— У мистера Майлза ничего не пропало, а ведь его комната...
— Это он говорит, что не пропало... Слушай, Анжело, на днях я выложу тебе кое-что насчет твоего мистера Майлза.
— Что ты имеешь в виду? Майлз — парень что надо!
Премного благодарен за подобный комплимент...
— Ты думаешь?.. Но не важно, когда-нибудь позже, малыш. Вот, возьми перо.
Анжело потянулся за ножом. Как они были неумелы! Билли уронил нож и нагнулся, вглядываясь в неосвещенную землю. Затем они отошли от меня, и нож уже оказался в руке Анжело, а остальные столпились вокруг — толпа гоблинов в сетях тревожной ночи.
Я снова совершил грубейшую ошибку, Дрозма. Я обязан был догадаться.
Голос Анжело изменился, стал тонким, почти ломающимся:
— Ты убил мою собаку? Ты убил мою собаку, грязный "индеец"?
Тощий пленник молча плюнул анжело на ногу. Но его мужество уже было подорвано, он заскулил, глядя на лезвие, и съежился, когда маленькая рука Анжело устремился к нему с ножом. И он был не единственный, кто вскрикнул, когда нож пронзил тело... я видел это... и кровь брызнула из костлявого плеча, заливая пальцы Анжело. Вторым вскрикнувшим был сам Анжело. Он еще раз вскрикнул и отбросил нож. Потом выхватил из заднего кармана брюк носовой платок и попытался остановить кровь. Остальные вряд ли были способны на что-то большее, чем просто стоять разинув рот и хихикать.
— Будь ты проклят, Билли!.. Будь ты проклят!..
— Заткнись, малыш!.. Что такое немножко крови?!
Билли оттолкнул Анжело в сторону. Билли быстро и со знанием дела отвязал тощего пленника и дал знак своим приятелям придержать его. Билли вытер рану и осмотрел ее.
— Всего лишь царапина!
И он был прав, потому что раненым здесь был совсем другой человек. Раненым был Анжело.
Анжело трясло. Его окровавленная рука судорожно дергалась ко рту и падала вниз. Он машинально нащупал платок, выброшенный Билли, и сделал слабую попутку вытереть им пальцы. Потом он выронил платок и зашелся в приступе тошноты.
Билли рывком повернул пленника и пнул его:
— Разве это рана!.. А теперь беги, "индеец", беги! Удирай и скажи своим соплякам, что мы подожгли серу.
Тощий пошатнулся, но сделал шаг в сторону, прижимая к порезу кусок рубашки.
— Вы что-о-о?
Билли хихикнул:
— Мы подожгли серу. И встретимся с вашими парнями в любое время.
Тощий кинулся прочь. Гоблины заржали. Билли Келл схватил Анжело за запястье и поднял его руку:
— Полноправный член "стервятников". В деле он?
— Он в деле! — отвечали ему. Словно хор привидений.
— Слушай сюда, орлы, знаете что?.. Он подменил пере, когда понял, что перо липовое. Он не хотел, но сделал это, потому что знал, что это правильно. Теперь он настоящий "стервятник". Я знал это, когда он при первом испытании окропил своей кровью камень.
Тут они столпились вокруг Анжело, с простодушными непристойностями и льстивыми смешками принялись обнимать и расхваливать его. Анжело принимал их выходки со слабой улыбкой, с затаенным стыдом и скрытым презрением. А потом и вовсе с нарастающей гордостью и неохотным одобрением. Как будто он заставлял себя поверить в ложь Билли... Была ли эта ложь хорошим политическим ходом? Я не знал.
— Ну,— сказал Анжело,— ну, он же кокнул моего пса, ведь так? Господи!.. Туман поглощал выводков Билли Келла — одного за другим. Они исчезали в нем, подняв руку с вывернутой ладонью. В тумане находился и я — где мне претендовать на то, чтобы понять этих детей!.. Хотел бы я быть старым настолько, чтобы помнить то, что происходило четыре или пять столетий назад!
Утрачено нечто такое, что я искал и не находил в бандах, которые изучал при последним своем посещении Штатов, семнадцать лет назад. Банды того времени были, на первый взгляд, гораздо более злобными, шумными и неприятными. Ими двигало нечто большее, чем молчаливая обида на мир взрослых, их стимулами были материальные побуждения — секс, деньги и страх. Эти же беспризорники (а в известном смысле они и вовсе сироты) вернулись к более примитивным фантазиям. Их колдовство — пусть выраженное в модной одежде или жаргоне, но все равно колдовство — говорит о том, что равнодушие взрослых по отношению к ним достигло полного безразличия. Возможно (а может, и нет), причина — в упадке городов. Южная часть Калюмет-стрит — не более чем робкий вихрь в потоке, и на окраинах или в пригородах я мог бы отыскать проблемы совершенно другие... не знаю. Но вряд ли покажется странным, что это беспризорничество, эти зреющие правонарушения имеют место в культуре, которая лишь недавно научилась заменять древние религиозные императивы чем-то лучшим.
Думаю, это переходный период. Сила древней набожности была утрачена ими в те времена, которые они называют "двенадцатым веком", и миллионы их, в поспешной человеческой манере, вместе с водой выплескивают и ребенка. Такие понятия как дисциплина, ответственность и честь были отринуты вместе с дискредитировавшими себе догмами. Потеряв опору в Иегове[27], они до сих пор не хотят учиться стоять на своих собственных ногах. Но я верю, что они научатся. Я вижу человека двадцатого столетия довольно приятным парнем со слабыми ногами и находящейся в скверном состоянии головой. А какой еще может быть голова, если ею бьются в каменную стену!.. Возможно, в скором времени человек пробьет ее, придет в себя и продолжит свои человеческие дела, полагаясь на божественность в себе и своих собратьях...
Билли и Анжело покинули склад последними. Я проследовал за ними до дома N 21. Перед тем как скрыться в доме, Анжело поднял руку с вывернутой ладонью, полноправный член "стервятников". Я боялся, что его страдания выразятся в форме ночных кошмаров, если, конечно, он вообще может спать. Я тенью следовал за шагающим по Калюмет-стрит Билли Келлом. В квартале от "ПРО У ТЫ" я догнал его, взял за плечо, развернул лицом к себе и сказал по-сальваянски:
— Ну что, сын убийцы, ты доволен?
Он смотрел на меня с изумлением человеческого ребенка, без испуга, потом позволил своему лицу исказиться в человеческом страхе. Натуральном или разыгранном?... И наконец, заикаясь, сказал по-английски:
— Какого черта, мистер Майлз? Вы больны или пьяны, или еще что-нибудь?
Я устало ответил по-английски:
— Ты меня понял.
— Понял?! Я думал, вы поперхнулись. У вас что, "эйч" — основной звук или как?[28]. Уберите от меня руки!
Я схватил его за рубашку. Я знал, что мне делать. Надо сорвать с него рубашку, и если этот туманно-слепой лунный свет окажется недостаточно сильным, чтобы я мог разглядеть на нижней части грудной клетки Билли крошечные запаховые железы (если они там вообще есть), потереть их руками. А потом руки понюхать. Билли тоже знал это. Как и то, что, разыгрывая из себя человека, он и пугаться должен по-человечески.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});