жанра были связаны друг с другом узами прямой преемственности. <…>
Следовательно, «Тарар» Сальери оказался в такой исторической точке, с которой открывались широкие виды как в прошлое, в барочный XVII и XVIII век, так и в будущее — в век XIX. Широкое международное признание обеих версий произведения, как «Тарара», так и «Аксура», свидетельствовало не только о достоинствах музыки, но и о том, что данное жанровое и стилистическое направление воспринималось как чрезвычайно актуальное и перспективное.
Это направление, как мы видим, было уже не вполне глюковским и, разумеется, совсем не моцартовским. <…> Будучи блистательной вершиной в развитии оперного театра как такового, оперы Моцарта по сути своей лежали вне магистральной тенденции его развития: в них не было именно того, что оказалось востребованным широкой публикой XIX века. <…>
У Сальери же, как у композитора гораздо более «массового» и «кассового», качества, востребованные широкой публикой конца XVIII — начала XIX веков, явно или потенциально присутствовали, при том, что в чистой конъюнктурности его заподозрить трудно: все-таки он был художником, а не ремесленником, изготовлявшим чистый «ширпотреб».
В «Тараре» большое впечатление на слушателя наших дней производит сильный героический стиль, иногда прямо предвосхищающий Бетховена — что, впрочем, неудивительно, ибо Бетховен данную оперу просто не мог не знать».
* * *
Но вернемся в 1787 год. Сальери вернулся в Вену в июле месяце, и там его вскоре ожидала большая потеря: 15 ноября того же года скончался великий Кристоф-Виллибальд Глюк.
В июне 1779 года его поразила тяжелая болезнь, обернувшаяся частичным параличом. Осенью того же года Глюк вернулся в Вену, которую больше не покидал (новый приступ болезни случился в июне 1781 года).
Предчувствуя скорый уход, в 1782 году Глюк написал «Из глубины» (De profundis) — небольшое сочинение для четырехголосного хора и оркестра на текст 129-го псалма Давида. Его 17 ноября 1787 года на похоронах композитора исполнили под руководством Сальери.
Считается, что Глюк оставил наследство в 600 000 ливров, что наглядно свидетельствует о том, что композиторы в те времена неплохо зарабатывали. Впрочем, не все композиторы, а только самые успешные среди них.
Закончилась эпоха в истории оперного искусства. Сальери потерял близкого друга, учителя и покровителя. О характере их отношений говорит следующий выразительный эпизод. Сочиняя по заказу из Парижа кантату «Le Jugement dernier», Сальери дошел до места, где должен был говорить Иисус. Композитор хотел поручить эту партию высокому тенору, но перед окончательным решением пришел посоветоваться к Глюку. Старый мастер одобрил выбор и полусерьезно, полушутя добавил: «Скоро я смогу совершенно точно сообщить вам из иного мира, в каком ключе говорит Спаситель». Через четыре дня его не стало.
Борис КУШНЕР, профессор Питтсбургского университета
Опера «Аксур, царь Ормуза»
После парижского успеха «Тарара» Сальери по праву мог рассчитывать на постоянный поток заказов от местной оперы. Он уже готовился унаследовать мантию маэстро Глюка, однако приближавшаяся Великая французская революция спутала композитору все карты. С мечтами о продолжении карьеры одновременно во Франции и в Австрии пришлось расстаться, поэтому Сальери вернулся в Вену. И, как выяснилось чуть позже, он поступил правильно.
В 1788 году Сальери написал героико-комическую оперу «Хублай, великий хан татарский» (Cublai, gran Kan de’ Tartari) на либретто Джованни-Баттиста Касти. Эта опера доставила ему большие неприятности при дворе. Дело в том, что автор либретто после посещения Санкт-Петербурга создал эпопею в стихах под названием «Татарская поэма». В ней он описал интриги русского двора, жестокость правления Екатерины Великой, жестко обличил «татарские» дворцовые нравы.
Поселившись в Вене, Касти попросил у императора Иосифа II согласия на издание своей поэмы, но тот запретил публикацию. Тогда Касти договорился с Сальери, переработал поэму, изменив сюжет и превратив ее в оперное либретто. По сути, это теперь стало пародией на Петра I и эпоху правления, где есть все — от беспробудного пьянства до невиданной жестокости. Есть там и сцена со стрижкой боярских бород. Не желая конфликтовать с Екатериной II, бывшей его внешнеполитическим союзником, император вынужден был запретить представление[42].
Впрочем, Марио Корти сам называет это свое предположение «гипотезой ради гипотезы». При этом он отмечает, что сделал его исключительно для того, «чтобы показать, что иногда человек способен закрывать на все глаза ради красивой теории, красного словца или сюжета».
* * *
С другой стороны, тот же император Иосиф II, заинтересовавшись успехом «Тарара», поручил Сальери и Лоренцо да Понте, единственному на тот момент итальянскому либреттисту, оставшемуся в австрийской столице, сделать из «Тарара» итальянскую оперу для постановки в Вене.
Небезынтересно отметить, что император вторично (в первом случае это была «Свадьба Фигаро» Моцарта, впервые представленная в «Бургтеатре» 1 мая 1786 года) заказал оперу по политически взрывоопасным произведениям крамольного Бомарше.
Что касается произведения Моцарта, то с 1 мая по 18 декабря 1786 года «Свадьба Фигаро» давалась девять раз, но денежные сборы оказались весьма слабыми. Наверное, правы те, кто говорит, что эта вещь слишком опередила свое время, чтобы завоевать единодушное признание. А может быть, жители Вены тогда просто не поняли всей глубины моцартовской «Свадьбы Фигаро».
В Праге успех оперы оказался значительно большим, но это все равно было не то, о чем мечтал 30-летний Моцарт. Как отмечает Марсель Брион, «композитор не только не достиг ожидаемого им самим продолжительного успеха, но, напротив, разочаровал многих своих почитателей, которые от него отвернулись».
Иное дело Сальери. Столкнувшись с огромной разницей в эстетике и вокальной технике итальянской и французской оперы, он и Лоренцо да Понте радикально переделали успешное произведение «Тарар» и в конечном итоге создали совершенно новую оперу, получившую название «Аксур, царь Ормуза».