начали умирать. Тогда Пифия изрекла, что Афины должны сделать все, что потребует Минос, а тот решил наложить на город страшную дань — каждые 9 лет афиняне должны были отправлять на Крит 7 юношей и столько же девушек для съедения чудовищному человеко — быку Минотавру.
Со всех концов Греции, а потом и со всей обитаемой земли — Ойкумены люди в течение почти трех тысячелетий (!) приходили в Дельфы, к подножию знаменитейшей горы Парнас, месту вещания лучезарного Аполлона, чтобы получить совет или узнать будущее. Склоны окрестных гор изобиловали источниками, наиболее известным из которых был Кастальский, окружённый лавровыми деревьями, посвящёнными Аполлону. Около этого источника, названного по имени возлюбленной богом дочери Ахелоя непорочной Касталии, известной среди нимф своей целомудренностью.
Однажды, покинув мирные дубравы, в жаркий день подошла юная нимфа к воде и всю одежду и пояс сняла, положив на склоненную иву. И только обнаженная дева поплыла, как вдруг услыхала голос какой-то и, испугавшись, заспешила к ближнему берегу. Выскочив на сушу, обнаженная дева быстрее ветра понеслась, не глядя под ноги.
— Куда ты несешься, Касталья? Остановись я не враг твой. Бог я Дельфийский и Муз предводитель, владею знаменитейшим храмом Эллады, сам Зевс мне отец…
Но не слушала дева Дельфийца, и помчалась Касталья такой, как была, совсем без одежды, которая была на другом берегу. Яро Феб пламенеет, совсем голую видя Касталию, и считает, что она его завлекает. Богу, видя прекрасное юное тело, несносно время на нежные речи терять: страстью любовной охваченный, шагу прибавил и по пятам преследует деву. Чтобы избавиться от домогательств могучего бога, Касталья нырнула в глубину бурлящего потока Делфи, да так там навсегда и осталась.
Пиндар в «Пифийских одах» печально поет, что Ликиец Феб, царящий над Делосом, с тех пор безнадежно влюблен в Кастальский Парнас.
Чистейшая вода из этого источника по воле Мойр стала священной; сначала она использовалось для уборки храмов в Дельфах. Вскоре Кастальский ключ стал давать влагу для совершения ритуальных омовений паломниками при посещении Дельф, а также для мытья волос Пифии перед началом её прорицаний. В Греции воды Касталии почитались как священный ключ Аполлона и Муз, дарующий вдохновение поэтам, ваятелям и музыкантам.
Некоторые говорят, что мало из Кастальского источника пить нельзя, он отравляет иллюзией большого знания. От одного глотка человек пьянеет разом, но выпив все до дна он обретает самый светлый разум.
52. Эгей получает в Дельфах оракул
Эгей прибыл в Дельфы в начале весны — в самое цветущее для оракула время в служении богу-прорицателю лучезарному Локсию. Из граждан с немалым достатком, принесших Дельфийскому храму обильные жертвы и богатые дары образовывалась очередь, и 7 числа каждого месяца допущение просителей определялось жребием. Главный жрец был дружен с афинским царем и сделал для него исключение, решив допустить его для совещания с Пифией без жребия.
Обращение к оракулу для паломников начиналась с жертвоприношения, которое было не умилостивительным, а необходимым для того, чтоб по поведению жертвенного животного понять, расположен ли бог в этот день отвечать или давать советы именно этому паломнику.
Эгея, пришедшего на священную гору Аполлона Парнас с белой телицей и с самым любимым им животным — козой, рога которой он позолотил собственными руками, встретил госий, один из пяти «чистых» жрецов, руководящих верующими при обращении к оракулу, совершении жертвы, внесении платы или дара, омовении и других обязательных процедурах. Госий совершил обильное возлияние на козу и долго смотрел на нее, проверяя дрожит ли она всем телом, от задних копыт до рогов, ведь недостаточно, если жертва дергается только одной головой, надо, чтобы все ее члены дрожали вместе, охваченные трепетом или судорогами. Телице госий дал сначала немного муки, а потом и стручковый горох и, поскольку она не отказалась от этого угощения, то он счел ее вполне здоровой.
Госий решил, что бог готов дать Эгею оракул, и повел его совершать омовение водами священного Кастальского ключа, чтобы пройти очищение. После того, как царь внес установленную плату в 1 жертвенную лепешку и 7 афинских драхм госий передал Эгея дельфийскому проксену. Проксен украсил голову царя лавровым венком с шерстяной повязкой и провел его в храм, где в святая святых — адитоне его ждала сама Пифия.
Непорочная аполлонова дева уже омылась в Кастальском источнике, надела золототканую одежду, распустила волосы сзади, а на грудь положила две косы, надела на голову венок из лавра и спустилась в адитон. Там она выпила из источника, пожевала лавр и сев на высокий треножник, вдыхала дурманящие испарения, поднимавшиеся из расселины, чтобы, услышав вопрос, пророчествовать.
Эгей несколько раз мысленно повторял свой вопрос, который он придумал в стихотворной форме, но, оказавшись в адитоне, от волнения все позабыл, и когда его подтолкнул стоящий рядом жрец с вощеной табличкой и стилосом в руках, быстро стал говорить, порой запинаясь:
— В храм ваш знаменитый явился я…
Потому, что хочется мне очень узнать…
Будут ли у меня когда-нибудь сыновья,
И, если да, то кто будет их мать?
Пифия, нажевавшаяся лавра и надышавшаяся испарениями, поднимавшимися из расселины, где гнил Пифон, горловина которой находилась под ее треножником, воздела руки вверх и затряслась всем телом. Потом дева мутным взглядом посмотрела на Эгея, и ему показалось, что она сильно пьяная; на миг он даже пожалел, что явился сюда. Однако, вспомнив все, что слышал до сих пор об этом самом знаменитом в Элладе аполлоновом храме и о своих мучениях по поводу бездетности, с надеждой в глазах, стал ожидать оракула, и тот не заставил себя долго ждать. Пифия внезапно успокоилась и чистым голосом объявила:
— Нижний конец бурдюка не развязывай, прежде чем ты не поднимешься вновь на акрополь Афинский. Если не будешь этому послушен совету, то, возгордившись, однажды взойдешь на акрополь и еще не старым умрешь от непереносимой печали.
Эгей приготовился дальше внимать, но больше ничего не последовало и жрец, взяв его под руку вывел из храма, сказав, что оракул совершенно ясный и не нуждается ни в каком толковании профета.
53. Эгей, подобно Эдипу, решает бороться с Роком
Афинский царь, покинув храм, все время, пока шел к повозке и к сопровождавшим его в поездке слугам, так разговаривал сам с собой:
— Бурдюк, бурдюк… концы бурдюка… Жрец сказал, что оракул ясный. А мне не ясный совсем… Надо было все-таки настоять, чтоб дали хоть какое-нибудь толкование. Впрочем, со своими законами в чужой