Читать интересную книгу Амурские сказки - Дмитрий Нагишкин

Бросил Тайрнадз в море ещё полшкуры рыбы всякой:

— На Тро-миф, на Амур плывите, плывите! Хорошо осенью ловитесь!

Поклонился ему Азмун:

— Отец! Я — бедный, — нечем мне отплатить тебе за добро. Вот возьми кунгахкеи в подарок.

Дал он Тайрнадзу пластинку свою, как играть на ней показал. А у старого давно руки чешутся, хочется её взять, глаз от неё отвести не может! Больно понравилась игрушка. Обрадовался Тайрнадз, в рот пластинку взял, зубами зажал, за язычок стал дёргать…

…Загудела, зажужжала кунгахкеи то будто ветер морской, то словно прибой, то как шум деревьев, то будто птичка на заре, то как суслик свистит. Играет Тайрнадз. Совсем развеселился. По дому пошёл, приплясывать стал. Зашатался дом, за окнами волны взбесились, водоросли морские рвутся — буря в море поднялась.

Видит Азмун, что не до него теперь Тайрнадзу. К трубе подошёл, за верёвку свою взялся, наверх полез. Пока лез, все руки себе в кровь изодрал; пока гостил у Старика — верёвка ракушками морскими обросла.

Вылез, огляделся.

Тюленьи девушки всё ещё бусы ищут, ссорятся, делят — и про дома свои забыли, двери в те дома мохом заросли! На нижнюю деревню Азмун посмотрел пустая стоит, а далеко в море плавники косаток видны: гонят косатки рыбу к берегам Пиля-керкха, к берегам Ля-ери, на Амур рыбу гонят!

Как теперь домой попасть?

Видит Азмун, радуга висит. Одним концом на остров, другим — на Большую землю опирается.

А в море волны бушуют — пляшет Тайрнадз в своей юрте. Белые барашки по морю ходят.

Полез Азмун на радугу. Едва вскарабкался. Весь перепачкался: лицо зелёное, руки жёлтые, живот красный, ноги голубые! Кое-как влез, по радуге на Большую землю побежал. Бежит, проваливается, чуть не падает. Вниз взглянул, видит — от рыбы черно в море стало. Будет рыба у нивхов!

Кончилась радуга. Спрыгнул Азмун на землю. Глядит — на берегу морском, возле лодки тот парень-косатка сидит, чью саблю Азмун утащил. Узнал его Азмун, саблю отдал. Схватил парень саблю: «Спасибо! — говорит. — Я уж думал, век мне дома не видать! Твоего добра не забуду: к самому Амуру рыбу подгонять буду! Зла на тебя не храню: знаю теперь — не для себя ты старался, для людей!» Через спину перекатился — косаткой стал, свою саблю — спинной плавник вверх поднял и поплыл в море.

Пошёл Азмун к Пиля-керкху, Большому морю вышел. Чаек, бакланов встретил. Кричат те парню: «Эй, сосед! У Старика был ли?»

— Был! — кричит им Азмун. — Не на меня, на море смотрите!

А рыба по морю идёт, вода пенится. Кинулись чайки, стали рыбу ловить, на глазах жиреть стали. А Азмун дальше идёт. Ля-ери прошёл, к Амуру подходит. Видит, нерпа совсем издыхает. Спрашивает нерпа парня: «У Старика был ли?»

— Был! — говорит Азмун. — Не на меня — на Ля-ери смотри!

А рыба вверх по лиману идёт, вода от рыбы пенится. Бросилась нерпа рыбу ловить. Стала рыбу есть, на глазах жиреет.

А Азмун дальше пошёл.

К родной деревне подошёл. Нивхи едва живые на берегу сидят, мох весь искурили, рыбу всю приели. Выходит Плетун на порог дома, сына встречает, в обе щёки целует.

— У Старика, сын мой, был ли? — спрашивает.

— Не на меня, а на Амур, отец, смотри! — отвечает Азмун.

А на Амуре — вода кипит, столько рыбы привалило. Кинул Азмун своё копьё в косяк. Стало копьё торчком, вместе с рыбой идёт. Говорит Азмун:

— Хватит ли рыбы, отец мой названый?

— Хватит!

Стали нивхи жить хорошо. Весной и осенью рыба идёт!

Про многих людей с тех пор забыли… А про Азмуна и его кунгахкеи помнят до сих пор.

Как разволнуется море, заплещутся волны в прибрежные скалы, седые гребешки на волнах зашумят — в свисте ветра морского то крик птицы слышится, то суслика свист, то деревьев шум… Это Морской Старик, чтобы не заснуть, на кунгахкеи играет, в подводном доме своём пляшет.

Чориль и Чольчинай

Только то и крепко, что трудом добыто.

И любовь, и дружба с трудом добываются. Чтобы всё хорошо стало, много в жизни тяжёлого перенести надо. Без труда и палку не выстругаешь. А для друга и любимого ни рук, ни головы жалеть не надо.

Ещё тогда, когда нивхов много было, жили на Тро-мифе — острове — Чориль из рода Тахта и Чольчинай из рода Чильби. Как родилась Чольчинай, мать Чориля перевязала ей руку собачьим волосом: стала Чольчинай невестой Чориля.

Когда девочка первую куклу в руки взяла, Чориль первого соболя добыл. Когда Чольчинай первый раз ножик в руки взяла, чтобы рыбу почистить, Чориль на совете мужчин первый раз голос подал, как мужчина и охотник.

Чориль Чольчинай куклу из дерева сделал. Ножик ей сделал. Доску для выделки рыбьих шкур сделал, да так красиво вырезал, как никто до сих пор не умел.

Так и жили они.

Только без горя жизнь не проживёшь. Пришла на остров чёрная смерть. Купцы ли с японских островов её привезли, родичи ли с Амура, Тайфун ли ветер на своих чёрных крыльях принёс её, или сама она по воде пришла — кто знает? Куда потом ушла — тоже никто не видал! Только пришла она одна, а ушла — многих нивхов с собой унесла. В каждом доме покойник был… В каждом доме слёзы лились!

У Чольчинай родителей болезнь унесла. У Чориля родителей чёрная смерть унесла. Оба осиротели.

Взял Чориль свою невесту к себе в дом.

Стали жить они вместе.

Чориль, что ни день, в дом добычу тащит. Охотник он был хороший — ни один зверь от него не уходил. Рыбак он был хороший — ни одна рыба от него уйти не могла. Твёрдую руку Чориль имел, острый глаз. Красивый был, голосом степенным говорил, песни петь умел. Всё он умел. За что Чольчинай ни схватится — всё Чориль своими руками сделал: невод сплёл, чумашки — коробки из бересты — сделал, лодку сделал, нож, копьё и шест, острогу, весло и чашки. Даже зеркало серебряное для невесты Чориль сделал.

Чольчинай с каждым днём всё красивее становится. Глаза у неё ясные, как звёзды; губы будто малиновым соком сбрызнуты; брови, как два соболя, над глазами раскинулись; а ресницы у Чольчинай такие, что с тех пор и поговорка пошла — «вокруг глубокого озера камыш растёт»!

Скоро время Чольчинай две косы заплетать.

Скоро за Чориля замуж идти. Как взглянет на невесту Чориль — сердце у него точно ласточка забьётся.

Чориль уже и запас на свадьбу готовит. Когда с охоты идёт — под шкурками самого не видать; столько зверя набьёт.

Когда с рыбной ловли возвращается Чориль — всей деревней за ним улов тащат.

Смотрит на него Чольчинай, спрашивает:

— Отчего тебе удача во всём, Чориль?

Посмотрит Чориль на свою Чольчинай, голову запрокинет и запоёт таким голосом, что у Чольчинай в груди замирает.

— Анн-н-га! Ынн-г-г-а! — поёт Чориль. — О милой помни всегда! Сердце стучит и глаза блестят тогда! Ноги быстрей и руки ловчей тогда! Скалы возьмёшь и повернёшь тогда! Через горы и реки полетишь тогда! Море как горсть воды тогда! Никто не остановит тебя тогда! О милой помни всегда! Сильней всех врагов будешь тогда!

Ходит Чольчинай по деревне. Самая красивая из всех. Голос у неё, как у птички. В чёрной собачьей шубе Чольчинай ходит. Юбка на ней из пёстрых тюленей. Шапочка на ней из беличьих шкурок.

Увидал невесту Чориля старый Аллых из рода Удань-Хингану. Увидал — глаз отвести не может. Рот раскрыл, губы распустил… Понравилась ему Чольчинай.

— В мою юрту пойдёшь, девчонка?

Посмотрела на него Чольчинай и рассмеялась:

— Я невеста Чориля, Аллых! Как могу я смотреть на жабу, когда рядом со мной солнце стоит?

Закрыл рот Аллых, губы вытер.

— Ладно! — говорит. — Посмотрим, долго ли твоё солнце светить будет!..

Плохое задумал Аллых.

Аллых шаман был. Двенадцать толи — медных блях — у Аллыха на поясе висели. Двенадцать шаманов до Аллыха этот пояс носили. Большую силу Аллых-шаман имел.

…Пошёл однажды Чориль медвежат добывать. Проводила его Чольчинай. Села, стала свадебный халат вышивать.

А Аллых бубен взял, костёр развёл, шаманить стал, злых духов стал призывать. Долго шаманил.

…Побежала по снегу позёмка. Завихрился снег, столбом встал, закружился. Чёрная туча небо обложила. С тёмной стороны большой ветер прибежал, кверху весь снег поднял.

Потемнело всё вокруг. Буран поднялся такой, что своей руки не увидишь!..

Никогда ещё такого бурана не было. У нивхов все юрты занесло — ровное поле стало там, где деревня стояла. Где лес стоял — только верхушки сосен из-под снега торчат.

…Застиг Чориля буран.

Видит парень — не будет охоты. Понюхал ветер — чует надолго! Как спастись? Стал Чориль пустую берлогу искать. Пустой не нашёл. Нашёл такую, где медведица лежала. Сказал ей Чориль, что не за ней пришёл, что буран его загнал. Лёг рядом, пригрелся. Заснул…

Десять дней и десять ночей выл буран, дороги заносил, деревья ломал, снег до неба поднимал. Потом утих ветер, улёгся снег. Тихо стало. Мороз ударил. Хороший наст стал. Самое время Чорилю идти медвежат добывать. Не может парень проснуться! Во сне слышит, будто Горный Хозяин говорит ему: «Кто из простых людей с медведицей в одной берлоге зиму проспит — нашим, таёжным человеком станет!» Дёрнулся было Чориль, хотел встать, бежать из берлоги, да сил у него не стало сон с себя сбросить, проснуться.