Читать интересную книгу Нет - Анатолий Маркуша

— Куда вы хотите ехать?

— Что за вопрос — в Грузию!

— Ва! В Грузию… Грузия — большая страна. Может быть, в Батуми хотите? Может быть, в Гагру?

Хабаров умел нравиться людям. Умел с удивительной легкостью находить общий язык с совершенно незнакомыми, случайными попутчиками. И через пять минут он уже покорил водителя, и они решили поехать не в Гагру, не в Сухуми, не на Пицунду, славившиеся своими питательными заведениями интуристского и неинтуристского класса, а в тихое местечко Леселидзе. Как следовало из слов водителя, там была маленькая придорожная столовая, даже не столовая, а скорее закусочная, заправлял в которой б-а-а-аль-шой специалист своего дела Нико Ванадзе.

— Сациви будет! Пальчики оближешь. Чанах будет! За качество ручаюсь. Шашлык организуем! А что еще человеку надо?..

И было все: нежнейшее сациви из индейки; был острейший соус сацибели, чуть-чуть вяжущий рот и тончайшим образом пахнущий травкой хмели-сунели; была свежайшая, с божественным ароматом кинза; был совершенно бесподобный шашлык, в меру жирный, самую малость отдающий дымком… И немедленно, как по мановению волшебной палочки, сколотилась отличная, преимущественно шоферская компания.

Пили легкое вино, произносили длинные тосты, обсуждали достоинства автомобиля «Мерседес» и жарко спорили о рентабельности маленьких «Фиатов», хвалили «Волгу» и единодушно ругали «Москвича».

Выпили за родителей, выпили за детей, выпили за сестер и братьев всех присутствовавших и за исполнение желаний каждого…

Хабаров давно не чувствовал себя так легко и так беззаботно. Уже перемешалась русская и грузинская речь, уже завязались сепаратные разговоры, уже компания начала медленно расползаться на отдельные группки, когда поднялся водитель-таксист и, требуя общего внимания, постучал ножом по краешку тарелки.

— Дорогие друзья, — сказал водитель, — я предлагаю: пусть скажет слово наш друг, наш гость и организатор этой компании Виктор.

Предложение встретили одобрительно. Хабаров встал. Начал медленно, словно преодолевая тугое сопротивление крутого подъема:

— Мне хочется поднять этот бокал за самого главного человека, который непременно встречается в жизни каждого. Для одного это может быть учитель, раскрывший ему глаза на жизнь. Для другого — врач, отогнавший болезнь от его постели или вернувший жизнь его ребенку. Еще для кого-то это может быть женщина, давшая любовь и радость…

— Как говорит! — тихо сказал водитель. — Настоящий толибаш!

— Мне хочется поднять этот бокал, — продолжал летчик, — за то, чтобы у каждого из нас обязательно был свой главный человек. И чтобы мы всегда помнили о нем, всегда были ему преданы.

Мальчиком я решил научиться летать и пошел в аэроклуб. Тогда было много аэроклубов и много таких мальчиков, которым обязательно надо было летать! Признаюсь, сначала мне не повезло: инструктор все время ругал меня, и я робел, и у меня ничего не получалось… И тогда инструктор доложил командиру звена: «Легче выучить медведя, чем этого человека». Командир звена слетал со мной и, кажется, согласился с инструктором. «Ты жмешь из ручки масло и поэтому не чувствуешь самолета, — сказал командир звена, — ты без толку крутишь головой во все стороны и поэтому не видишь земли на посадке, ты не умеешь переключать внимание и не можешь сосредоточиться на главном. Тебе лучше не летать». Но я очень хотел летать, хотя и не умел объяснить это моим учителям — я был очень застенчивым мальчишкой.

И мне велели идти к командиру отряда и доложить ему, что я кандидат на отчисление. Что было делать? Пошел. Командир отряда выслушал мой рапорт. Посмотрел на меня веселыми глазами и спросил: «Летать хочешь?» Я сказал: «Хочу. Очень даже хочу». И он велел мне сесть в самолет и поднялся со мной в воздух. «Не старайся, — крикнул командир отряда, — смотри, какие коровы чудные по полю ходят». Я посмотрел на поле. Коровы были, правда, чудные. Сверху они казались толстыми и коротконогими. Потом командир отряда велел: «Посчитай самолеты справа». Я посчитал. Самолетов оказалось, четыре, как сейчас помню: два — выше, один — чуть сзади и на нашей высоте, еще один — ниже и далеко позади.

Командир отряда все время разговаривал со мной, смеялся и шутил. Я даже не заметил, как мы зашли на посадку и приземлились. Мне казалось, что полета вообще не было. Уже на земле командир отряда сказал мне: «Ты будешь летать, если перестанешь бояться». Я не понял и спросил: «Чего бояться?» Он засмеялся: «Всего — земли, инструктора, командира звена, своих ошибок, самого себя. Понял? Летчик должен быть умным и смелым».

Мне хочется поднять этот бокал за командира отряда. Все, что случилось в моей жизни потом, случилось благодаря ему. Он сделал меня летчиком и, я надеюсь, человеком. Я пью за светлую память командира отряда Серго Гогоберидзе…

И все поднялись, и молча обмакнули по хлебной шепотке в вине, и, не чокаясь, выпили…

На пятый день Хабаров подумал: «Интересно все-таки, ответит Генеральный или не ответит?» И тут же усилием воли отогнал от себя эту мысль.

На шестой день, проходя через просторный вестибюль гостиницы, Виктор Михайлович свернул к маленькой загородке и, склонившись у полукруглого окошечка, сам того не ожидая, спросил:

— Мне ничего нет?

Девушка ответила заученно бодро:

— Пишут покуда, — потом, вроде что-то вспомнив, смущенно улыбнулась и сказала: — А вы, правда, летчик-испытатель?

Он поморщился и впервые посмотрел на девушку со вниманием. Про себя отметил: «Лет двадцать пять. Морданчик славный. Носик симпатичный. Зря только так сильно мажется». Конечно, ничего подобного он вслух не сказал, а спросил:

— Допустим, но какое это может иметь значение — испытатель или не испытатель?

— Никакого. Просто интересно. У нас в прошлом году останавливался летчик-испытатель. На своей машине приезжал. Так его все запомнили. Представительный мужчина. И знаете, как себя ставил?

— Он вам понравился?

— Понравился. С таким не пропадешь.

— Фамилию запомнили?

— Ага, значит, вы тоже летчик! Значит, Зинка правду сказала!

— Почему летчик? И кто такая Зинка?

— Зинка — регистраторша. А если б вы не летчик были, не спросили про фамилию. Углов его фамилия. Все запомнили.

Хабаров усмехнулся.

— Знаете? Да?

— Знаю, — сказал Хабаров и пошел к выходу. Он ждал ответа. И тревожился. И ругал себя за нетерпение. И регулярно наведывался к почтовому окошечку.

Над гостиницей прогудел самолет. В черном, исколотом серебристыми точками звезд небе машины не было видно, только проблесковый красный огонь ее чертил замысловатую кривую. Виктор Михайлович поднял голову и про себя отметил: «Выполнил третий разворот. Низковато». И тут он услышал:

— Скучаете?

Хабаров обернулся. Перед ним стояла почтовая девушка (так он мысленно окрестил ее). На девушке был коротенькая плиссированная юбка, яркая трикотажная кофточка с большим вырезом на груди. В густых волосах, взбитых и налакированных, торчал красный цветок.

— Добрый вечер, — сказал Виктор Михайлович. И подумал: «И ножки ничего».

— Добрый вечер. Почему вы один?

— Интересно, а с кем бы вы хотели меня видеть?

— Почему хотела? Просто тут все заводят знакомства. Мы-то знаем.

— Для этого я не гожусь, — сказал летчик. — Старый.

— Кто старый? Вы старый?

— Сколько ж мне, по-вашему, лет, детка?

Девушка посмотрела на него очень серьезным, оценивающим взглядом, наморщила лоб, будто решала сложную задачу, и серьезно сказала:

— Ну-у, года тридцать два, наверное, или тридцать три. Как ни странно, Виктору Михайловичу понравилось, что она сильно сбавила его возраст. Хабаров улыбнулся и спросил:

— Какие будут предложения, детка?

— Не знаю. Это вы должны предлагать. Вы же мужчина!

— Хочешь на аэродром?

В аэропорту пахло цветами, самолетами и пылью. Легкий ветерок шуршал по бетону. В душном зале ожидания толпился народ.

Виктор Михайлович прошел на открытый перрон, усадил Риту (девушку звали Ритой) на широкую скамейку и уселся рядом. Выруливали самолеты. Медленно, степенно, плавно покачиваясь на своих массивных шасси, проплыл один, следом за ним, будто волочась пузом по земле, прокатил другой.

— Вы на таком летали? — спрашивала Рита.

— Летал.

— А почему этот пузатый и толстый такой низкий?

— Отличная схема. Позволяет садиться на грунт, удобно загружать и выгружать крупный багаж, например… танки или ракетные установки…

— Вы шутите? — спросила Рита. — Или за дурочку меня считаете?

— Нет, я не считаю тебя за дурочку и говорю совершенно серьезно. Я вообще редко шучу.

На аэродроме летчик чувствовал себя как-то скованно. Видно, запах летного поля встревожил и отвлек мысли к другому полю, к тому, где протекала его настоящая, а не курортная жизнь.