Для купирования неожиданного прорыва больших османских соединений в тыл нашей группировки, было выделено две дивизии под общим командованием Суворова, с шестьюдесятью орудиями.
Перекоп сдался после того, как к вечеру первого же дня осады, стена, под которой ранее и был взрыв, начала обрушаться, а демидовские мортиры начали накидывать бомбы навесом внутрь крепости. Был шанс просто сравнять с землей эти укрепления, но потратить изрядно ядер и пороха, так что сдача обороняющихся порадовала.
Когда дорога вглубь Крыма была открыта, я проявил свою мальчишескую блажь — приказал ждать Миниха, который должен был прибыть не позже, чем на следующий день. Я обещал Христофору Антоновичу, что он будет среди тех, кто вступит на крымскую землю, в знак уважения, что он уже так поступал.
Между тем, день остановки пошел на пользу, солдат покормили горячей пищей, провели ревизию запасов провианта, выдали недостающее в каждый плутонг, чтобы походного сухпайка хватило на четыре дня, в обозах же было не менее, чем на две недели питания. Также накипятили воды, и все солдаты заполнили свои бурдюки. Повторения санитарной ситуации Крымского похода 1730-х годов никто не хотел, поэтому и медикусы делали свою работу, обследуя войско на предмет заболеваний.
Через шесть дней были взяты Гезлев, Акмечеть и столица Бахчисарай. Приказом войскам было доведено требование, чтобы не трогали мусульманские святыни, а, напротив, начинали работу с проповедниками по социальным проблемам, так же запрещалось допущение лишних смертей — если убит безоружный татарин, то наказание. Старались вбить под корку головного мозга каждого татарина — взял оружие, будешь убит, нет оружия — жить. Много, очень много было нарушений, люди были слишком накачаны на войну и жестокость. Но массовых убийств избежать удалось, как и чрезмерного насилия. Уже на следующий день началась работа по организации администраций из местных жителей. Мало было людей, готовых сотрудничать, даже для сохранения жизней своих соплеменников, поэтому в администрацию стали входить греки, армяне и другие представители нетатарского населения, в том числе и православные. От таких администраций было немного толку, так как те, кого татары называли «гяурами» не пользовались авторитетом среди мусульманского населения, но и без местной власти было никак. Не решать же военной администрации мелкие бытовые проблемы.
Еще через два дня корабли, преимущественно, небольшие пакетботы, стоящие у выхода из Азовского моря, как и на Дону, пришли в движение, получив свой приказ.
Флот подошел к Керчи ночью, чтобы было сложно рассмотреть в темноте количество вымпелов. От кораблей стали отделяться одинокие лодки, выкрашенные в темный цвет — это были брандеры. Не все лодки с бочонками пороха на борту добрались до своих целей, но три галеры, стоящие в Керчи, как и один фрегат загорелись, началась паника, чем мы воспользовались, начав решительный штурм крепости.
Может и была совершена ошибка, что без артиллерии брали очень неслабую цитадель, но время не ждало, только решительность, быстрота и натиск, чтобы неприятель не мог оправиться и понять, что и где происходит. И нужно выходить из ловушки, которой может оказаться Крым, если подойдет армия Арслана Гарая и ей получится пробиться через заслон Суворова, тогда придется боем прорываться через крымский перешеек. Да и дел еще много, могли сломать график компании.
Потери были значительными. Ночной штурм — это проблема не только, а, может и не столько, атакующих даже с планом города. Был и «дружественный» огонь в неразберихе, и даже заблудившиеся в городе отряды. Но крепость к утру пала окончательно с ликвидацией последних очагов стихийного сопротивления.
В тот же день перестал работать рынок рабов в Кафе. И так как это была территория непосредственно Османской империи, перечеркнулись любые возможности «договориться на коротке».
*…………*……….*
Бендеры.
17 мая 1749 года
Генерал-аншеф Петр Семенович Салтыков не был тем военачальником, который стремится к блеску побед и славе. Он был работягой, чем и напрягал всех своих подчиненных. Все делать основательно — вот главная черта генерала. Пребывая уже немало лет в Малороссии, командуя передислоцированной туда Псковской дивизией, он и не чаял участвовать в войне. Ситуация казалась спокойной и ровной, турки не озорничали, крымские татары делали то, что и столетия до этого, только, может, в меньших масштабах. Да и дивизия стояла вдали от Дикого поля.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Когда в воздухе запахло войной, Петр Семенович был уверен, что дело закончится лишь демонстрацией силы. Уже не молодой генерал-аншеф считал, что ни Османская империя, ни Россия не готова к войне.
Но год назад пришло повеление от Военной коллегии, подписанное императрицей, чтобы офицеры до секунд-майоров включительно прибыли в Ропшу на ознакомление с новыми тактиками и вооружением. Оттуда через полгода вернулись уже другие офицеры, с горящими глазами и жаждой деятельности. Был вызван и сам Салтыков, но после общения в Военной коллегии и получения Устава и инструкций, генерал-аншеф не впал в эйфорию, а, напротив, захандрил. Столько работы впереди, он уже стар принимать столько новшеств. И стало ясно, дело идет к войне. Вопреки всему, Петр Семенович перепоручил работу и запил.
Потом поступило назначение командующим армией, и груз ответственности вернул генерал-аншефа в деятельное состояние, он занялся работой. Как только Салтыков окунулся в дела, был приятно удивлен. Снабжение в разы улучшилось. Да, все еще крали, но не в открытую, а деньги на дивизионную казну увеличили в полтора раза.
И вот он под Бендерами с большой армией, а силы неприятеля в более чем в два раза большие, а еще и крепость не взятая. И не только это — поляки мелкими отрядами начали перекрывать снабжение армии, разгромив уже два обозных поезда. Приходится усиливать охрану обозов, а это отвлекает до пяти тысяч человек, которые так нужны в предстоящей битве.
— Ваше Превосходительство, — обратился к генерал-аншефу его адъютант. — Прибыли казаки, их разъезд натолкнулся в шести верстах к югу от крепости на передовой отряд, это Буджацкая орда [вассальный крымским татарам и туркам народ, проживавший в районе реки Дунай, малочисленный], ведомая ордынским сераскиром [командующий войском] и нурэддином [третье лицо в иерархии Крымского ханства] Кырым Гераем.
— Сколько их и как далеко оторвался авангард неприятеля? — командующий задал вопросы, от которых будет зависеть его решение.
— Числом до двадцати тысяч, иные войска турок далеко, наш разъезд не стал уходить далее семи верст, — ответил адъютант и Салтыков принял решение.
— Быстро сообщить Василию Петровичу Капнисту с его казаками и калмыками, чтобы сделали притворное отступление, вырвались на буждаков и убегать. Выставить вот здесь артиллерию, — генерал-аншеф показал точку на карте. — Тут изгиб, и буджаки выбегут прямо на пушки, не заметив их.
Разгром буджаков был колоссальный — демидовские пушки, которые пришли в армию Салтыкова, особенно после последних улучшений, были чудо-оружием. Когда бесформенная толпа числом не больше четырех тысяч всадников «вдруг» выбежала на славных буджацких воинов, а потом быстро развернулась и стала убегать, Кырыму Гераю сложно было остановить своих воинов, и он решил лично возглавить погоню. Теперь у Крымского ханства должен быть другой нурэддин, этот героически погиб.
— А действительно хороши эти пушки! — констатировал генерал-аншеф, когда после первой победы, собрал Военный Совет. — Теперь у Сейида Абдуллы-Паши, ну и имена у них, басурман, меньше на семнадцать тысяч конных. Как бить супостата станем?
— Позволите? — попросил слово бригадир Капнист. — Пушки — наше главное оружие. Почему бы не повторить то, что уже сделали? Заманить в засаду, да и только. Но следует не позволить входить в город главным силам неприятеля.
— От чего нельзя, пусть входят, с нашими пушками, мы можем накидывать бомбы в крепость, — высказался полковник Кряжин, командующий артиллерией армии.