Ой, да что ж это делается, Сварог-заступник! Облюбованный мной пригорок и с громким криком на меня бросился:
– Држи ево, мать вою рстак! Неча плес нашму шасть!
Следом из-за деревьев ещё две моховых горы выбежали. Именно – выбежали. Потому что успел я у них ноги разглядеть. Кроме того, диковинные созданья наверняка ещё глаза, рот и руки имели. Очень сильные руки. Это я уяснил, когда они меня легко и быстро скрутили и в вглубь леса поволокли.
– Ппалсь, глубчик! Буш знать, ёнть, к безпрос в древн бор збирац! – приговаривали моховые чудища, тычками в спину мне дорогу показывая.
Так и продолжалось, покуда мы к большому холму, кустами можжевеловыми почти до самой вершины заросшему, не вышли. Всё подножье его какими-то норами и пещерами было изрыто. Будто очутился я на обрывистом речном берегу, ласточкиными гнёздами усеянном. А чуть в стороне под вязами столетними виднелись совсем уж обыкновенные землянки, по самые окна в траве укрытые. Из каждой из них такие же косматые существа, большие и совсем крошечные, вероятно – детёныши, к нам сбегались.
– Эвн, глянь, кво пймали! Ща старста прдёт, рзберёц! – кричали они и на меня лапами своими показывали.
Что-то в их облике и говоре трескучем было знакомое, вернее сказать – припоминаемое. Особенно словечко это – "ёнть". Где-то я его уже слышал, причём, не так давно. Ну, конечно же! Дед Радим, Старогородский самогонщик так говаривал. И выглядел старик схоже. Может, и не таким заросшим был, но тоже пень лесной напоминал. Не иначе, как его соплеменников-лешаков я теперь и повстречал.
Вот, значит, где я очутился! Древний бор. Заповедный лес, в тридцати верстах на запад от Старгорода начало берущий и неизвестно до каких пределов простирающийся. Потому и неизвестно, что человеку обыкновенному вход сюда заказан. По старинному договору, первым Лукоморским князем с лешаками заключённому, Древний бор им одним безраздельно и на вечные времена принадлежит. И никто к нему без дозволения старосты лешачьего близко подойти не в праве.
А я, стало быть, подошёл и договор сей нарушил. И ждёт меня теперь кара суровая. Жаль только, не удосужился я у бабки Милонеги выяснить, какие у них, у лешаков за это наказания предусмотрены. Розгами высекут, или опять в подземелье посадят? Так ведь, родные мои, я ж не нарочно! Я ж от погони спасался. Да и не ведал я, по чьей земле хожу!
Я схватился за руку одного из подошедших, самого бородатого, рослого и крепкого, более всех прочих, однако, на человека похожего, и обо всём этом подробно ему доложил. А рассказ свой слёзной просьбой завершил:
– Дяденька, отпустите меня! Велесом – лесным хозяином клянусь, я ничего злого не замышлял!
Лешак, (как оказалось, он и был здесь за старосту), на меня посмотрел недоверчиво. Говорил он почище остальных, хотя в сравнении с ним тот же дед Радим княжеским глашатаем покажется. А уж когда староста горячился, (а как тут не волноваться, когда уже пятого нарушителя за месяц отловили), так же, как и все лешаки, слова проглатывал:
– Дк, мил чек, все вы одно грить – зплутал, д не знал, д боль не буд! А птом глядь – чрез месц опять он ж ппалсь, муху ёму в ухо!
– Нет, дяденька, я не такой, – продолжал я его убеждать и решил, как мне казалось, самый веский довод привести. – Я ваши порядки уважаю. У меня даже в городе знакомый лешак имеется – Радим Берендеич.
Зря, ой, зря, я про него вспомнил! Староста прямо подскочил, будто ужаленный, про деда услышав:
– Ты имя эт, дрын чрез тын, в нашм бору не вспминай! Нет боль таков лешка! Не знам ево и знать не хтим!
– Отчего ж вы его так не любите? – удивился я и тут же сам вспомнил, что бабка Милонега мне о лешаке рассказывала.
– Дк чво ж нам, полено до колена, целовац с ним штоль? – проворчал лешак. – Ён ж всё племя наш предл.
И он, всё так же речь свою приговорками прореживая, о причинах своей нелюбви к Радиму поведал. А остальные лешаки вокруг нас на корточках расселись и молча головами кивали, рассказ вождя своего подтверждая.
Знаете, я лучше своими словами перескажу. И мне язык лишний раз ломать не охота, и вам понятней будет. Уж больно заковыристо староста изъяснялся! Половину слов я скорее угадал, чем расслышал. Значит, вот как дело было:
Тому уж лет пятнадцать назад в Древнем бору, на Горелой поляне внезапно люди объявились. Две дюжины молодых, сильных парней, а может, и того боле. И сразу, никого не спросясь, принялись деревья рубить, частокол городить, да избу строить. Слыханное ли дело? Испокон веков никто так открыто древний договор не нарушал.
Собрались было лешаки пришельцев прогнать, но те мечи булатные из ножен повынимали и кичливо заявили – не вашего ума это дело. Им-де сам великий князь разрешение дал, и только перед ним-кормильцем будут они ответ держать. А если кто помешать дерзнёт, скоро в лесу вся дружина княжеская появится. Так что, идите-ка вы, пеньки болотные, восвояси и радуйтесь, что не весь Древний бор у вас отобрали.
Шибко оскорбились тогда лешаки. Созвали сход и долго речи воинственные вели, но тем и ограничились. Столетия уединённой, тихой жизни смягчили нрав некогда буйного племени. Три тысячи крепких здоровых мужиков ссориться с княжьими слугами так и не решились. Лишь послов к князю отправили, дабы справедливость и права свои исконные отстоять. Главным в посольстве всеми уважаемого старца Зосиму назначили. А в помощники ему трёх молодых, по лешачьим понятиям, смышлёных парней выделили. Молодых – это значит ещё шестидесяти годов по земле не отходивших. Среди тех послов пятидесятитрёхлетний Радим самым младшим и оказался.
Составили лешаки князю грамоту, в коей обиды свои высказали и смиренно просили обычаев древних не нарушать. И кто знает, может, всё бы ещё миром вышло, кабы в пути старец не занемог. Тяжко ему стало после стольких лет, в лесу на чистом привольном воздухе прожитых, пылью дорожной дышать. Так занедужил Зосима, что и шагу ступить без поддержки не мог. И решили послы назад в Древний бор с двумя сопроводителями его отправить, а в Старгород одному Радиму наказали идти.
Как там в городе всё обернулось, только Сварогу-отцу небесному, да самому деду известно. Может, пытался он князю челобитную подать, да от ворот поворот получил. Или по дороге что недоброе вызнал и потому идти в княжий терем забоялся. Только назад лешак не вернулся. Долго ждали от него вестей в Древнем бору, но так и не дождались. А пришельцы ещё пуще вольничать принялись. Чудищ неслыханных в свою заимку завезли и великое множество зверей и птиц лесных на их прокорм истребили. С обитателями здешними они и вовсе считаться не желали. А заново пожаловаться князю стало теперь гораздо труднее. Глеб Доброхотович распорядился лешаков боле в Старгород не пускать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});