— Что? — пробормотал он, поспешно вернулся и встал рядом с ней, тяжело дыша. — Что ты только что?..
— Я спросила, почему они пришли беспокоить живых.
— Живых? Ты имеешь в виду людей? Нас?
— Я имею в виду то, что сказала. Это духи, Нед, принявшие облик животных. Они пришли рано и пока не так сильны, как будут через две ночи.
Две ночи.
«Правильно», — подумал Нед. Это он понял. Белтейн. Стержень года, когда бродят души умерших.
По крайней мере, так рассказывала ему бабушка. Его бабушка носила имя Дьердре, она выросла в Уэльсе, была наполовину валлийкой, наполовину ирландкой. Женщина, стоящая рядом с ним, — ее старшая дочь. События, с которыми Неду пришлось столкнуться, развивались очень быстро, и он не понимал их смысла.
Внутри его опять появилась золотисто-зеленая аура, когда он посмотрел туда. Это была Ким. Она сняла защиту.
— Ты говорила на валлийском языке?
— На гаэльском. Ближе к тому, на котором они говорили в те самые времена. Надеюсь.
— Ты говоришь по-гаэльски? — Глупый вопрос.
— У меня ушло много времени на его изучение. У меня ужасный акцент, но они меня поймут, если я не ошибаюсь.
«В те самые времена». Когда это было? — хотелось ему спросить. Иногда, когда у тебя так много вопросов, подумал Нед, понятия не имеешь, с чего начать.
Еще один звук, на этот раз справа, на тропе. Они находились далеко от парковки и от машины, от дороги, от огней, от всех людей.
— Ты мне не ответил, — сказала Ким. — Нед, что ты сделал, чем навлек это на себя?
— Я ничего не делал нарочно, поверь мне. Встретил одного человека в соборе. Который… он… это сложно объяснить.
— Не сомневаюсь, — сухо заметила она. — Похоже на то.
Она махнула рукой, и они одновременно перешагнули через низкие перила к выпуклой стене башни, прижались к ней спиной. Пока что, после слов Ким на том незнакомом языке, эти твари застыли на месте.
Ким снова зажгла фонарь, услышав какой-то звук, нашла лучом еще одного волка. Четыре, пять? Они оба смотрели в том направлении, когда Нед услышал слева от себя какое-то шуршание, рядом с Ким.
Не тратя времени на размышления, совершенно инстинктивным движением, он шагнул мимо нее и нанес сильный удар палкой, как бейсбольной битой.
Он попал волку в голову сбоку. Волк оказался более тяжелым, чем собака сегодня в городе. Он не отлетел, не завертелся, но упал. Нед вскрикнул, его поврежденное плечо отозвалось на этот удар.
Ким снова выругалась. Нед услышал, как она что-то резко произнесла, почти прорычала, на том же языке, что и раньше, и хотя он не понял ни слова, он весь похолодел, так свирепо она это сказала.
«Холодно в огне», — подумал он. Для этого имелось какое-то слово, из тех глупостей, которые включают в тесты по английскому языку.
Ким повторила только что сказанное, с теми же интонациями, только медленнее. Нед почти почувствовал общий вздох в ночи, словно сама темнота реагировала на нее. Он стоял на одном колене, держась за плечо. Волк лежал достаточно близко от него, и он его видел. Тот не шевелился.
— Хорошая работа, — тихо сказала Ким. — Больно?
— Плечо, но я его повредил не сейчас. Мне пришлось сражаться с собакой сегодня днем.
— Что? Нед, что ты здесь делал?
— Я во что-то вмешался. Он потом сказал, что они просто играют в игры. С ним, не со мной.
Она на секунду замерла. Потом спросила:
— Кто так сказал, Нед?
— Человек из собора. Думаю, он участвует во всем этом.
— Конечно. Поэтому за тобой следят. Ты можешь с ним связаться?
— Как? Послать ему сообщение?
Она коротко рассмеялась. Она все-таки молодец, решил Нед, пусть даже тетушки редко бывают молодцами.
— Нет, не так. Ты можешь увидеть его так же, как увидел меня, глядя внутрь себя?
Он заколебался.
— Я так уже делал. Видел его. Дважды. Он сказал, что умеет ставить защиту.
— Уверена, что умеет. Я его не вижу. Попробуй ты.
Нед попробовал. У него возникло такое же глупое ощущение, как и раньше, хоть и не вполне такое же, если подумать. Его тетя была рядом, и ее сияние он видел внутри себя.
Однако только ее. А не человека со шрамом, который сказал им в монастыре, что у него нет имени. Он покачал головой.
— Я не представляю себе, что я делаю.
— Почему ты должен представлять? — мягко ответила она. — Поэтому я и приехала, чтобы сказать тебе, что не понимать — это нормально.
— Поэтому?
Она кивнула.
— И по другим причинам.
Волки не издавали ни звука с того момента, как она заговорила, или с того момента, когда Нед треснул одного из них палкой.
— Они ушли? — спросил Нед.
Ким повернулась и посмотрела. У него возникло ощущение, что она не смотрит по-настоящему, глазами.
— Они ждут, — ответила она. — Мне очень хочется знать, в чем тут дело. Как твое плечо?
— Больше никогда не буду играть на тубе.
Она безнадежно вздохнула.
— Ужасно смешно. Ты точно такой же, как твоя мать.
— Мама так шутила?
— В твоем возрасте? Без конца.
— Чего они ждут? — спросил он.
— Мы очень скоро узнаем. Продолжай попытки найти твоего друга.
— Он мне не друг, поверь мне.
Позади них раздался шорох. И в ту же секунду прозвучал голос:
— Он тебе не друг. Будет хорошо, если ты это запомнишь.
Они вместе резко обернулись. И увидели нечто такое, чего Нед не смог забыть, даже после всего того, что случилось после. То, что является нам первым, на пороге, часто остается навсегда.
Очень большой, широкоплечий человек стоял перед проломом в башне. У него были длинные светлые волосы, массивное золотое ожерелье и золотые браслеты выше локтей. Он был одет в тунику и более темный, отороченный мехом жилет, штаны в обтяжку и сандалии, завязывающиеся у щиколоток.
И у него были ветвистые рога, как у оленя. Это не был шлем с рогами, ничего похожего, как сначала подумал Нед. Он не носил шлем. Рога росли прямо из его головы.
Именно в тот момент Нед Марринер наконец признал, что вошел в мир, к которому ничто в прежней жизни его не подготовило. В нем не осталось отрицания; он чувствовал, как страх извивается и сжимает кольца в его теле.
— Как вы туда попали? — заикаясь, выпалил он.
— Он прилетел. Вероятнее всего, в облике совы, — сказала его тетка, с поразительным хладнокровием. — Почему бы тебе не принять собственный облик? — прибавила она почти небрежно, обращаясь к стоящему перед ней человеку-оленю. — Менять обличья — это игра. А этот облик — проявление неуважения. Даже святотатства.
— Это неразумная мысль, — ответил рогатый человек. Они говорили друг с другом по-французски, удивительно официальным тоном. — В собственном обличии я слишком красив для тебя, женщина. Ты бы умоляла меня овладеть тобой прямо здесь, на глазах у ребенка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});