И опять не помню, какого черта он мне так до зарезу понадобился. Вот просто помру, если не позвоню. Значит, я оставила мобильник в машине, на кресле рядом с водительским. Ни минуты не сомневаясь — мне не жить без мобильника, я заставила себя подняться и медленно, величественно протащилась до стоянки. Ох, как же страшно далеко она была!
В машине сотового не оказалось.
Видимо, надо мной тяготело какое-то проклятие, придется помирать. А раз придется — какая разница, где это произойдет. Да пусть даже тут, в машине.
И все же я доползла обратно до гостиницы, взяла себя в руки и как следует перетрясла сумку. Сотовый лежал на дне.
Я схватила его, сразу поверив в свое спасение, и тут выяснилось, что он не работает.
Трудно описать, что я почувствовала. Стало совсем худо, а я и без того уже настроилась свести счеты с жизнью. Выходит, нет спасения. Надежда меня покинула, отчаяние захлестнуло душу, слабость одолела тело. И вдруг все это смела дикая, вулканическая ярость. Ведь я же специально оплатила роуминг и автоматическое переключение моего сотового после всякого пересечения границы, специально оговорила эту услугу, а сейчас и вовсе нахожусь в Польше, холера ясна и черт их всех подери!
Хозяевами небольшой гостиницы, где я остановилась, были молодые супруги в возрасте моих сыновей. Значит, электронное поколение. Остаток вечера молодой супруг, бросив все дела и передав бизнес жене, провел над моим сотовым, пытаясь заставить работать вредное устройство. Кажется, дело было в том, что я находилась слишком близко от границы, идиот мобильник просто не заметил, что я ее пересекла, и не перенастроился. Наконец молодой человек достиг цели и с триумфом вручил мне усмиренный сотовый, готовый выполнять все мои желания. Да благословит Господь этого парня, пошлет ему здоровья и всяческих успехов в его многотрудном хозяйстве.
Из всех этих передряг я вышла живой, но больше во Франкфурт не поеду.
И все-таки, если посмотреть с другой стороны, я извлекла из ярмарки кое-какую пользу лично для себя.
На одной из встреч или приемов, не помню, в огромном холле я вдруг увидела пани Шимборскую в окружении читателей, почитателей, фанов и журналистов. Толпа вокруг нее клокотала и галдела, у бедняги не было ни секунды покоя, ее буквально закидали вопросами. И я, зная, как это тягостно, наблюдала за происходившим с искренним сочувствием и удивлялась, как бедная нобелевская лауреатка такое выдерживает.
И тут у меня раз и навсегда пропала охота получить Нобелевскую премию. Нет, спасибо, не надо. Вот уж никогда не предполагала, что отсутствие оной окажет мне такую грандиозную услугу, избавив от этой адской муки.
Раз уж я погрязла в описаниях своих деловых поездок, сразу уж опишу и путешествие в Познань. Правильно, речь пойдет о майской книжной ярмарке, «Маевке с книгой». Тут я знала, зачем еду, кто меня там ждет. Люди. Читатели. Жаждут получить мой автограф. А если жаждут получить автограф и задать вопросы, я, конечно же, поеду. Они имеют право ожидать от меня ответной реакции, если уж читают мои книжки, и мне приятен их интерес к моей особе, это вдохновляет, подстегивает к дальнейшей работе, знаешь, что работаешь для тех, кто ждет твою новую книгу. И я всегда терпеливо сижу, подписываю книги и просто подсунутые открытки, пока рука не онемеет. И до полного изнеможения отвечаю на вопросы.
Только вот просьба к вам, мои симпатичные читатели, — не подсовывайте мне на подпись листочков в клеточку. Не знаю почему, но расписаться на бумаге в клеточку для меня неимоверно трудно, теряется ритм, клеточки сбивают меня с панталыку. Умоляю! ТОЛЬКО НЕ В КЛЕТКУ!
Ну так вот, стоял май, в Познани была прекрасная погода, тепло, солнечно, встречу с читателями организовали на свежем воздухе. Но стоял май! Тогда еще никто не знал, что у нас в Польше появилась одна из казней египетских — мошка. Майскую мошку, страшное бедствие, хорошо знают в Канаде, где-нибудь в сибирской тайге, может, еще в каких-то регионах земного шара, а вот на этот раз мошка решила в массовом порядке посетить Польшу, налетев тучей.
Первая волна накрыла нас в тот момент, когда я как раз уселась за столик подписывать книжки и общаться с читателями. Поскольку жителям Познани случалось встречаться с единичными экземплярами зловредных насекомых, то некоторые из присутствующих тут же закурили, надеясь, что дым отгонит эту гадость. Но в полной мере никто не оценил опасности.
В густом дыму приступила я к раздаче автографов.
И скоро выяснилось, что мошка — не дура, она нашла выход из положения. Сигаретный дым вьется высоко, над головами, а не стелется по земле. Вот она и кусала мне ноги под столом, там ей ничто не мешало. Надо заметить, что укусы мошки чувствуются не сразу, тот же комар ведет себя куда благороднее. Летит, пищит, предупреждает. Я и понятия не имела, какая опасность мне грозит. О том, какое несчастье обрушилось на меня, я узнала только по возвращении в Варшаву.
Дома я вдруг обнаружила — с ногами у меня что-то неладно. Гангрена? Обе ноги ниже колен воспалились, жутко чесались и болели. Зуд разрастался, принимал гигантские размеры. Тут я вспомнила, что в пятидесятых годах, в Варшаве, меня укусила такая мошка. Один укус порой заставлял человека ложиться в больницу. Тогда мне повезло. Попался знающий врач, посоветовал делать примочки из раствора очищенной соды и часами пребывать в неподвижности. Ясное дело, в примочках не попрыгаешь. Я и просидела несколько часов над чашкой с целительной субстанцией, читала и радовалась вынужденному отдыху. Через двое суток была здорова.
На сей раз дела обстояли намного хуже, сода не помогала. Я поехала к дерматологу, и меня удивила его тревога, которой он не сумел скрыть. Лечение оказалось сложным, мне прописали несколько лекарств, в том числе и антибиотик. К тому же лекарства непременно следовало применять строго по расписанию, с часами в руках. Одно каждые двадцать минут, другое каждые два часа и так далее. К счастью, все наружное, никакой отравы не пришлось глотать.
Через неделю врач с удовлетворением констатировал первые успехи — болезнь приостановилась в своем развитии. И это замечательный результат, хотя чувствовала я себя совсем не замечательно. Болезнь испортила для меня чудесную свадьбу старшего сына пана Ришарда.
Свадьбу играли в начале июля, и тут я впервые встретилась с интересным явлением, которое позже стало принимать все более широкие масштабы, — благотворительность, приуроченная к бракосочетанию. На свадебных приглашениях молодые вежливо просили гостей вместо цветов и подарков приносить игрушки для бедных детей. Приглашенные приняли близко к сердцу благородные пожелания молодоженов, и потом я собственными глазами видела шесть мешков, содержимое которых могло осчастливить любого ребенка, не только из бедной семьи. Мне сказали, что я видела не все мешки.