На первый взгляд все пребывало там в полном порядке. Вот острая обида на Остромира, вот удовлетворение от общения с Буривоем Смирным, вот холодное равнодушие к Забаве и всем остальным женщинам подлунной. Опричь Веры-Кристы… Вот что-то связанное с самой Верой-Кристой, бархатисто-теплое на ощупь, сладковатое на вкус. Тут и вовсе разная чепуха — легкая сонливость, нарождающееся желание облегчиться… И над всем этим — злоба, злоба, злоба!
А вот и Темный сектор, неподвластный ни одному волшебнику, непроницаемый даже для Кудесника. Так, по крайней мере, утверждает сам Куд…
Свет замер — парализующее десницу нежелание писать про Кристу проникало в сознание именно оттуда.
Чушь какая-то!.. Волшебная теория ментальностей говорит о Темном секторе лишь одно — пройдите, судари, мимо. И ничего оттуда ввек не исходило, окромя сигнала к окончанию агонии на смертном одре. А опосля оного сигнала волшебнику остается одна дорога — на погост, к Марене… И потому исполать богам, что Темный сектор непроницаем для Таланта! В противном случае последствия чужого проникновения в оную область было бы страшно представить…
И тем не менее нежелание исходит именно оттуда!
В Свете мгновенно проснулся исследователь. Они могут отлучить меня от официальной науки, но запретить изучать самого себя — вот им!!!
Решено — сделано!
Свет попытался проколоть размеренно пульсирующую оболочку Темного сектора, применив «тройной удар иглой». Ничего не получилось — оболочка стояла как каменная стена перед деревянным тараном. Надо было бы отступиться, но отступление перед самим собой — это не просто трусость!..
Свет собрал все силы своего Таланта и…
Очнулся он от рыданий.
Рыдала Забава.
— Светушко! Что с вами, люба мой? Очнитесь!
Поднял голову. Он лежал навзничь в родном кабинете, а Забава орошала слезами его лицо.
Впрочем, рыдания тут же стихли. А уже через мгновение девица залилась счастливым смехом:
— Жив! О Додола-заступница, он жив!
— Конечно, жив… С какой стати мне умереть, в собственном-то доме?
— А мне показалось, вы и не дышите…
Что со мной случилось? — подумал Свет. Чем я тут занимался?
И вспомнил. Глянул на часы — оказывается, он провалялся без сознания около двух часов.
— Иногда я просто ненавижу ваш Талант, — сказала между тем Забава. — Он вас когда-нибудь в гроб загонит!
Чуть было не загнал, подумал Свет. Но объясняться с Забавой не стал. А ей объяснения такого рода и не требовались. Те же, что требовались, не могли сейчас прозвучать из уст чародея Смороды.
Впрочем, через пять минут выяснилось, что оказаться с девицей в постели можно и безо всяких объяснений вообще.
А еще через пять минут Свет окончательно убедился, что монотонные движения тазом разряжают его душу не хуже фехтовальных выпадов.
10. Ныне: век 76, лето 3, вересень
Как и вчера, гостя разбудили в тот самый час, когда он просил. Едва Свет отозвался, колокольчик перестал звонить, а тоненький Радомирин голосок весенним журчащим ручейком проструился из-за двери. Доброе утро, сударь чародей!.. Ваши ногавицы вычищены… Карета в распоряжении сударей волшебников будет через полчаса. А через пятнадцать минут, буде волшебники пожелают с утра перекусить, их ждут и к завтраку.
Свет поблагодарил горничную и рывком поднялся с постели.
Денница едва-едва заглянула в окно, облив весь восток нежно-розовой краской. Словно над окоемом встала аура полностью созревшей для детородства девицы…
Накинув на рамена халат, Свет вышел из комнаты, поднялся этажом выше. Внимательно проверил заклятье, наложенное вечор на обиталище Буривоя Смирного. На первый взгляд заклятье казалось нетронутым. И на второй — тоже. Свет подергал за ленточку звонка.
Через мгновение хриплый со сна голос Буривоя опасливо спросил:
— Кто там?
— Это я, брате.
За дверью послышался легкий шум.
Свет почувствовал, как Буривой проверяет охранное заклятье со своей стороны. Потом дверь отворилась.
— Здравы будьте, брате! Как спалось?
Буривой прикрыл глаза, прислушался к себе.
— Вроде все было спокойно. А у вас?
— У меня тоже, исполать Сварожичам!.. Мы собирались в фехтовальное поприще…
— Да-да! Фехтовать я поеду с большим удовольствием, брате чародей! — Буривой явно приободрился.
Свет оставил коллегу одеваться, а сам спустился вниз, прошел в ванную.
Что ж, думал он, плеская в лицо приятственно-холодную воду, ночь все-таки прошла спокойно. И это радует. Ибо вступать в схватку с супротивником, не имея представления о том, кто он из себя таков и чего добивается, было бы попросту глупо. А теперь начинающийся день дает нам определенную отсрочку — темные силы обычно и время для своих действий выбирают самое что ни на есть темное. Проблема лишь одна — всего-навсего надлежащим образом воспользоваться предоставленной отсрочкой…
Он вернулся к себе, проверил состояние шпаг, протер бархоткой гарды. Потом спустился в трапезную. Там его ждал заказанный с вечера стакан апельсинового сока. Пока неспешно, глоточками, пил сок, пришел Буривой Смирный. Тот, будучи в командировках и отправляясь утром в фехтовальное поприще, всегда съедал вареное в мешочек яйцо. Не изменил он своим привычкам и ныне.
Затем они прихватили чехлы с оружием и вышли на парадную лестницу.
На улице уже совсем рассвело. Восходящее солнце золотило верхушки деревьев на противоположной стороне улицы.
Карета стояла прямо перед лестницей, кучер держал поводья. Ныне это был вовсе не Ярик.
Свет шагнул на широкие мраморные ступеньки. И вдруг почувствовал за спиной угрозу. Угроза была смертельной, поэтому он резко бросился в сторону, выхватывая из чехла шпагу.
Мимо него пролетел с обнаженным клинком Буривой Смирный, едва не скатился по ступенькам, но все-таки, застыв в немыслимой позе, удержался на ногах. Отбросил в сторону пустой чехол, повернулся лицом к Свету.
Снизу, от кареты, донесся предостерегающий крик кучера. А над головой безмятежно пели птицы.
— Что с вами, брате?
Свет опустил шпагу. И тут же едва не был заколот коротким выпадом, нацеленным в грудь.
Исполать Сварожичам, рука, выдрессированная многолетними упражнениями, хорошо помнила, что нужно делать, и убийственный выпад был своевременно отбит вправо.
— Опомнитесь, брате! — крикнул Свет. И замолк: сквозь него смотрели глаза абсолютно слепого человека.
Однако десница брата Буривоя рукой слепого отнюдь не была. Уколы шли короткими взрывными сериями, с выпадами и отскоками, с флешами, нырками за спину и обманными финтами. С кем бы в своем странном ослеплении ни схватился сейчас брат Буривой, дрался он яростно и энергично. Ни на жизнь, а на смерть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});