волна подвигов, млин… И тройное убийство, за которое уже меня начальство будет иметь в хвост и гриву до полного задымления.
Я выдохнул, сел за руль и мотнул головой. Ромыч снова зарылся в бумаги и ругался трехэтажным матом, нервируя и так нервного до чертиков меня.
— Сотню ставлю, что бытовуха, — выдохнул я, — сейчас затребуем видео с камер наблюдения и сто за двести — увидим на них четверых или пятерых прибывающих. Двое из которых через несколько часов выйдут все в крови, пряча в кармане орудие убийства. Которое стопудово выкинули куда-нибудь в ближайшую мусорку.
— Даже спорить не буду, — согласился со мной Роман, — дня за три найдем. А потом я в отпуск.
— Какой отпуск, брат? — хмыкнул я. — Я такого слова с первого дня службы не слышал.
Ромыч согласно кивнул, а я тормозил у кулинарии.
— Поесть надо. И кофе.
— Ты, Жек, щас как Робин Гуд, стрелой в стрелу попал. Мне чебурек.
Я согласно кивнул, быстро закупился пакетиками растворимого кофе, чебуреками и потребовал в два стакана налить кипятка.
Вышел со всем этим добром, таща пакетик с одуряюще пахнущими чебуреками в зубах. Рома заметил меня, вышел из машины, забрал из рук один стаканчик, а из челюсти мешок.
— Круто! А палку так можешь?
— А у тебя лакомство вкусное? Если вкусное, могу и палку.
Мы разряжали обстановку тупыми шуточками и быстро ели прямо в тачке. Глотали, не особо утруждаясь пережевыванием пищи. Матушку мою бы удар хватил от такого зрелища. А растворимый кофе она вообще не признавала. Родительница работала поваром в элитном ресторане и, кажется, взвалила на себя миссию закормить меня до обморока. Может, поэтому я такой крупный и вырос. Взращен был на чистом сливочном масле собственного приготовления.
— Поехали! — с полным ртом велел я и завел мотор.
Доехал до отделения, припарковал машину и заржал, когда увидел, как Макс спорит с Образцовым, стоя на крыльце.
— Глянь, бой века. Тяжеловесы, — съехидничал Ромыч.
— Драка двух коротколапых хомячков за семечки. Покахонтас на диком мустанге и боевой гусь, только что из духовки.
Ромыч заржал, и мы вышли на улицу. Макс, который явно проигрывал в споре с оппонентом, решил отыграться на нас.
— Вы где были? Уехали раньше меня!
— Пробки, — пожал я плечами, неистово желая поговорить с товарищем не по уставу.
Проще говоря — засунуть обратно яблоко в глотку и в духовку.
— Какие пробки? Почему так плохо работаешь?
Образцов молчал, сжимая челюсти, и буравил Макса взглядом, от которого я на его месте лучше бы молча работать пошел. А этот выпендривается стоит. Когда успел отключить бесстрашие?
— Плохо, Макс, это когда ты с женой переехал в другой город, а сантехник все тот же приходит, — наставительно заметил я.
Образцов хмыкнул, Ромыч философски кивнул, соглашаясь.
— Громов, ты меня достал!
— Приятно слышать, — подмигнул я, — Сергей Ильич, с отчетом вечером.
— Давай, — согласился старший оперуполномоченный и снова развернулся к Максу.
Надеюсь, Образцов его добьет. А потом закопает и скажет, что так и было.
Сразу пошел в свой кабинет и сосредоточился на заполнении документов. Перепроверил показания, нашел нестыковки и решил вечером заглянуть к соседям еще раз.
Глянул на часы и вспомнил, что в три обещал пельмешке встретиться с ней в парке и вернуть шокер.
Сгреб документы и потопал к Ромычу.
— У меня тут несостыковки в показаниях, — помахав рукой, в которой были зажаты протоколы, сообщил я, — пойду разберусь. На связи.
— Давай, — согласился Роман.
Я запер дверь, собрал все бумаги в папку и вернулся в машину.
Вторые сутки без сна сказывались на моем настроении. Под глазами залегли темные круги, но в ближайшее время сон для меня непозволительная роскошь. Так же, как и секс.
Я почему-то все еще цеплялся за свои подвиги, хотя было понятно, что Цветочек мне светит только во снах. И то не факт, потому что Паня — рыжий вредитель. И хозяева его по-прежнему не найдены.
Устало потер лицо ладонями, выдохнул и поехал в парк.
Доехал быстро и без пробок, припарковался у центрального входа и сел на первую свободную лавочку на аллее. Напялил на нос темные очки, глянул на часы и расслабился в ожидании Цветочка.
А дальше произошло то, что заставило меня дважды уронить челюсть и поскользнуться на собственной раскатанной губе.
В воротах парка показалась пельмешка. Такая, что у меня мгновенно оживилось то, что и до этого было крайне живо.
Она распустила свои светлые волосы, которые трепал ветер, и надела платье. Черное, с глухим воротом, длиной до колена. Но я встал в стойку. Мгновенно. Мозги отключились в ту же секунду, пока я чуть ли сжирал ее взглядом.
Красивая, зараза, до одурения. Уверенная в себе и… Чистая. Я давно таких не встречал. Характерная, целеустремленная, знающая, чего хочет, и при этом легкая и воздушная.
Она легкой походкой шла ко мне, на ходу заправляя волосы за ухо. Надула свои пухлые губки, заметив меня, несколько раз взмахнула ресницами и все, я в нокауте.
И не сразу заметил, как мимо нее пробегал парнишка в кепке, темных очках и мастерке с капюшоном.
Он быстро и ловко выдернул из ее рук сумку, оставляя Цветочка хлопать глазками от непонимания ситуации, и дунул внутрь парка.
Я вздохнул, быстро осмотрелся, решил, что кидаться кирпичами в парке не стоит, снял кроссовок, прицелился и… Попал! В яблочко. Точнее, в голову.
Парнишка испугался, отбросил сумку Цветочка на траву, быстро кинул взгляд на меня, и только его и видели.
Я же, как хорошо откормленная химией Золушка, стоял у лавки в одном кроссовке.
— Цветочек, сумку! — рявкнул, заметив, что она испугалась.
Лиля, наконец, отмерла и суетливо побежала в траву, чтобы взять свою сумку.
— И кроссовок! — командовал я дальше без зазрения совести.
Глава 22
Глава 22
Жека
Лилечка, все еще немного пришибленная, подошла ко мне, бережно прижимая сумку к груди. Вернула кроссовок и неожиданно полюбопытствовала:
— Гений, скажи честно, ты это специально, да?
— Что специально? — не понял я.
— Ограбление это, — она замахала рукой в воздухе.
Я сел на лавку, вздохнул и выдал:
— Специально, Цветочек. Вот вчера как от тебя ушел, пацану позвонил и до самого утра меткость тренировал, чтобы точно перед тобой лицом в