жизни не знал, что я рисую фан-арт и схожу с ума по этому прекрасному каналу на ютьюбе.
но похоже я недооценила способность людей сопоставлять голоса с лицами, и последнюю пару недель обо мне ходили самые разные слухи.
так что да, на самом деле меня зовут Фрэнсис Жанвье, я рисую иллюстрации для города юниверс и озвучиваю тулуз. я с самого первого эпизода была горячей поклонницей этого подкаста, а теперь вдруг участвую в создании выпусков. это странно, но тут уж ничего не поделаешь.
нет, я не скажу вам, кто радио. пожалуйста, перестаньте допытываться. и еще было бы здорово если бы вы прекратили меня преследовать.
ок. пока.
#город юниверс #радио молчание #жители города юниверс #лол перестаньте заваливать меня одинаковыми вопросами #спасибо #пожалуй вернусь к рисованию
На момент публикации поста у меня было около четырех тысяч подписчиков в тамблере.
К концу недели это число выросло до двадцати пяти тысяч.
К следующему понедельнику уже пять человек подошли ко мне в школе и спросили, правда ли, что я озвучиваю Тулуз в подкасте «Город Юниверс». Естественно, я не стала ничего отрицать.
Еще через неделю вся Академия знала, что Фрэнсис Жанвье, унылая староста, не интересующаяся ничем, кроме учебы, оказывается, в тайне от всех записывает какой-то странный подкаст на ютьюбе. Только теперь это уже не было тайной.
Художественная часть разочаровала
– Полагаю, Фрэнсис, ты догадываешься, зачем я тебя пригласила.
Шла третья неделя сентября. Я сидела в кабинете доктора Афолаян. Кресло для посетителей стояло сбоку от ее стола, и мне приходилось выворачивать голову, чтобы смотреть на директрису. Я понятия не имела, почему доктор Афолаян вдруг захотела меня увидеть. И, признаться, очень удивилась, когда утром получила записку с требованием явиться к ней в кабинет.
Врать не буду, Афолаян была неплохой директрисой. Она снискала известность благодаря своей ежегодной речи о том, как девочка из нигерийской деревушки получила докторскую степень в Оксфорде. Диплом, подтверждавший упомянутую степень, висел на стене в резной деревянной рамке, напоминая посетителям, что посредственные результаты для учеников Академии неприемлемы.
Но мне доктор Афолаян никогда не нравилась.
Она сидела, наклонившись вперед и сцепив пальцы в замок. Я удостоилась скупой улыбки, в которой читалось «Ты меня сильно разочаровала».
– Нет, – ответила я и выдавила из себя робкий смешок, как будто он мог исправить ситуацию.
– Понятно. – Доктор Афолаян выразительно подняла брови.
Затем она откинулась на спинку кресла и положила ногу на ногу.
– До меня дошли слухи, что ты засветилась в одном вирусном видео, которое создает превратное впечатление об учениках нашей Академии.
Ох, подумала я. А потом выдавила:
– Ох.
– Должна сказать, видео получилось довольно увлекательным, – добавила доктор Афолаян с абсолютно непроницаемым выражением. – И оно содержит очень много… «пропаганды».
Понятия не имею, что в тот миг было написано у меня на лице.
– Это видео привлекло к себе много внимания, – продолжила директриса. – Почти двести тысяч просмотров на сегодняшний день. Родители начали задавать вопросы.
– А кто вам рассказал обо мне?
– Один из учеников.
– Ох, – снова вырвалось у меня.
– Фрэнсис, откровенно говоря, я не понимаю, зачем тебе понадобилось выкладывать в интернет подобное видео. Неужели ты придерживаешься тех же взглядов, что и авторы… – доктор Афолаян бросила взгляд на стикер, – «Города Юниверс»? Ты тоже считаешь, что нам следует упразднить систему школьного образования, поселиться в лесу и научиться разжигать костры? Выменивать еду на цыплят и самим выращивать овощи? Положить конец капитализму?
У меня было немало причин не любить доктора Афолаян. Она нередко бывала груба с учениками и слепо верила в «инструменты мышления». Но не припомню, чтобы я испытывала к ней такую сильную неприязнь, как в тот момент. К сожалению, меня легко вывести из себя с помощью покровительственного тона.
– Нет, – коротко ответила я, чувствуя, что еще немного – и я либо закричу, либо разрыдаюсь.
– Тогда почему ты это сделала?
Потому что напилась.
– Я решила, что видео обладает художественной ценностью.
– Конечно, – фыркнула директриса. – Тогда вынуждена признать, что я глубоко разочарована. Я ожидала большего.
От видео? Или от меня? Изо всех сил стараясь не заплакать, я потеряла нить нашего разговора. И поэтому просто кивнула:
– Ага.
Доктор Афолаян внимательно на меня посмотрела.
– Мне придется освободить тебя от должности старосты, Фрэнсис.
– О. – Я чувствовала, что все к этому идет. За милю чуяла.
– Дело не только в том, что ты портишь имидж школы. Наши старосты должны верить в Академию и заботиться о ее успехе. Боюсь, это не твой случай.
Мое терпение лопнуло.
– Знаете, мне кажется, это несправедливо. Согласна, публикация видео была ошибкой, и мне жаль, что оно появилось в сети. Но вы узнали о моем участии в нем только потому, что вам об этом сообщили. Видео выложено не на моем канале, но вы почему-то решили, что я придерживаюсь тех же взглядов. Плюс, я не понимаю, какое отношение моя должность старосты имеет к тому, чем я занимаюсь за пределами школы.
Стоило мне заговорить, как выражение лица директрисы изменилось. Теперь она злилась.
– Если то, чем ты занимаешься за пределами школы, влияет на школу, твоя должность имеет к этому самое прямое отношение, – резко ответила она. – Это видео посмотрели многие ученики.
– То есть вы хотите, чтобы я постоянно жила с оглядкой на то, что я староста и кто-то может увидеть, что я делаю?
– Я считаю, что ты ведешь себя неразумно.
Я даже не стала ей отвечать, поскольку не видела смысла спорить. Доктор Афолаян явно не собиралась меня слушать.
Они ведь никогда не слушают. Даже не пытаются.
– Хорошо, – выдохнула я.
– Не слишком удачное начало выпускного класса. – Директриса снова подняла брови и снисходительно улыбнулась, намекая, что мне лучше уйти до того, как она меня попросит.
– Спасибо, – сказала я, сама не зная зачем. Мне не за что было ее благодарить. Я встала и направилась к двери.
– И будь добра, верни значок старосты, – бросила мне вслед доктор Афолаян. Обернувшись, я увидела, что она протянула вперед раскрытую ладонь.
– Господи, Фрэнсис, что случилось?
Когда я вбежала в аудиторию НОЦ, там сидела Майя. Директрисе все-таки удалось довести меня до слез. Нет, я не рыдала – это было бы совсем невыносимо, – но шмыгала носом и терла покрасневшие глаза, стараясь сберечь остатки туши.
Я сбивчиво пересказала свой разговор с доктором Афолаян. Майя ни разу не видела меня плачущей – да никто в школе не видел! – и сейчас чувствовала себя неловко.
– Не переживай, это ведь ни на что не повлияет. По крайней мере, тебе больше не придется ходить на всякие скучные мероприятия и выступать с речами. – Майя натянуто рассмеялась.
– Я не знаю, что теперь делать с эссе для университета… Там целое вступление было посвящено тому, что я староста. Собственно, я и в старосты пошла только ради этого! У меня нет других увлечений, а в Кембридже нужны люди с задатками лидера…
Майя молча слушала мои излияния, сочувственно вздыхала, гладила меня по спине и изо всех сил старалась помочь, но она явно не понимала, чего я так распереживалась. Наконец я сказала, что мне нужно в туалет, поправить макияж, но вместо этого заперлась в кабинке и сидела там, ненавидя себя за то, что плакала перед чужими людьми, но куда больше ненавидя тех,