Я нахожусь за последним вагоном стоящего поезда прямо на развилке. Второй поезд проезжает мимо, и я зажат между двух поездов.
Перед тем как продолжить описание самого анализа, я должен отметить здесь, что на седьмом месяце лечения, после устранения пассивно-гомосексуального сопротивления, пациент сделал храбрую попытку вовлечься в отношения с женщинами. Я вообще не знал об этом - он рассказал мне позже, между делом. Он следовал за девушкой и выполнил свои намерения следующим образом: он прижался к ней и испытал сильную эрекцию и непроизвольную эякуляцию. Сексуальных сношений у него не было. Я привлек его внимание к этому и сказал ему, что это происходит из-за его явной боязни коитуса. Он отказался принять это, объясняя все недостатком возможности. Тем не менее, в конце концов он был поражен инфантильной природой своей сексуальной активности. Естественно, у него были сны, в которых изображался этот вид сексуальной активности. Теперь он вспомнил, что, будучи ребенком, он как-то прижался к своей матери с тем же результатом.
Тема инцеста, с которой, в надежде отвлечь меня, он начал анализ, появилась снова, но в этот раз она была довольно свободна от сопротивления, во всяком случае, от второстепенных мотивов. Таким образом, существовала параллель между анализом его поведения во время аналитического сеанса и анализом его повседневного опыта.
Снова и снова он отказывался принять интерпретацию, что он желал свою мать. Материал, который он произвел в ходе семи месяцев в подтверждение этого желания, был настолько ясен, что я не делал попыток переубедить его, а вместо этого начал анализировать, почему он боялся признать это желание.
Эти вопросы обсуждались одновременно в связи с его страхом фаллоса, и теперь перед нами стояло две проблемы:
1. Каково было происхождение страха кастрации?
2. Почему, несмотря на сознательное согласие, он отказывался принять чувственную кровосмесительную любовь?
С этого момента анализ стал быстро продвигаться, и началось это со следующего сна:
Я нахожусь в холле королевского дворца, где собрались король и его свита. Я насмехаюсь над королем. Его слуги набрасываются на меня. Я падаю и чувствую, что мне нанесли смертельные раны. Меня уносят. Мне кажется, что я все еще живой, пока меня не выводят из заблуждения двое могильщиков, которые принимают меня за мертвого. Меня покрывает тонкий слой земли, и дышать становится трудно. Я делаю движение, которое замечают глаза могильщиков. Я не двигаюсь, не давая себя обнаружить. Несколько позже я свободен. Я снова прокладываю путь в королевский дворец, в обеих руках у меня ужасное оружие, возможно - удары молний. Я убиваю всех, кто попадается на моем пути.
Ему кажется, что мысль о могильщиках должна иметь что-то общее с его страхом катастроф, и теперь я мог показать ему, что эти два страха, наследственная идея и страх фаллоса, были связаны с одним и тем же. Я добавил, что весьма вероятно, что сон воспроизводил ситуацию детства, с которой начался страх фаллоса.
Что касается сна, его поразило, что он притворялся мертвым, что он оставался таким, чтобы не быть обнаруженным. Затем он вспомнил, что в его фантазиях мастурбации он обычно был зрителем. И он сам поставил вопрос, мог ли он быть свидетелем <этого> между своими родителями. Он немедленно отверг эту возможность, аргументируя это тем, что он никогда не спал в комнате родителей. Это меня очень разочаровало, так как на основе его снов я был убежден, что он действительно наблюдал подобную сцену.
Я отметил это несоответствие и решил, что не нужно позволять себе сдаться так легко - анализ должен прояснить ситуацию в свое время. В том же самом сеансе пациент рассказал, что он видел некую девушку со своим другом в этой ситуации. Затем он вспомнил, что были два других случая, когда он мог подслушивать своих родителей. Он вспомнил, что когда приезжали гости, его кровать передвигали в спальню родителей. Кроме того, в деревне он спал в одной комнате с родителями до того, как достиг школьного возраста.
В этой связи он снова говорил о своих действиях в начале анализа и о состояниях ночного страха, которые он испытывал в детстве. Одна из деталей этого страха была здесь прояснена. Он боялся белой фигуры женщины, которая возникала между двумя занавесками. Теперь он вспомнил, что когда он кричал по ночам, его мать обычно подходила к его кровати в ночной сорочке. К сожалению, элемент <кто-то за занавесками> так и не был выяснен.
Однако было очевидным, что мы рискнули зайти слишком далеко на запретную территорию в этом сеансе. В ту ночь у него был забавный сон:
Я стою на пристани у края палубы парохода и беседую, как оказывается, с психически больным. Внезапно все происходящее кажется мне спектаклем, в котором я должен играть определенную роль. На узкой доске, которая ведет от пристани к пароходу, я должен повторить одно и то же три раза - что я и делаю.
Сам он интерпретировал палубу парохода как желание коитуса, но я направил его внимание на тот элемент сна, который имел гораздо большее значение на данном этапе анализа, а именно на <игру в спектакле>. То, что он должен был повторить одно и то же три раза, было насмешливым намеком на мои последовательные интерпретации. Он согласился, что его часто забавляли мои усилия. Он также вспомнил, что у него была мысль позвать женщину и заняться половым актом три раза - <чтобы доставить Вам удовольствие>.
В следующую ночь у него снова было два дополняющих друг друга сна: гомосексуальная отдача и страх коитуса.
1. На улице я встретил парня из младших классов нашей школы, но со здоровой, энергичной внешностью. Я чувствовал, что физически он сильнее меня, и я пытался завоевать его расположение.
2. Я иду на лыжную прогулку с мужем одной из моих кузин. Мы находимся в узком проходе, который резко обрывается вниз. Я проверяю снег и нахожу, что он слипается. Я говорю, что эта местность не очень-то подходит для катания на лыжах - очень велика вероятность падения. Продолжая нашу прогулку, мы пришли к дороге, идущей вдоль склона горы. На крутом повороте я потерял лыжу, которая упала в пропасть.
Теперь было несложно показать ему связь между страхом коитуса и генитальным страхом. Ему также можно было показать, что когда он приближался к женщине, он боялся последствий и сам становился женщиной, т. е. его характер становился гомосексуальным и пассивным. Он хорошо понял, что становился женщиной, но ему было трудно объяснить, почему и чего он боялся. Ему было ясно, что он боялся полового акта. Но что после этого могло произойти с ним?
Теперь он посвятил все свое внимание этому вопросу. Вместо обсуждения своего страха перед отцом он разговаривал о своем страхе перед женщинами. В тревожной истерии его детства женщина была тем существом, которого следовало бояться. До возраста полового созревания он был уверен, что женщина устроена точно так же, как и мужчина.
В конце седьмого месяца анализа ему приснился сон, в котором он видел девушку, задирающую свою юбку, так что он мог видеть ее нижнее белье. Он отвернулся как <человек, который видит нечто такое, что не предполагал увидеть>. Теперь я почувствовал, что пришло время сказать ему, что он боялся женских гениталий потому, что они казались ему похожими на надрез, рану. Видя это в первый раз, он должен был быть ужасно шокирован. Он нашел мое объяснение правдоподобным, так как его чувства в отношении женских гениталий были смесью отвращения и интереса; затем в нем пробудился страх.
В данный момент ситуация была такова: в то время как основной элемент его симптомов, страх кастрации, был проработан, он все еще оставался неразрешенным в своем основном смысле, так как хотя личные связи были обнаружены, но они не были аналитически осмыслены.
В другой раз, в свободный от сопротивления период, когда мы обсуждали эти связи, не достигая каких-либо заметных результатов, пациент пробормотал про себя: <Должно быть, однажды я был пойман>. При расспросе он сказал, что однажды он сделал что-то плохое тайно от всех и был пойман на этом.
Теперь пациент вспомнил, что, даже будучи маленьким мальчиком, он тайно бунтовал против своего отца. Он насмехался и строил рожи за спиной отца, в то же время притворяясь послушным. Но этот бунт против отца полностью прошел в возрасте полового созревания. (Полное подавление ненависти к отцу из-за страха перед ним.)
Даже идея врожденного заболевания оказалась жестким упреком отцу. Жалоба <у меня врожденная болезнь> означала: <мой отец сделал мне плохо, дав мне родиться>. Анализ фантазий показал, что пациент воображал себя находящимся в матке, в то время как его отец совокуплялся с его матерью.