А что делает Джеймс? Верно, подпирает собой стену. Ему газеты интересны не меньше, чем массе Хорасу. Вот «Чарлстонский вестник»: желтая бумага, самый мелкий шрифт. Полей нет. Котировки хлопка… Голова массы Хораса чуть наклоняется. Как можно не читать котировки хлопка? Хлопок – это Юг. Даже если на порох его теперь идет больше, чем на корабли. И вот новость: на вокзале не узнали приехавшую из Ричмонда миссис Чеснат. Пишут – потому что она не покупает контрабандных платьев, ходит в старых. За два года самое красивое истреплется. Совершенно не извиняет клушу-билетершу и ее начальство. Леди всегда можно узнать. Лицо, руки, говор… И как не назвать безглазую дуру белой сволочью? Может, мисс Берте придется куда-нибудь ехать… и ее тоже не узнают и обхамят? Тратить на порт приличные платья ей мать не позволяет. По делам ходит в домотканине… уже считает формой. Покрасила ореховой скорлупой. От траура осталась черная повязка на рукаве. Как у мужчины! Общество проглотило.
Заголовки, заголовки… Кивок. Ровный голос Берты:
«Чарлстонская ассоциация экспортеров хлопка приняла решение наградить экипаж подводной лодки «Американский ныряльщик» за героическую атаку на броненосец Союза «Нью-Айронсайдз», выплатив экипажу премию в размере ста тысяч конфедеративных долларов. Еще сто тысяч будет передано капитану и изобретателю нового могучего оружия на строительство нового, более совершенного подводного корабля. Мы все надеемся, что дальнейшие успехи мистера Ханли позволят покончить с блокадой порта».
Вот что значит долго злить южных джентльменов! Ведь целый месяц с того болотного острова подарочки прилетали. И совсем не все в воду. Пятнадцать домов – как исчезло. Только «бух» – и ничего нет, от крыши до подвала! А во всем квартале стекла вылетают… так до сих пор обратно и не вставили. И правильно. Янки с одного острова выбили – так они на другом сидят, подальше. Летом стреляли из «Болотного ангела». И верно, ангел: никакого вреда, шум. Да и стрелял лишь два дня. Зимнюю пушку прозвали «Болотным чертом». Этот был зловреднее, людей убивал хороших, и хороших негров. А что будет следующим летом? Янки упрямые…
Так пусть знают – если чарлстонцев раздразнить как следует, их гнев выше деревьев встанет! И выше крыш. И выше… Да тот столб, наверное, в Вашингтоне было видно. И стекла, у кого еще остались, едва не вынесло. Но – едва. Дрожали, о раму колотились, а уцелели. Все-таки Хорас Ханли хоть и не каролинец – настоящий джентльмен, а не сорванец, что бьет соседям окна из рогатки. Пусть большой и подводной.
Но вот «Вестник» отложен в сторону. В руках Берты другая газета, «Ричмонд Инкуайер». Бумага как бы не похуже. А еще столичная! Заголовки, заголовки… Вот снова про морские дела:
«Слухи, приписывающие уничтожение федерального броненосца подводной лодке, совершенно беспочвенны. Хорэйс Лоусон Ханли, безусловно, мужественный человек, сам многократно заявлял, что не успел провести атаку, а в гибели броненосца виноват либо удачный выстрел с русского корабля «Александр Невский», вооруженного отличными пушками ла Уэрты, либо внутренний взрыв непонятной причины».
Врут в столице! Масса Юджин говорит, это не он. Говорит, его потопить могли. В его-то броненосце от брони – только цвет. Краска!
А вот белая бумага, и буквы в ярд. «Нью-Йорк таймс». Откуда? Северяне меняются: с острова Фолли на остров Морриса лодочки запускают. Газеты, кофе, шоколад. Обратно – табак, фрукты, газеты. В них – опять про бой на рейде и опять по-другому…
«Все опровержения ничтожны!
Мы понимаем конфедеративных писак – им хочется, чтобы мы успокоились. Тогда «Ныряльщик» беспрепятственно потопит еще один-два наших корабля, а то и больше. Может быть, тогда до адмиралов-республиканцев дойдет, что прятать голову в песок – не лучший способ борьбы с подводной опасностью.
Кто еще сто лет назад мог представить, что человек сможет подняться в небо? Но двадцать лет назад австрийские аэростаты впервые уронили на мятежную Венецию бомбы, а теперь надутые водородом шары и «колбасы» превратились в обычное оборудование артиллерийской позиции, и генерал Макклеллан отзывается о них как о совершенно незаменимой помощи, позволяющей заглянуть за холмы и стены, прямо в глубь вражеских окопов. «Они только что крыши не поднимают!» Понятно, что в перестрелке солдат, который видит врага, всегда победит незрячего.
Но если мы привыкли к тому, что люди, подобно птицам, парят в небесах и сбрасывают оттуда донесения, почему тот факт, что человеку удалось нанести удар из морских глубин, вызывает такое отторжение?
Неужели лишь потому, что это сделали наши мятежные сограждане с Юга?
Все в Чарлстоне видели боевое погружение «Ныряльщика». В конце концов, Ханли получил двести тысяч долларов только частных инвестиций, и мы не можем не подозревать, что правительственные как минимум не меньше. Итак, конфедераты тратят на подводную игрушку средства, на которые они могли бы вооружить пару пехотных полков или построить небольшой броненосец. Почему?
Нам остается лишь заключить: оттого, что она доказала свою пользу…»
Надо будет потом исхитриться, спросить массу Хораса, как все было. А если уж он не знает, так даже черт в обмен на душу только наврет…
После всех слухов о русском он никак не ждал, что разговаривать придется именно с Юджином Алексеевым. Что ж, выходит, иные чистюли не брезгают грязной работой. Только, верно, потом руки долго моют… Человек, нажавший кнопку, отправившую «Нью-Айронсайдз» разом в небеса и на дно, слушает – и ждет, когда русский перейдет к делу. И все-таки для начала – извинения.
– Я должен быть вам благодарен: вы спасли мой корабль. С хлопковой броней против стальной мы бы продержались недолго. Вместо этого я отобрал у вас славу. Совершенно осознанно.
– Черт с ней, со славой, приятель. У меня собственный счет к янки. И «спасибо» забери… Но деньги – на бочку. Как в газетах написано: сто тысяч.
Алексеев бы отдал. Но деньги – не его. Деньги – штата Южная Каролина. Все, что штат на словах отдал мистеру Ханли. Не так уж много, с одной стороны. С другой – состояние. Вот только разговаривать он начал с джентльменом. А перед ним… совершенно из плутовского романа персонаж! С ним и беседовать следует соответственно.
– Не шутите. Сто тысяч – это на всех. Включая генерала Борегара и полсотни человек, которые делали мину. Теперь они думают, что мину «Ныряльщик» тащил за собой. На веревочке. Но денег заслуживают, не так ли?
– Кнопку нажал я. Проклятье, я убил полтысячи человек! Я понимаю, двести долларов за голову – немало, но не я придумал эту цифирь! Во время прошлой драки парень при кнопке просто на нее не нажал… и тогда генерал нашел меня. Я не ждал золотого дождя. Но раз уж он случился…
– Половина. Пятьдесят тысяч. И – ни слова. Ваше молчание – вопрос любви к Отечеству. Если же патриотизма вам не хватит…
Руки русского договаривают за язык. Теперь вот он старательно умыл кисти и брезгливо стряхнул несуществующие капли. Минер кивнул. Сейчас с ним разговаривают по-хорошему. Но Конфедерация умеет уговаривать и по-плохому. Упрячут в каземат до конца войны… безо всякого суда. Подписи коменданта достаточно.
– Деньги мы выплатим в любом случае. И после войны вы можете рассказать все. Собственно, вам предлагают столько именно за молчание. Иначе, поверьте, больше десяти тысяч вам не получить. И торговаться я не могу – сразу предложил все, что выделили на вашу долю. Ну? По рукам?
Возможно, рука русского офицера, в отличие от лапищи человека-при-кнопке, не напоминает медвежью лапу. Но попытка сжать ее до боли закончилась с обратным результатом. Еще одна алексеевская штучка, достойная гардемарина, а не капитана. Последняя?
Вот и все… На «Александр Невский» встала последняя, десятая, семидюймовка. В трюмы и на палубу грузят хлопок. В одну из ненастных январских ночей корабль выскользнет на морской простор. В которую? Знает только капитан. Его ждет поход, далекий и долгий… а ведь без мистера Алексеева и Чарлстон не тот! За кем будет поутру являться в особняк Пикенсов сверкающий белоснежной форменкой вестовой? Кто будет брать приступом острова и сердца, разносить гарнизонные полки, сталкиваться лбами с отцом или мистером Ханли? И кто будет… разорять клумбу перед ее домом?!
– Мистер Алексеев! Добрый вечер. Это что у вас в руках?
Руки даже за спину не спрятал. И кому это? Не ей – неприлично дарить девушке цветы с ее же клумбы. Хотя… забыла. Январь! Цветов на розовых кустах нет, одни колючки. Тем более, дарят обычно букеты. А это…
– Венок.
– И ради кого, если не секрет, вы искалечили растение? Если это нужно для победы, я не против. Хотя могли бы и попросить.
– Я виноват. Я задумался… Врезался в куст. Он колючий и зеленый, и я решил, что он отлично подойдет. Прошу прощения…