Читать интересную книгу Манипуляция сознанием 2 - Сергей Кара-Мурза

Для понимания сути деятельности Зюганова следует помнить: КПСС была в Советском Союзе «нервной системой» Советской власти, по которой жизненно важные для единства страны сигналы поступали – по партийным каналам – во все сферы жизни: в институты, в армию, на производство, в школы, столовые, Дома культуры и пр. При этом существовали компартии союзных республик – но роль «компартии России» играла вся КПСС. То есть российской коммунистической партией была партия всей страны. Зюганов, еще в период существования СССР, выступил как инициатор создания КП РСФСР под девизом «почему в четырнадцати союзных республиках есть свои компартии – а в России нет?» (подмена понятий, 1: как отмечалось выше, компартией России была ВСЯ КПСС). Создание КП РСФСР (прообраза КПРФ) развалило единую партийную систему СССР на куски. Сигналы из «центра», способные блокировать или заметно осложнить деятельность сил, разрушавших Союз, перестали доходить до адресатов. Это был последний удар, уничтоживший единую страну.

7.3. Паразитирование на эмоциях

Подробное описание

Паразитируя на эмоциях реципиента, манипулятор использует сильно выраженные эмоциональные термины. Они, по его замыслу, должны «бить по нервам», по эмоциональному восприятию реципиента так, чтобы «отключить» его критическое мышление. Чрезмерные эмоциональные оценки, используемые манипулятором, призваны свидетельствовать: предмет манипуляции является из ряда вон выходящим явлением. К нему нельзя подходить со стандартными человеческими мерками. Это нечто ужасное, чудовищное (или наоборот – великолепное и совершенно необходимое всем и каждому, а уж реципиенту особенно...). То есть сомневаться в нем не только нельзя – но и кощунственно! Манипулятор паразитирует на неосознанном (но совершенно справедливом) убеждении реципиента, что нормальным и серьезным людям пристало говорить спокойно, логич но, без «надрыва». Если же такой эмоционально окрашенный разговор имеет место – значит, и в самом деле случилось что-то «из ряда вон»... Ведь не станет же солидный и разумный человек бросаться ТАКИМИ словами, устраивать настоящую истерику без достаточного на то повода! В том-то и дело, что очень даже «станет». Используя чрезмерные эмоциональные оценки («крик»), манипулятор специально «оглушает» эмоциями жертву манипуляции, заставляя ее не применять критическую оценку к услышанному (прочитанному). В результате этого доверие к информационной установке повышается, что и требовалось манипулятору.

Эффективным средством противодействия данному приему может быть определенная «эмоциональная глухота», «нечувствительность». Необходимо – хотя бы на краткий отрезок времени, в течение которого производится данная манипуляция, «отключить эмоции» и рассматривать любое утверждение, любую информационную установку (для «доказательства» которой используется «надрыв») трезво, исключительно с логической точки зрения.

Поистине великолепным – с точки зрения мастерства исполнения – примером манипуляции с помощью использования гипертрофированно-эмоциональных «коммуникативных» средств, является х/ф «Холодное лето 53-го года».

Фильм снимался в период массовой информационной кампании по разрушению образа И. В. Сталина, достижений СССР эпохи Сталина и, через это – легитимности Советского строя («разве имеет право на существование государство, которое в своей истории допускало такие чудовищные вещи!?» – косвенная негативизация, 4.2. Здесь, кстати, авторами фильма сооружена интересная манипулятивная конструкция: если разрушение имиджа легитимности СССР производится через косвенную негативизацию – образ Сталина, – то сама негативизация образа Сталина «протаскивается» через косвенную негативизацию – образ «кровавого палача Берии». Последний показан как преступник, обрекающий людей на муки – но сам он «только часть Сталина».

По Сталину прямой удар не наносится – на тот момент на это еще не было получено прямого «разрешения» от партийных антисоветчиков вроде А. Яковлева). Фильм снят исключительно хорошо, подбор и игра актеров, сюжет, пафосность действий и переживаний героев создают возвышенно-трагичную атмосферу. Его воздействие на зрителя усиливается за счет хорошей музыки – столь же «трагичной», подчеркивающей «страдание героев от культа личности Сталина».

Для тех, кто не понял, что дело именно в нем, вначале герои рассуждают о его смерти и происходящих, в связи с этим, переменах в советском обществе, а в конце фильма крупным планом показан портрет Сталина, демонтируемый со стены. Безусловно, далее «обвинение» уводится непосредственно от И. В. Сталина, концентрируясь на личности Берии.

Он был объявлен прямым преступником еще за тридцать с лишним лет до создания фильма, и создатели картины могли «вешать» на него все, что им было угодно.

Весь фильм, трагедии главных героев, гибель героя А. Папанова, деревенской девочки в финале схватки с бандитами и особенно последние кадры приезда главного героя в Москву после освобождения, встреча на улице с «таким же реабилитированным» – все это эффективно бьет «по нервам» зрителя, заставляя его, независимо от доводов разума, ненавидеть «эту проклятую страну, ТАК обходящуюся со своими гражданами» (героем-офицером, честным и самоотверженным инженером-интеллигентом-метростроевцем, невинной девочкой-школьницей). Трагичность происходящего «уводит» зрителя от осознания того, что личные драмы этих людей и их близких были обусловлены не столько «системой» и «социализмом», сколько жестокостью условий, в которые была загнана страна агрессией внешних и внутренних врагов, а также деятельностью подонков-приспособленцев (из которых позднее вышла основная часть когорты «демократов» и «реформаторов»). Ни одно государство мира, оказавшись в условиях цивилизационного выбора, не церемонилось со своими гражданами. Разница только в том, что уже спустя двадцать лет после описываемых событий благосостояние и качество жизни советских людей выросли много кратно. А по некоторым показателям – на недосягаемую сегодня высоту (низкий уровень преступности и наркомании, бесплатные социальные услуги, образование и пр.).

В манипуляции сознанием мастерство и талант столь же необходимы, как и в любой сложной работе. И, зачастую, манипулятор подменяет отсутствие мастерства паразитированием на эмоциях и частым обращением «за помощью» к гипертрофированным эмоциональным оборотам. То, что «бьет по нервам» реципиента, заменяет мастерство манипуляции и умение «жонглировать логикой», просто «оглушая» жертву манипуляции «страшилками».

Прославившийся своей ненавистью к величию нашей страны, изменник Солженицын (длительное время на деньги американских спецслужб поучавший советских людей, как им «обустроить Россию», а когда его «рекомендации» воплотились в реальность, начавший лить крокодиловы слезы о том, что «Россия гибнет») использовал эмоциональные обороты именно для этих целей. Впрочем, и как манипулятор, и как писатель, он стоил немного. Если сейчас внимательно почитать его «произведения», они поражают своей примитивностью и откровенной глупостью (а очень часто и ложью). Сам он это прекрасно осознавал в те времена, когда еще что-то писал, поэтому явные нестыковки в логике и вранье «заглушал» обращением к «бьющим по нервам» деталям. На практике это выглядело следующим образом. Вот, например, Солженицин рассказывает о настроениях находящихся в советском лагере заключенных, среди которых немало бывших советских военнослужащих, признанных виновными в совершении воинских преступлений: «И, гуляя во дворе, мы запрокидывали головы к белесознойному июльскому небу. Мы бы не удивились и нисколько не испугались, если бы клин чужеземных бомбардировщиков выполз бы на небо...

Мы накаляли друг друга таким настроением – и жаркой ночью в Омске, когда нас, распаренное, испотевшее мясо, месили и впихивали в воронок, мы кричали надзирателям из глубины: «Подождите, гады! Будет на вас Трумэн! Бросят вам атомную бомбу на голову!..» И так уж мы изболелись по правде, что не жаль было и самим сгореть под одной бомбой с палачами» (Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918–1956. Т. 3. М., 1989. С.51).

Гипертрофированно-эмоциональными оборотами (когда нас, распаренное, испотевшее мясо, месили и впихивали в воронок, клин чужеземных бомбардировщиков выполз бы на небо, самим сгореть под одной бомбой с палачами) автор заглушает голос разума. Понятно, что у заключенных нет оснований тепло относиться к охранникам. Однако, если принять утверждаемое «мэтром» за чистую правду, получается, что заключенные готовы были подставить под удар ВЕСЬ НАРОД – только чтобы кто-то «отомстил» за их заключение.

Что в случае атомной атаки на СССР погибнут миллионы людей, автор не мог не понимать – данные о кошмаре Хиросимы и Нагасаки были уже широко известны. Но, даже зная об этом, Солженицин открыто декларирует уничтожение миллионов невинных мирных жителей, детей, женщин, стариков, исключительно ради удовлетворения своей ненависти к «этому режиму». Уже одно это должно было бы и вполне могло насторожить читателя, заставить его по-иному взглянуть на этого «певца демократии». «Борец с тоталитаризмом» был готов ради своих амбиций и политических взглядов бросить в атомную топку наших детей и женщин! Американцам не привыкать: они мастера по промышленному уничтожению населения других государств (от индейцев до вьетнамцев и иракцев). Подобные мысли у читателя могут не только разрушить всю манипулятивную конструкцию, но и помочь ему увидеть истинное лицо Солженицына как исключительно злобного, недалекого человека, служащего враждебным России силам. Эту опасность автор-манипулятор и пресекает апелляцией к чрезмерно эмоциональным деталям.