И человек, значит, не состоится, раз он сдался. И — это жаль.
89. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву
14/IX 57.
Дорогой Алексей Иванович, спасибо Вам, что так быстро отозвались на статью, несмотря на болезни и хлопоты. Да, я сама знаю, что она не из лучших, — зато ни в одну больше не вложено и ни одну мне не хотелось так бурно увидеть в печати. Мне это необходимо: увидеть ее в печати. А с печатью все еще дело обстоит неясно. Горелов и Варшавский умолкли. Теперь просит ее у меня «Литер. Москва». Это бы, конечно, лучше всего — да ведь тоже по воде писано.
Действительно, противопоставление «шпаргонцы» — «школьники» — нелепо, и я непременно исправлю его.
Цитат в самом деле много. Но как ни кручу — не удается снять их. Тамара Григорьевна меня утешает, «Белинский — говорит — еще длиннее цитировал»… Я тоже чувствую растянутость, но, мне кажется, главная беда не в цитатах. А в том, что основная главная мысль статьи не вытащена наружу, как у меня бывает обычно, а утоплена, заглушена.
Потому что вслух и во весь голос не скажешь о затонувшем материке.
Насчет Зощенко же я с Вами не согласна и не согласна. «Злые болеют экземой, добрые же, наоборот, живут долго». Чем это не мораль? Мораль, и самая прямая: надо быть добрым, а не злым. Экзема же тут так, для улыбки… Но все это не актуально: главу о Зощенке никто не хочет печатать.
_____________________
Вы спрашиваете о Нине Ивантер. Я с ней познакомилась в «Пионерской Правде», она там была лучшая публицистка. Нине Абрамовне 46 лет. Книга, посланная Вам — ее первая книга. Мытарили ее страшно — Детгиз отклонил, найдя ущербной, «Новый Мир» и «Знамя» отвергли, назвав талантливой, «Молодая Гвардия» жевала года 2… Человек она хороший, отличный даже, а о книге судите сами. Мы обе ждем Вашего суда.
90. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской
Ленинград 24.IX.57 г.
Дорогая Лидия Корнеевна!
…Теперь — о книге Н. Ивантер[170].
Увидимся — поговорим, а сейчас — вот что я могу сказать.
Человек она очень, очень талантливый, и очень многим страницам ее повести не найдешь другого определения, как великолепные и блестящие, но в целом повесть огорчила меня.
В ней как-то странно сочетается глубоко-человечное с казенно-патриотическим. Иногда просто тошнит от этой гайдаровско-емельяновской, пионерско-ангельской святости персонажей. И от их глупости, бездумности, инфантильности.
Например, такой симпатичный персонаж, как Михайленко. Чем он, казалось бы, не хорош? Всем хорош: мужественный, чистый, с юмором, любит детей, не любит казенщину… А ведь чем дальше читаешь, тем больше разочаровываешься в нем. В чем же дело? А в том, что он, как и другие действующие лица, пишет по линейкам и за линейки не заходит. А автор, как нарочно, распахивает его нараспашку — так что и места не найдешь, где могло бы притаиться что-нибудь похожее на настоящую мысль и на настоящее чувство.
Понимаю, что тут не столько вина, сколько беда, и беда не одной Н. А., а и общая наша.
Но кое-где и вина все-таки. Например, рассуждения доктора Толя (на стр. 357–358) показались мне, мягко выражаясь, очень нехорошими.
Это, знаете, похоже на старый еврейский анекдот о человеке, которому посоветовали поселить в доме козла, после чего старая жизнь показалась ему раем.
Зачем это нужно было? И к чему было опять распахивать этого человека нараспашку? Что же он — не мог вести себя патриотически, не мог помогать партизанам, не оставаясь самим собой? Мог же, конечно.
Плохо придумана, — надумана, литературная история Вадима. Я знал, догадывался, что в положенный час он запоет и что это сблизит их со Славкой, но не предполагал, что это будет выглядеть так театрально, фальшиво и нелепо.
Вот я как сурово обращаюсь с начинающим автором. А ведь автор, повторяю, талантлив и, главное, он — уже сложившийся писатель. Именно поэтому такие суровые требования к нему и предъявляешь. Что же будет, если и наша смена пойдет по той проторенной дорожке, по которой и нам, грешным, приходилось шагать?!
О том, что в повести хорошо, — говорить не буду. Всего не перечислишь. Отлично разговаривают ребята. Прекрасно выписан Федька — особенно там, где речь идет о его привязанности к Михайленке. Чего стоит одна сцена, где Федька собирается лечить Михайленке зубы?! А маленькая Валя?!
Ну вот — написал больше, чем рассчитывал. Писать Нине Абрамовне я уже не смогу. Если и напишу — то совсем коротко. Вы ей, пожалуйста, передайте мою благодарность и, если сочтете нужным, «своими словами» перескажите то, что я Вам накорябал. А письма не читайте. Впрочем, как хотите, — я ведь не знаю Нины Абрамовны, но знаю, что все мы обидчивы, а человека, которого и без того много лет мучили и обижали, надо бы пощадить.
Писал же я не выбирая слов.
91. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву
28/IX 57.
Дорогой Алексей Иванович.
Я очень тронута тем, что Вы, больной, прочли такую толстую книгу и написали мне. Спасибо Вам.
Письмо Ваше я Н. А. Ивантер прочла. Опустила только такие выражения, как «глупость», «прямо тошнит». Остальное прочла, не могла не прочесть. Во время работы над рукописью она мне не раз говорила: «Когда книга выйдет — если она выйдет! — первый экземпляр пошлем Пантелееву. Как вы думаете, он прочтет?» И вот книга вышла, и он прочел…
Не обиделась она нисколько, она — умница, человек без истерики, без больного самолюбия. Но, конечно, многое для нее огорчительно, а многое — не удивляйтесь! — и непонятно. Она — человек другого пути, чем Вы, я, Шура. Та смесь глубоко-человеческого с казенно-патриотическим, какую Вы учуяли в книге, — существует у нее в душе… Многое (из книги!) выгребла я, многое (из души!) выгребла за последние 5 лет жизнь, но не все. Автор передовых «Пионерской Правды» в ней жив еще! Редактируя, я это все время чувствовала, но ломать не могла и не всегда хотела. Мне кажется, рост нельзя торопить искусственно — пусть душа сама поднимается со ступени на ступень.
А человек хороший, скромный, чистый и живой. На мой взгляд — толк будет.
Поздно, медленно зреют и умнеют у нас люди, даже хорошие. Вот беда.
_____________________
К. И. здоров и вчера по телефону снова спрашивал у меня Ваш адрес — видно, собирается писать Вам. Завтра открывается библиотека[171]. Он столько вложил сил (и денег!) в исполнение этой мечты, что я боялась — она его с ног свалит и уж во всяком случае пустит по миру. Но он устоял, и завтра — торжество.
92. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву
22/XI 57, Дубулты.
Дорогой Алексей Иванович.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});