неистовой МОЩИ и просил Любу высосать из него часть ауры...
Впрочем, из Павла Павловича много не насосешь. Он гораздо слабее Павла Вечного, так что Люба особо не увлекалась, хоть её уже и объяли жажда и азарт Кровопийциных, которые всегда приходили, когда вампир добирался до жертвы.
Но Павел Павлович тем временем все синел. Его лицо было совсем рядом с Любиным, и вампирка кожей ощущала, что наследник не дышит...
Проклятый Нагибин!
Люба убьет подонка, перед тем, как покончить с собой, как велит её долг... Если Император умрет — Люба сделает это!
Ублюдок воспользовался ядом — оружием женщин, трусов и парий Отравищиных. Мудак забыл о ЧЕСТИ!
Впрочем, у Нагибина никогда и не было чести, чтобы о ней помнить...
Люба поняла, что дальше высасывать Государя нельзя. Еще хоть сто грамм крови — и Павел Павлович умрет если не от яда, то от кровопотери.
Оторваться от сладкой шеи наследника было трудно, Люба так и не научилась останавливаться, когда кусала своих жертв — наслаждение было слишком велико...
Но сейчас она остановилась, это было так больно, что вампирка даже всхлипнула.
Все еще сидя на наследнике, Люба вглядывалась в его лицо, но лицо у Павла Павловича все еще было синюшным, он тихонько хрипел, глаза лезли у Императора из орбит...
Не помогло. Никакого результата. Не сработало.
Проводить реанимацию? Открытый массаж сердца? А если дело не в сердце, если это мозговой невралгический паралич...
Рассуждать Любе было некогда, она разорвала мундир и рубашку на наследнике, потом собралась проломить ему грудину...
— Нет, стой, — прохрипел Император, а потом шумно и яростно вдохнул.
Лицо Павла Павловича вдруг стремительно начало превращаться из синюшного в молочно-бледное.
Он дышал, дышал!
— Боже мой, — Люба расплакалась, — Ваше Величество, как вы...
— Слезь с меня, — пробормотал Павел Павлович.
Вампирка смущенно слезла с Государя, потом помогла Павлу Павловичу встать на ноги.
Наследника шатало, Люба придержала его за плечо.
Значит, все же сработало? Она спасла Императора?
Выходит, что так, но теперь яд в крови у Любы. А сама из себя она высосать кровь не может...
— Как вы, Ваше Величество?
— Спасибо, лучше.
Через секунду голова у Павла Павловича вдруг взорвалась, просто разлетелась на куски, как арбуз, выпавший из кузова грузовика.
Вампирку обдало кровью и ошметками мозга, куски черепа Павла Павловича полетели в дорожную грязь...
ЧТО?
Из обезглавленной шеи Павла Павловича бил фонтан крови, но Император стоял на ногах. Стоял на ногах, причем теперь как будто твердо...
Люба не верила своим глазам. Она уже ничего не понимала. Все было, как в кошмарном сне.
Обезглавленный Павел Павлович вдруг взмахнул руками, а еще через мгновение у него взорвалась грудина, ребра полезли наружу вместе с кусками легких...
Тело Императора рухнуло на колени, а из его разорванной грудины полезло наружу что-то темное, непонятного цвета, как будто коричнево-золотого...
Какая-то жижа...
Люба Кровопийцина впервые в жизни впала в шок от страха и впервые в жизни попыталась на самом деле вспомнить и прочитать древние друидические молитвы, ибо её клан исповедовал веру в старых русских богов...
Вот только ничего не вышло. Люба от ужаса забыла, как говорить и даже как думать.
Она просто завизжала, как маленькая девочка.
А из Павла Павловича все лезло что-то... Любу обдало зловонием.
Да это же дерьмо! Из наследника лезет буквальное дерьмо, перемешанное с чистой магией...
— Gnosticus Liberator Venit! — прозвучал в ушах у Любы громовой неотмирный глас.
Глава 242 — Время Освобождения: Павловск
«Самовластительный Злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоём челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрёк ты Богу на земле...»
Александр Сергеевич Пушкин, «Вольность»,
Декабрь 1817 г.
8 сентября 2022
Российская Империя, Павловск
19:13
Во дворце уже явственно воняло гарью, на верхних этажах бушевал пожар, там же гремели выстрелы, снаружи тем временем раздавались крики и взрывы.
Впрочем, здесь, на первом этаже, было поспокойней...
Но не успел Пушкин порадоваться этому, как грянул оглушительный взрыв. Все здание завибрировало, с потолка посыпалась побелка, у бюста Платона, стоявшего возле дверей библиотеки, отвалилась борода, а Аристотель так вообще раскололся пополам.
— Солярис-ракета, — с видом знатока доложил Пушкину Царь, — Хорошо вошла!
Это вроде была уже четвертая или даже пятая солярис-ракета, пущенная по дворцу, Пушкин был слишком напуган, чтобы считать эти проклятые ракеты.
Но в одном потомок поэта был уверен твердо — к концу этого побоища от дворца явно не останется ничего.
— Да не трясись ты так, — посоветовал Пушкину Царь, — Не видишь что ли — тут никого нету. Все побежали наверх, защищать тушку Его Величества Стального. Вот там настоящий махач, а у нас тут просто прогулка. Легкая, бодрящая прогулка!
Царь расхохотался, как безумный.
Впрочем, почему «как»? В том, что Царь — на самом деле клинический сумасшедший, Пушкин уже успел убедиться лично. Например, всего минуту назад Царь сварил заживо какого-то наёмника непонятным заклинанием, и при этом, когда у наёмника лопнули глаза, также заливисто хохотал.
Царю было весело. Прям не Рюрикович, а натуральный Джокер.
Говоря по чесноку, Пушкин сейчас испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, он, конечно, был рад, что его послали искать и спасать Малого на первый этаж дворца, подальше от основной битвы, которая сейчас разворачивалась на втором. Но с другой стороны, Пушкин бы предпочел спасать Малого в более приятной компании, а не с сумасшедшим мужем Алёнки Царем...
— Твою мать!
Пушкин едва успел отскочить в сторону, когда с потолка упал крупный кусок лепнины. Вот это уже не солярис-ракета снаружи, это уже бой на втором этаже, там что-то взорвалось...
Двери библиотеки тем временем распахнулись, оттуда в небольшую галерею, заставленную бюстами античных мыслителей, вышли двое бойцов.
Пушкин был далек от военного дела, но таких странных и угрожающих наёмников в любом случае еще ни разу в жизни не видел.
Оба бойца были с ног до головы закованы в титановую броню, они вырядились, как будто собирались ходить по минному полю. Лица бойцов скрывали титановые шлемы, украшенные Багатур-Булановскими гербами, а в руках каждый из наемников тащил тяжелый пулемет «Каган». Насколько Пушкин помнил, такие пулеметы вообще устанавливались только на танки и БТР...
Царь радостно присвистнул:
— Ого! Да это же тяжелая пехота Павла Стального! Гляди, Пушкин.