Вообще, я, конечно, с самого начала предполагал, что вряд ли на утреннюю встречу явится сам Сирота. А об этой встрече мы договорились еще во время памятного совещания на берегу моря. Собственно говоря, смысл ее сводился к следующему. Каждое утро на рынке моего появления будет ждать человек. Какой? Он меня сам найдет. Увидит, узнает и подаст знак. Ему я и расскажу о том, что необходимо рассказать. Если моей персоны на рынке не наблюдается, соответственно, новостей тоже нет.
В принципе, это вполне в репертуаре майора Сироты — отрядить на роль того самого человека, выполняющего функцию связного, максимально неприятную мне личность.
— Вот смотрю я на вас, Сарочка, и думаю, шо таки аппетитней: вы или колбаса вон на том прилавке?
Гольдман уже переместился к соседней продавщице, перед которой лежало нечто, лично для меня мало напоминающее колбасу. Скорее это было похоже на кишку, которую вытащили из еще одного невинно убиенного. Правда, точно не из курицы. Оно было длинное и темно-красно-коричневого цвета. Очень подозрительная штука.
При этом Гольдман активно подмигивал хозяйке данного гастрономического восторга и не менее активно скалился, будто кишка лично его и он ею пожертвовал ради дородной тетки в цветастом платье.
— Миша, а ви не думайте, ви пробуйте…– Продавщица от Гольдмана в своем флирте не отставала.
У меня вообще, если честно, на секунду возникло ощущение, будто они не колбасу обсуждают, а что-то гораздо более интимное. Просто тетка еще так выразительно хихикала и дышала грудью, что даже я почувствовал себя неуютно.
— Ой, Сарочка, вы вводите меня в блуд. Я ведь попробую таки…Вы крайне пылкая особа, я весь горю. Не имею возможности ждать подходящего случая…
Гольдман активно играл бровями и подергивал одним плечом. Если так у него проявляется интерес к женщине, то сочувствую, конечно. Женщинам. Внешне похоже на прединсультное состояние.
— Куда мне ждать, Миша, мне уже не вчера би́ло сорок. Ви же понимаете, я слегка боюсь не успеть…
Вот в таком ключе Гольдман общался со всеми тетками, торгующими едой. И эти тетки, судя по их реакции, хорошо его знали. Кроме того, попутно он ухитрялся перекрикиваться с некоторыми гражданами мужского пола, которые двигались параллельно нам, по другому торговому ряду. А иногда даже и совсем не рядом с нами.
— Жора, вчера я вида́л, шо у дома, иде живет ваша теща, стоял катафалк. Вас таки можно поздравить? — Совершенно неожиданно заорал Гольдман в сторону мужика в шляпе.
Причем этого Жору от Миши отделяло весьма приличное расстояние. Я бы на месте дядьки сильно удивился подобным вопросам. Еще сильнее удивился бы тому, что какой-то левый тип голосит о столь личных вещах на весь рынок.
— Ой, о чем вы! В этом доме тринадцать квартир, это такая лотерея…
Как ни в чем не бывало отозвался дядечка и тут же свернул к другому ряду. То есть, ни «здрасьте», ни «до свидания». Просто с ровного места обменялись несколькими фразами, по содержанию напоминающих беседу двух сумасшедших, и разошлись в разные стороны.
— Нет… К этому невозможно привыкнуть… — Тихо сказал я вслух, стараясь не отставать от Гольдмана, который уже переместился к соседнему прилавку.
Чувствовал я себя, если честно, полным идиотом. Вот прямо в тот момент, когда пришел на рынок и увидел человека-кабачка, сразу понял, день начинается не очень хорошо. Говно, а не день, чего уж скромничать. Потому как Гольдман и я — вещи мало совместимые.
Правда, была еще одна деталь, которую я тоже понял сразу. Похоже, этот херов юморист вообще ни разу не сотрудник Уголовного розыска. Иначе Сирота не стал бы использовать его в качестве связного. Получается, Миша просто мутный тип, который по непонятной причине имеет тесный контакт с начальником отдела по борьбе с бандитизмом. Работает, так сказать, на голом энтузиазме. По крайней мере на рынке, среди всех этих снующих туда-сюда людей, Гольдман чувствовал себя как рыба в воде, и самое главное — никто не относился к нему с предубеждением. Мол, мент, все дела. Наоборот. Принимали словно родного.
А вот я точно испытывал сильный дискомфорт от того места, где приходилось бродить уже полчаса. Меня все эти громко переговаривающиеся между собой граждане сильно напрягали. Я старался и от Миши находиться на приличном расстоянии, чтоб не палиться. Мало ли. Вдруг за мной наблюдают. К тому же он сам, увидев мою физиономию, едва я только подошел к торговым рядам, сразу двинулся вдоль теток с различной едой. Только еле заметно кивнул мне. Мол, топай следом. И в то же время, из опасения потеряться, приходилось держать его в поле зрения.
В общем, в итоге я просто с умным лицом плёлся следом, всем своим видом демонстрируя, будто мы с ним не вместе. Будто мне мандец как интересны вон те вот потрошки. И вон та вон…Черт, даже название не запомнил.
Изображал из себя покупателя, проще говоря. Конспирация, чтоб ее.
И главное, пока что ни Гольдман, ни я не перекинулись даже словом между собой. Миша упорно заигрывал со всеми продавщицами на этом долбанном рынке. Со всеми! С каждой. Мне кажется, он просто кайфовал от того, что я вынужден плестись следом за ним, ожидая, когда же мы приступим к делу.
А дело было. Еще какое.
Мне так-то необходимо передать Сироте, что первая часть плана прошла успешно. Не без заковык, конечно, но реально успешно. Я даже сам столь удачного итога не ожидал. Особенно после фразы Ромочки насчет того, крещен ли я.
Это был первый стресс. Вернее, один среди многих. Так-то у меня постоянно теперь происходит различная хрень. Но именно этот вопрос сразу поставил меня в тупик.
Просто обычно после подобных слов следует нечто крайне опасное для жизни. Нет, оно, может, и было опасно. Я в принципе ожидал чего-то рискового, мы же в блатную «малину» пришли. Однако, в данном городе все происходит через одно место.
Мне кажется, здесь даже если тебя начнут убивать, ты не сразу врубишься, что это — нападение. Потому что сначала последует куча шуток, граничащих с оскорблением, потом расскажут про очередную девицу, вышедшую замуж, это прямо наболевшая тема, потом начнутся жалобы на сволочь тещу или паскуду зятя, а вот уже потом… Ты зарежешься на хрен сам. Лишь бы закончилось это издевательство.
Вторым стрессом стало место, где мы оказались. Я настолько удивился, что просто молча шел следом за Ромочкой.
В моем понимании, главарь банды, впрочем, как и все ее участники, должны иметь некое подобие блатхаты. Как в том же фильме про Жеглова и Шарапова. Мне прямо, пока мы с Ромой топали по вечерним улицам, виделась большая квартира с антикварной мебелью и с пианино. Пианино должно быть обязательно. Потому что в голову упорно лезла та самая сцена. Я сажусь за инструмент, лабаю на нем Шопена, после чего один из бандитов выдаёт коронную фразу:
— А Мурку можешь?
Ясен пень, с Шопеном хрен бы у меня что-то вышло, потому как про музыку я знаю лишь то, что нот в ней семь, но было бы, конечно, красиво. Короче, чисто фантазировал на ходу, поддавшись влиянию атмосферы. Ну и нервничал, конечно.
В любом случае, место, где собирается одна из самых опасных банд города, представлялось мне зловещим и полностью соответствующим образу его обитателей.
В итоге мы оказались…в коммуналке! В обычной, блин, коммуналке! Хотя, что уж я так сразу… Не в обычной.
Дверь нам открыла тетя в замусоленном платье, с бигуди на голове, которые прикрывал прозрачный платок. Буквально пару секунд она молча смотрела на нас с чудиком. Причем я не знаю, как она смогла это сделать, но смотрела сразу на двоих одновременно. А косоглазием женщина явно не страдает. Все нормально с ее глазами. Мистика!
— Рома, таки ви в курсе, шо на улице ночь! — Заявила она с недовольным лицом. А потом вдруг очень неожиданно продолжила. — Ви имейте к сведению, я на взводе! А как мне не быть на взводе, Рома? Прогуливаюсь я себе совершенно случайно мимо трижды проклятой концертной залы Сёмы и вижу, шо они вместе воду покупают! Прямо в одном месте! Прямо она в очереди стоит, а сразу за нею — он! Впритык! Она берёт воду и он, ви не поверите, берёт такую же! Сразу же! Шо я есчо могла подумать?