русалочьи глаза, испуганные и недоумевающие, прозрачная кожа с веснушками… И близость. Невероятная, невозможная. Такая, на тонкой грани, когда ее недостаточно. И нужно еще ближе. Необходимо. За грань.
И, судя по неожиданно загоревшемуся ответу в прозрачных глазах, ей тоже необходимо. Жизненно необходимо.
— Темик… А что происходит?
Бац!
И словно осколки стекла от высокого манерного голоса рассыпаются. Острые такие, до крови ранят.
Испуг и гнев в глазах русалки, мое движение удержать, плеск тонких ножек, сложенных русалочьим хвостиком, по воде. И через мгновение она — рыбкой из моих лап — на бортик бассейна, и мне остается только в бессилии наблюдать удаляющуюся стройную фигурку в зеленом купальнике. Облизывать тонкие очертания, открытую спину с ровной строчкой позвоночника, рыжие волосы — змеями по точеным плечам, вода, ручьями стекающая с них… Розовые пяточки, быстро мелькающие… Завлекающие… Изящные лодыжки… Кукла фарфоровая, вся — сплошное искушение. Разве так бывает? Разве это возможно?
— Темик… Я не понимаю… Ты меня не слышишь совсем? Я тебя спрашиваю, что происходит? Кто эта соска?
Вздрагиваю, еле умудряясь оторвать взгляд от спешно убегающей от меня русалки, смотрю на… Вику. Ну конечно же, Вику, мать ее!
Я о ней, признаться, совершенно забыл.
Вроде как, она должна была уйти домой…
Какого хера тут забыла?
И вообще… Темик… Какого хера?
Вся нерастраченная на шустрого парнишку злоба возвращается в троекратной геометрии.
Я молча подтягиваюсь на руках, выбираясь из бассейна.
Получается у меня это не так ловко, как у русалочки, ну так во мне и веса побольше. Примерно в три раза…
Сколько она весит? Сорок пять кило хоть есть?
А я сто десять примерно…
Задумчиво припоминаю, были ли у меня когда-либо настолько маленькие девушки, низ живота обдает жаром, потому что приходит четкое понимание.
Не было. Но будет.
Будет.
— Темик…
Холодная, словно лапка у жабы, ладонь ложится на грудь, и меня всего передергивает от омерзения.
Какого хера, опять же?
— Ты какого хера здесь еще? — перевожу на нее взгляд, — сказал, чтоб домой ехала.
— Темик… Но я… И вообще! Кто эта овца? — Вика не дура, знает, что лучшая защита — нападение, и ей кажется, что она тут в своем праве.
Ключевое слово какое?
Правильно, «кажется».
— Так. Сейчас развернулась и свалила домой, — коротко командую я таким тоном, от которого у подчиненных слабость в коленях наступает, — и забыла про меня. Никаких «Темиков» и прочего, поняла?
— Но…
— Не поняла, значит.
— Но как же…
Вика выбирает правильную стратегию. Начинает плакать. Красиво, распустив пухлые губы, так, что у любого нормального мужика встанет. И появится желание тут же опустить ее на колени и настучать по этим губам членом.
У меня бы раньше точно такое желание появилось.
Но это было до того, как одна маленькая русалочка упала в мои руки теплым летним утром.
— Если не уберешься сейчас сама, вызову охрану. И тогда тебе придется еще и пропуск сдать.
Говорю сухо и спокойно, а сам все смотрю в сторону выхода в раздевалку бассейна.
Если успею, то могу поймать русалочку на выходе. И сразу в лифт утащить, на свой этаж.
Она не будет против. По глазам сегодня понял, что не будет.
В этот момент во мне говорит исключительно член, мозг в планировании завоевания не участвует, одни инстинкты, вопящие: «Самка поплыла, надо брать, надо докручивать! Скорее, скорее, скорее!»
Каким образом я за какие-то мгновения превратился из вполне логично и нормально мыслящего человека в похотливое животное, вообще непонятно. Да и не до анализа мне сейчас.
Все, что является препятствием на пути, безжалостно устраняется.
И нормы морали — первыми в пропасть летят.
Обхожу Вику, все еще растерянно хлопающую губами, и двигаюсь в сторону раздевалок.
— Брат, подожди чуть-чуть… — ленивый голос Тимура не тормозит. Вообще на него не отвлекаюсь.
Просто иду вперед, как зверь на запах самки, а перед глазами, как видение — ее тонкая фигурка в зеленом, быстро мелькающие изящные лодыжки, пятки розовые…
В раздевалке пусто. Я вламываюсь, наплевав на то, что она женская, быстро осматриваюсь, и раздраженно рычу.
Никого.
Успела сбежать!
Шустрая какая русалка!
Ничего, сейчас догоню…
Выхожу, направляясь в сторону лифтов, но на пути встает Тимур.
— Брат, да ты хоть халат накинь, напугаешь людей стояком своим… — он белозубо ржет, как всегда прикалываясь надо мной.
А мне хочется ему вмазать.
Прямо очень.
В принципе, логичное желание, Тимка давно нарывается, но в этот момент взгляд падает на зеркала возле раздевалок.
И я себя не узнаю.
Какой-то сумасшедший смотрит на меня оттуда, глаза бешеные, как у буйвола, красным налитые.
В длинных плавках, весь голый, изрисованный.
И плавки, сука, ничего не скрывают.
С меня словно пелена спадает. Моргаю изумленно, смотрю на Тимку.
Тот понимает, что сегодня зубы у него останутся целыми, и радостно их скалит.
— Ну ты бычара… Пошли, переоденешься.
Разворачиваюсь молча, топаю в раздевалку.
Тимка топает за мной.
— Слышь, а ты всегда с бабами такой… внезапный? Русалка, я смотрю, от тебя, как от гуля-извращенца унеслась… Я ее понимаю. Я бы тоже унесся…
— Рот закрой.
Говорить получается плохо, словно я от Майи немотой заразился.
Иду в душ, молча, не обращая больше внимания на зубоскала и искренне рассчитывая, что он провалится под землю до того, как я выйду из душевой.
Думать о том, что на меня сейчас нашло и что мне со всем этим делать, откровенно не хочется.
И разговаривать на эту тему — тем более.
Понятное дело, что со всем этим придется разбираться.
Но не сейчас.
Сейчас надо успокоиться.
Просто прийти в