? И отчество для Мишки ты случайно придумала…
– Мама…
Чувство вины больно кольнуло уже в который раз за последнее время. Непривычное и как будто неуместное… С чего бы ей винить себя? Это Антон… виноват, что так и не узнал о ребенке.
– Посмотри на меня.
Медленно развернулась, почти физически ощущая, как нежность в родном голосе сменяется сталью. И такая грусть в глазах, что впору опять зарыдать.
– Я была куда худшего мнения о мужчине, от которого ты сбежала шесть лет назад, – женщина помолчала, разглядывая дочь. – Тебе не приходило в голову, что он сам жалеет о случившемся?
– Это неважно.
– В самом деле? – голос матери зазвучал теми самыми нотами, которые всегда заставляли испытывать стыд. Жене на мгновенье показалось, что она превратилась в провинившуюся школьницу, которую отчитывают за проделки. – Ты понимаешь, что было бы, если бы он не позвонил тебе в тот вечер и не привез сюда?
– Я все понимаю! – слова давались с трудом, прямо как на экзамене, все билеты которого она напрочь забыла. – Но при чем здесь Мишка?
– При том, что это его сын. А ты сей факт решила скрыть.
– Это не я решила! Он сам…
– ОН САМ ничего не знал. А чтобы судить кого-то, нужно хотя бы выслушать его мнение. Я и раньше говорила тебе об этом, а сейчас лишь убеждаюсь, что была права.
– Он сказал свое мнение… – Женя не сомневалась. Нисколько. Ведь не сомневалась же?
– Помнишь книгу, которая так понравилась Мишане, когда вы приезжали в прошлый раз?
Растерянно повернулась к матери. Для чего она говорит о какой-то книге?
Та улыбнулась.
– Вы тоже с Никой любили ее в детстве… «Денискины рассказы»…
Женя зажмурилась, словно это могло спасти от пронизывающего откровения.
– Тайное всегда становится явным, детка. Ты знаешь это не хуже меня… И легче не станет, пока не сделаешь шаг, с которым и так слишком запоздала…
Глава 16
На работу после возвращения от родителей Женя вышла лишь три дня спустя. Никак не могла заставить себя расстаться с сыном. Мишка даже вырасти успел за это время и соскучился так, что наотрез отказался не только идти в сад, но и спать в своей кровати. В первую ночь уснул, вцепившись в ее руку, засопел так сладко, что она разревелась, уткнувшись ему в макушку. Целовала отросшие волосы, плечико, вынырнувшее из пижамы, длинные ресницы, бросающие тени на щеки. Смеялась сквозь слезы, почти задыхаясь нахлынувшим счастьем: с ней ее родной мальчик. Самый-самый любимый.