Читать интересную книгу Всё о жизни - Михаил Веллер

Летаешь именно в возрасте, когда нервная система всего активнее. Потребность в ощущениях больше, острее. Ощущение ищет форму действия, во сне – воображаемого. Это сродни искушению шагнуть с высоты. Мы имеем вариант максимального действия как образного ряда максимального ощущения: таки шагнуть в воздух, преодолеть гравитацию, совершить аж невозможное, принципиально небывалое. И тебе этого хочется, это нравится.

Кошмары. У солдат, у людей, переживших опасность – понятно. Как бессознательные проявления страха, беспокойства – понятно. Подсознательный страх можно при старании найти у любого – это тоже понятно. А вот кто больше орет по ночам? Люди с активной, сильновозбудимой нервной системой. Конкретных причин, памятных переживаний у них не больше, чем у прочих. Сильных ощущений трэба психике. Не получая наяву – получает хоть во сне.

Если есть способность ощущать страх – так эта способность хоть иногда и хоть как-то должна реализовываться.

И опять же, возникающие в кошмаре зрительные образы всегда связаны с максимальными действиями. Первая группа – угроза жизни, опасность смерти. Вторая группа – небывалые и тем самым сверх реального угрожающие предметы, от непонятного нет защиты – типа чем-то жутких летательных аппаратов. Третья группа – невинные образы и действия, ужас заключается в том, что есть элемент невозможного, сверхреального – типа говорящей кошки или ожившей картины.

Четвертая группа – суперкатастрофа, конец света. Неясно?

Вариант такого максимального действия, такого изменения в мире, которого еще не было.

Любовь. Оргазмы юношей и девушек во сне и сопровождающие их часто образы – понятно. Менее понятно другое: встреча во сне со старой знакомой (знакомым) – и вдруг ощущаемое при этом чувство огромной, пронзительной, печальной и всепроникающей любви. Причем в реальности там никакими Любовями и близко не пахло, и ничего особенного в этом знакомстве по сравнению с другими не было.

В жизни чувству вечно что-то мешает, в реальности к нему вечно что-то примешивается. А тут разум спит, понимаешь.

И ничего тут нет, кроме реализованной способности ощущать максимум такого чувства.

ТЯГА К РАЗРУШЕНИЮ. Вам знакомо чувство, когда любуешься искристо-голубой белизной свежего снежного покрова, и жалко ступить на него, нарушить нетронутую красоту – и одновременно что-то подмывает прошагать, проложить цепочку своих следов, протоптать, испортить, нарушить?

Это – то же стремление к действию. Красота, совершенство, лучше некуда… А ощущение твое – изменить окружающую действительность!

Вот мальчишки с садистским азартом крушат песчаные замки, построенные девочками. Агрессивное мужское начало? Уведите девочек домой. Пусть мальчики сами построят дивные замки. Построили – что дальше? Купаться пора, или обедать идти. Оставить замок? Можно… А если кто-то другой его порушит? И вообще что с ним дальше делать! Первый пинок – даже жалко… э, ур-ра: ломай! И жалко – а охота…

Этот снег, этот замок – из самых изначальных и общих форм потребности изменять действительность.

Там, где ты ничего не можешь создать – ты должен разрушить.

ТЯГА К КАТАСТРОФАМ. В чем притягательность картин грандиозных катастроф и даже известий о них? (Опять же – Голливуд это давно знает, даже отдельный жанр давно возник – фильмы катастроф.)

Слышит человек, что извержение вулкана ужасное, масса народу погибло. Либо лайнер утонул, самолет упал, землетрясение целый город снесло.

Как он реагирует? Ужасается, причем в основном напоказ, если там никого из его друзей-близких не было. Жадно интересуется подробностями, а журналисты их знай выдают, накручивают. И даже хороший человек, сочувствуя, горюя, вещи и деньги жертвуя пострадавшим – а все равно испытывает где-то в глубине души странноватое такое для себя, с оттенком нехорошести, порочности, чувство удовлетворения от того, что это произошло. Какой-то странный оттенок удовольствия испытывает.

Психологи говорят: это удовольствие от собственной комфортной безопасности, тем ее сильнее ощутил и оценил. Оно и так, да отнюдь не только это. Ну, говорят, еще тут может быть зерно агрессивности, мизантропии, тяги к разрушениям, которая сидит в подсознании (или в сознании, у кого как, мол) у каждого.

И что, понимаешь, это за тяга такая, откуда, зачем? Человек ведь, понимаешь, по натуре созидатель, нет?

Это, дорогие мои, та самая тяга к максимальным действиям. Если один человек погиб – к этому мы привыкли, статистику знаем, он нам никто – и ладно, у нас своя жизнь. А если сто тысяч – ого! это событие грандиозное, как там все случилось? Зачем тебе подробности, какая тебе разница? АН нет, хочется все подробнее себе представлять – и ужасаться, вот тянет нас ужасаться. (Есть и такой жанр, фильм ужасов.)

А уж если пожар в городе – толпа народу сбегается смотреть. На что?! Пожарные жизнью рискуют, добро пропадает – а народ смотрит, и не со скорбью, а – завороженно. Как писал О.Генри: «Пошли и мы с Энди полюбоваться зрелищем». Хибара – ерунда, а вот если небоскреб пылает – это да! глаз не оторвать. Шо ж мы с вами такие падлы?.. Извращенцы все, что ли?

Слушайте. В Дрездене в 45-м погибло при бомбежке больше народу, чем в Хиросиме. Почему же так ужасает – и манит жутью! – зрелище атомного взрыва, этот гигантский гриб до стратосферы? А вот – ты подай нам грандиозные зрелища. То есть – крупные, большие события. Вот нужны они человеку, и все.

Удовлетворение – оттого, что: я в жизни и это видел, и это пережил, и это при мне произошло, полнее моя личная жизнь от этого. Закон тяги к максимальным действиям.

ЗРЕЛИЩА ПРИРОДЫ. Давно сказано: ни на что не хочется смотреть так долго, как на огонь горящий, воду текущую и облака плывущие. Почему?

Непрерывное и грандиозное действие. Недосягаемо высоко в небе гигантские облака, величественное движение, грандиозная картина!

Река течет – вечно, из-за горизонта и за горизонт.

А море? Огромное, безбрежное, бездонное. И бесконечно волны плещут, поверхность меняется.

А закат? Все краски, вся картина природы меняется на глазах.

Завораживает человека грандиозность, манит, притягивает; впечатляет. Эстетика-то эстетикой, ан какие массы, какие силы, какая энергия в этом всем, объемы какие! Эстетика-то в том, что человек всегда найдет красоту в том, к чему его тянет без всякой «пользы» и видимого смысла и что непосредственно впечатляет его чувства.

Ниагарский водопад: какие массы воды, с какой высоты рушатся бесконечно! Грандиозное действие. Солнце садится: гигантская звезда, так близко к нам – и одновременно так далеко, пылает, освещает, гаснет, за далекий горизонт опускается. Ух ты!..

Замечали, что в окно вагона можно смотреть дольше, чем в окно самолета? А это почему? А мелькает все быстрее, скорость ощущается сильнее, картина на сетчатке глаза меняется активнее, мозг занят больше непрерывным изменением зрелища.

Огонь – вот на что из явлений природы, и одновременно из творений как бы рук своих, человек может – и любит – смотреть всего больше.

Ежемгновенно меняется картина. Летят и гаснут искры, рассыпаются золотые поленья, пляшут языки. Маленький костерок из ящичных досок – а вот сидят все вокруг и смотрят…

Зрелище что надо. Чудо. Большое действие. Меняется и исчезает на глазах то, что только что существовало. Разрушение, созидание, изменение, свет, тепло.

Максимальное зрелище, вся сетчатка занята работой. Заметьте – если ровное пламя бьет из форсунки или ракетного сопла – не та привлекательность, наглядности нет. Какой-то огонь укрощенный, экономичный, ровный, сгорает неизвестно что до мельчайшего распыления. Нет тех ощущений.

Рыбы подплывают на свет фонаря. Мошки летят на огонь. Птицы разбиваются о прожектор, и подходят из чащи звери на свет костра, отблескивают из темной дали глазами, часами сидят, смотрят. Кинь головешку – убегут испуганно, и снова вернутся, и будут опять смотреть, но уже с большего расстояния, с большей опаской.

Чего пришли? Куда летели? Зачем разбились? У многих народов возникло обожествление огня, почитание его как Высшего Существа. Много мифов о подателях огня, богах, титанах, священных животных. Можно – объяснить на уровне конкретных причин: мол, раз огонь давал тепло, защищал от хищников, мог укусить и сжечь – вот ему и поклонялись по серости ума. Мол, у насекомых инстинкт такой – он их подвел: они думали, что это свет выхода из норки, или рассвет, или поверхность воды – а это оказался огонь, вот они и погибли. И в таком духе.

А зверям на черта огонь? Они лесного пожара пуще всего боятся. Тепло? Так они не приближаются. А смотрят зачем? Понять не могут, природное любопытство?

А ты, мил друг, чего смотришь? Чего не знаешь про огонь? На что тебе камин в доме, костер на берегу?