У Розалинд разрывалось сердце на две части, но она понимала, что должна принять решение. Последний раз бросив безнадежный взгляд в сторону ненасытного моря, всхлипывая и тяжело вздыхая, она пошла за мистером Бэрке, поднимавшимся к Лэмб-холлу с промокшей бесценной ношей. На полпути он опустился на колени передохнуть и отдышаться. Роз наклонилась отбросить со лба юноши намокшие темные волосы. Когда минует опасность, когда он обсохнет и отогреется, расскажет, где Антония.
С ужасом в глазах сгрудились слуги, горничные беспомощно заламывали руки, но Роз уже начала отдавать приказания:
— Разведите огонь в спальне Антони! Он захлебнулся и чуть жив от холода! Быстро разогрейте суп! Принесите бренди! Достаньте из сушилки полотенца! Ладно, это я сама! — Потом вспомнила о другом. — Немедленно найдите Брэдшоу. Пусть едет н майору Блаунту и скажет, что Антони спасен, но надо продолжать поиски Антонии и «Чайки».
Мистер Бэрке поднялся по лестнице. Он не оставил свою ношу, пока не донес молодого лорда Лэмба до его спальни. Вода лилась по ступеням, намочила ковер на верхней площадке, но убрать воду всегда успеется. Его занимало одно — поскорее сбросить с окоченевшего Антони тяжелую, намокшую одежду. Он содрал с него нескладную штормовку.
— О, Пресвятая… Роз не верила глазам:
— Боже мой, это Антония!
Мистер Бэрке в изумлении подался назад, позволив Роз закончить раздевание.
Парусиновые бриджи и вязаная рубаха полетели прочь. Роз завернула девушку в большое теплое полотенце и накрыла одеялами.
С супницей в руках вошла горничная.
— Выживет лорд Лэмб, мэм? — сдавленным голосом спросила она.
С полминуты Роз молча глядела на нее. Боже, девушка права. Воспаления легких наверняка не избежать.
— Да-да, а теперь вон, дитя нуждается в длительном отдыхе. И вот что, дружок, никого не подпускай к спальне. Я хочу, чтобы у Тони был полный поной. Ухаживать буду сама.
Когда закрылась дверь, мистер Бэрке и леди Рэндольф обменялись обеспокоенными взглядами. Мистер Бэрке сам развел огонь, а Розалинд терпеливо кормила с ложечки Антонию. Теперь, когда девушка полностью согрелась, было видно, что она до предела обессилена.
Бабушка заботливо подоткнула одеяла, ласково приговаривая:
— Теперь спи, милая. О том, что случилось, успеешь рассказать завтра.
Антония уже сомкнула глаза и, чувствуя, как ее обволакивает уютное домашнее тепло, благодарно улыбнулась, прежде чем отдаться во власть Морфея.
Глава 10
Адам Сэвидж метался по палубе «Красного дракона». После праздной недели на борту корабля он чувствовал себя как леопард в клетке. Перед отъездом он предвкушал долгие дни безделья под теплым солнышком, думая, что наверстает упущенное в чтении, и действительно проглотил Гомера и Вергилия и принялся за современные романы Филдинга. Теперь он видел, что книги занимали ум, но тело изнывало от бездействия. Его необузданная энергия требовала выхода.
Когда иссякло терпение, он выскреб и вычистил трюм, где находилась пара арабских скакунов, которых он вез в Англию. Потом пошел к капитану и попросил наделить его обязанностями члена экипажа. Кроме того, постоянно стоял на ночной вахте. В эти часы он позволял свободно парить мыслям. Усеянное миллионами алмазов черное бархатное небо не только давало возможность изучать созвездия, но позволяло переноситься мыслями из Англии на Цейлон или из прошлого в будущее.
Стоя на послеполуночной вахте, находясь между морем и небом, между Небом и Землей, он отчетливо видел перспективу. Это путешествие было символическим. Он закрывал дверь за прошлым и открывал другую в будущее. Он уже проделывал это дважды. В первый раз, покидая Англию и направляясь в индийские владения, он не знал, что захлопывает дверь за своим прошлым.
Отец был столяром-краснодеревщиком. Они жили за Темзой, в Саутуарке, над мастерской. На самом деле это была не более чем ветхая лачуга. Дерево приходилось хранить наверху, потому что, когда Темза выходила из берегов, она сносила все на своем пути. Отец очень любил свое дело. Он был искусным мастером, учился в Сан-Мартин-лейн у самого Томаса Чиппендейла.
Адам Сэвидж не унаследовал искусных рун своего отца, поэтому занимался скупной древесины. Когда в Англии осталось мало леса для мебели и его приходилось ввозить, цены стали неимоверно высокими. Молодой Сэвидж, видя, как на пристанях с судов Ост-Индской компании выгружают красное и атласное дерево, испытывал горечь и злость из-за того, что им оно было не по карману. Узнав из разговоров с матросами, что в индийских владениях оно стоит гроши, он решил наняться на торговое судно и самому закупить, что требовалось отцу.
Сэвидж подавил растущее в нем чувство вины. Откуда ему было знать, что отец умрет от инфлюэнцы в сырой лачуге в то время, когда Адам грелся на теплом солнышке в Бомбее? Мысль о том, что он никогда не сможет создать отцу приличных условий, не давала ему покоя. В результате Сэвидж задался целью разбогатеть, чего бы это ему ни стоило. Когда к нему вернулся разум и он понял, что ради наживы ломает чужие жизни, а заодно губит и собственную душу, он снова закрыл дверь и открыл другую.
Теперь Сэвидж направил свою неуемную энергию на приобретение незапятнанного богатства, и она окупилась тысячекратно. Одним из символов богатства был роскошный дом, куда он теперь ехал. Дом был наградой за тяжелый труд, но, кроме того, и местом, где он будет растить своих детей. Они будут пользоваться благами, которых он никогда не знал. Он также передаст им весь свой опыт и позаботится о том, чтобы они получили самое лучшее образование, которое позволило бы им управлять страной.
Если он женится на Эвелин Лэмб, ее дети станут его детьми. Он мысленно вернулся на Цейлон, к прощанию с Евой. На этот раз у Евы не было гостей с десятков процветающих плантаций, протянувшихся до самого побережья. После обеда она подала ему через стол свою руку.
— Сегодня я была у священника. Первый раз после похорон Расселла была в церкви. Молилась за твое благополучное путешествие.
Сэвидж был циником. Интересно знать, за что она молилась на самом деле.
— Останешься у меня на ночь? — это было не приглашение, а просьба, произнесенная шепотом мольба. Он так пронзительно поглядел на нее своими голубыми глазами, что она, вздрогнув, опустила ресницы.
Сэвидж понимал, что она скорее готова предстать распутной женщиной, нежели потерять его, но он был слишком самолюбив, чтобы заниматься любовью с женщиной, которая не была от него без ума. Его подзадоривала ее сексуальная холодность, но, чтобы побороть ее фригидность, требовалось время. И он решил не заключать брачный союз в эту последнюю ночь, а подождать, пока не вернется за ней. Он чувствовал, что она начала опаивать перед ним, что порой он ее возбуждает, хотя она и подавляла это в себе, но решил подождать, когда ей захочется большего.