Читать интересную книгу Гибель царей - Конн Иггульден

Среди римлян, собравшихся встретить отряд, Юлий заметил немало черных лиц. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем римская кровь растворится в африканской и появятся поколения, начисто забывшие далеких предков и их обычаи? Земля станет прежней, такой, какой была до появления выходцев из Италии, и даже рассказы у лагерных костров о далеком прошлом мало-помалу начнут считать небылицами. Вряд ли здесь помнят о величественной империи Карфагена, размышлял Юлий, а ведь именно из портов, расположенных некогда на этом побережье, тысячи кораблей отправлялись в плавания, чтобы изучать и покорять дальние страны.

Такие мысли тревожили и пугали; Цезарь, спохватившись, отбросил их и взял себя в руки. Если он хочет уйти из селения с новыми рекрутами, именно на этом следует сосредоточить свое внимание.

По приказу Юлия отряд выстроился в две шеренги. Солдаты с серьезными лицами замерли по стойке «смирно». Не считая Юлия, только восемь воинов имели при себе мечи, и лишь трое были облачены в доспехи. Тунику Светония покрывали пятна крови: он непрерывно почесывал муравьиные укусы, испятнавшие его тело. Большинство офицеров с «Ястреба» изнемогали от палящего солнца и кровососущих насекомых, но рекруты чувствовали себя вполне удовлетворительно.

Команда Юлия больше походила на шайку бандитов или пиратов, чем на римских легионеров. Цезарь заметил, что кое-кто из селян раздражен и показывает на солдат пальцами, сердито ворча. Мясник, державший лавку на площади, прекратил разделывать тушу и вышел из-за прилавка, не вытерев измазанных кровью рук, всем видом показывая, что не прочь подраться. Юлий рассматривал толпу, стараясь угадать, кто здесь старший. И в самой глухой деревне должен быть вожак.

Но вот от дальних домов показались пятеро мужчин. Они направлялись к отряду. Четверо были вооружены: трое — топорами на длинных деревянных рукоятях, один — источенным до размеров кинжала старинным гладием.

Пятый мужчина, седовласый и худой как палка, спокойно шел впереди. Юлий подумал, что ему за шестьдесят, и по выправке сразу угадал в нем бывалого воина.

Когда тот заговорил, римляне удивились — они услышали беглую латынь родного города.

— Мое имя Парракис. Это мирная деревня. Что вам здесь нужно?

Он обращался к Юлию и, как было видно, совсем не испытывал страха. После слов вожака Цезарь отказался от своего первоначального намерения запугать и, если понадобится, избить его. Возможно, эти люди и имеют какие-то дела с пиратами, однако платы от них не получают. Дома крепкие, люди одеты чисто, но все же очень скромно. Никаких внешних признаков богатства не наблюдается.

— Мы — солдаты Рима, раньше служили на галере «Ястреб». Нас захватил пират по имени Цельс, потом за выкуп отпустил на свободу. Мы хотим набрать команду и поймать его. Это римское поселение. Я рассчитывало на вашу помощь.

Брови Парракиса поползли вверх.

— Что ж, здесь вы помощи не получите. Я не был в Италии более двадцати лет. Мы никому ничего не должны. Если у вас есть серебро, можете купить еды. Затем уходите.

Юлий шагнул ближе к Парракису и отметил, как напряглись сопровождавшие его вооруженные мужчины, до этого момента хранившие невозмутимость.

— Эти земли отдали легионерам, а не пиратам. Но побережье просто кишит ими, и вы обязаны нам помочь!

Парракис рассмеялся.

— Обязаны?.. Мы обязаны лишь самим себе. Повторяю, Риму до нас дела нет. Мы мирно живем и честно трудимся, а если появляются пираты, продаем им наши товары. Полагаю, ты хочешь набрать войско? Здесь ты рекрутов не найдешь. Мы земледельцы, и воевать нам незачем.

— Не все, кто пришел со мной, служили на галере. Есть новобранцы из селений к западу от вашей деревни. Мне требуются люди, которых можно обучить и сделать солдатами. Мужчины, не желающие, подобно тебе, прозябать и прятаться в деревушке.

Лицо Парракиса побагровело от гнева.

— Прятаться? Мы обрабатываем землю, сражаемся с сорняками и вредителями, чтобы прокормить родных. Первые из нас пришли сюда, отслужив свое в легионах, доблестно отвоевав в чужедальних краях, получив наконец награду от сената — землю и покой. И ты смеешь говорить, что мы прячемся? Будь я помоложе, лично сошелся бы с тобой на мечах, ты, наглый сын шлюхи!

Юлий пожалел, что не осуществил свой изначальный план. Он понимал, что теряет инициативу, и уже открыл рот, чтобы возразить оппоненту. Однако его опередил один из мужчин, вооруженных топорами.

— Я хотел бы пойти с ними.

Старик вытаращил на соседа глаза. Челюсть его отвисла, в уголках губ собрались сгустки белой слюны.

— Пойти, чтобы тебя убили? Ты об этом подумал?

Мужчина с топором скривил рот, не обращая внимания на реакцию Парракиса.

— Ты всегда говорил, что это были лучшие годы твоей жизни, — спокойно напомнил он. — Когда вы со стариками напиваетесь, то без умолку рассуждаете о тех золотых днях. А у меня есть только возможность гнуть спину в поле от зари до зари. О чем я стану вспоминать, когда состарюсь? Что расскажу людям? Какое удовольствие зарезать свинью на праздник? Как сломал зуб о камень, оказавшийся в испеченном мною хлебе?

Прежде чем остолбеневший Парракис смог ответить, вмешался Юлий:

— Пожалуйста, оповестите жителей деревни. Я предпочитаю добровольцев — таких, как этот.

Гнев Парракиса испарился, и он внезапно сник.

— Эх, молодежь, — вздохнул он, похоже, смирившись. — Все ищете развлечений. Я тоже был когда-то таким.

Старик повернулся к мужчине с топором.

— Ты хорошо подумал, парень?

— У тебя остаются Дени и Кам, они будут работать в усадьбе. Я тебе не нужен. Хочу увидеть Рим, — ответил молодой человек.

— Ладно, сынок. Но то, что я сказал, правда. Жить и работать здесь — не позор.

— Я знаю, отец. Я к вам вернусь.

— Конечно вернешься, мальчик. Здесь твой дом.

В этом селении нашлось восемь рекрутов-добровольцев. Юлий взял шестерых, отказав двоим по малолетству, хотя один из них вымазал сажей подбородок, надеясь, что это сойдет за признаки пробивающейся щетины. Двое новобранцев принесли луки. Можно было сказать, что начало экипажу корабля, который отправится ловить Цельса, положено.

На следующий день на рассвете отряд выступил в направлении берега.

Юлий старался унять распиравшую его радость и думать только о том, что еще необходимо команде. Золото, чтобы нанять корабль, еще двадцать человек и тридцать мечей, запас продуктов, чтобы добраться до крупного порта…

Один из лучников споткнулся и упал. Вся колонна вынуждена была остановиться. Юлий вздохнул. Чтобы сделать из них настоящих легионеров, потребуется года три, не меньше.

ГЛАВА 12

Выпрямив спину, Сервилия сидела на краю ложа. Брут видел, что она напряжена, но чувствовал, что не следует начинать разговор первым.

Почти не сомкнув ночью глаз, он так и не решил, как надо себя вести. Трижды Марк говорил себе, что не пойдет в дом у подножия Квиринала, и всякий раз убеждался, что это не выход из создавшегося положения. Сколько себя помнил, он всегда мечтал увидеть мать. Брут не испытывал сыновней любви, но готов был принять страдания и истечь кровью за эту женщину.

Когда Марк был ребенком, одиноким мальчиком, брошенным в пугающем мире, он постоянно грезил о том, как за ним придет мама. Потом жена Мария, не имевшая сына, обратила на него всю силу нерастраченной материнской нежности, однако Брут не сумел ответить на ее чувство — мальчик не знал, что его могут любить. Сейчас он смотрел на женщину, сидевшую перед ним, и понимал, что она ему дороже всех на свете, дороже и Тубрука, и даже Юлия.

В комнате стояла звенящая тишина, а Брут не мог оторвать от матери глаз, вбирая в себя весь ее образ целиком, до мельчайших деталей. Он хотел понять, в чем секрет невероятной привлекательности этой женщины, постичь ее, как тайну.

Загорелое тело Сервилии покрывала белоснежная стола; драгоценностей на ней не было. Как и в день первой встречи, волосы женщины свободно падали на плечи. Она двигалась с гибкой грацией; просто смотреть, как она сидит или идет, уже было удовольствием. Походкой Сервилия напоминала дикое животное, леопарда или оленя. Брут решил, что глаза у нее чересчур большие, а подбородок слишком решителен для классической красоты, и все же не мог отвести взгляд, подмечая едва заметные морщинки вокруг рта и в уголках глаз.

— Зачем ты пришел? — спросила женщина, нарушив затянувшееся молчание.

Как много ответов на этот вопрос он обдумал! Всю ночь его воображение проигрывало сцену за сценой: горькие упреки, оскорбления, объятия… Ни одна из них не подходила для реальной ситуации из обыденной жизни.

— Когда я был ребенком, все время старался представить себе, какая ты. Хотел увидеть тебя хотя бы раз… Мне нужно было знать, какое у тебя лицо.