Я пробился тогда к микрофону и потребовал прекратить охоту на ведьм. Это был очень опасный признак того, что сваливающаяся в руки демократов власть им не под силу и ничего хорошего они с ней не сделают.
Вскоре, и Хасбулатов, видя, как народ начинает ратовать за принятие слишком эмоциональных решений, поспешил закрыть заседание и пригласил всех на митинг.
Этот митинг, митинг «победителей», не раз показывали по телевидению, и он теперь уже является исторической хроникой. Воистину это было захватывающее зрелище. Места не хватало нигде ни на балконе, ни на площади перед ним. Огромное море народа. Лица людей радостные и восторженные, они действительно верили тогда в победу демократии, в победу нового над старым. Я и сейчас считаю, что, если бы Ельцин и его окружение более разумно распорядились свалившейся на них властью, реформы могли бы пойти совсем другим путем. Однако на это был лишь 1 шанс из 1000, и он не реализовался.
На следующий день было еще одно заседание Верховного Совета России, на котором присутствовал Михаил Горбачев. Я не являюсь его поклонником, но надо отдать ему должное, он держался на этом заседании достаточно мужественно. Михаил Сергеевич рассказал о своих приключениях в Форосе, поблагодарил Верховный Совет за поддержку, в то время как зал вел себя по отношению к Генсеку вызывающе. Кто-то выкрикивал обидные вопросы, некоторые громко разговаривали во время его выступления. Впрочем, это было совершенно понятно, как же не покуражится над телом мертвого льва?
Такое настроение зала поддерживал и Ельцин, который, не скрывая своего злорадства, постоянно перебивал Президента СССР, вставляя различные комментарии в его выступление, всячески подчеркивая свою большую осведомленность в некоторых вопросах. Под занавес выступления Горбачева, как раз тогда, когда он отвечал на вопросы, Ельцин заявил о том, что он приостанавливает своим указом деятельность КПСС. Зал рукоплескал.
Кроме меня и еще нескольких моих товарищей сменовцев никто не протестовал, несмотря на явную незаконность принятого решения. Эту незаконность, спустя почти год, фактически признал и Конституционный Суд.
Но дело было не только в незаконности. Дело было в явной нецелесообразности принимаемых решений. Никакой угрозы явно деморализованные, как тогда говорили, «коммуняки» в тот момент не представляли, путч был подавлен, и таким поведением новая власть явно показывала, что она будет продолжать свой путь на раскол общества, вместо его объединения. И я, никогда не состоявший в КПСС, тем не менее, почувствовал, что в ближайшее время окажусь в оппозиции к новой власти, так как она встает на путь разрушения, а не созидания.
А тем временем в Москве начались погромы. Прямо на заседание Верховного Совета к нам поступила тревожная информация о том, что на площади Дзержинского начались массовые беспорядки: бьют окна в КГБ и на Старой площади в ЦК КПСС. Мы сразу же с заседания поехали туда. Отвезли нас на крытых военных грузовиках, на которых были привезены солдатики, уже начавшие к тому времени разгребать завалы баррикад вокруг нашего великолепного здания.
Когда мы подъехали, никто уже ничего не бил, достаточно большое количество людей стояло вокруг памятника Дзержинскому. На шею железному Феликсу был наброшен железный трос. Видимо перед этим его безуспешно пытались уронить. Отговорить от этой затеи разгоряченных людей было уже очень тяжело. Заместитель председателя Моссовета Сергей Станкевич по громкоговорителю объяснял людям, что чисто технически ронять памятник очень опасно, его необходимо подцепить тяжелым краном и погрузить на трейлер, так как, если его просто уронить, можно пробить перекрытия подземных переходов, расположенных под площадью, и загубить множество людей.
Он просил людей отступить на безопасное расстояние от памятника и разъяснял, что необходимая техника вскоре подъедет и что ждать осталось немного. Однако ожидание, вместо обещанных 20–30 минут, растянулось на несколько часов и превратилось в нескончаемый митинг. Ораторы сменяли один другого, и, «яростно соглашаясь друг с другом», клеймили заговорщиков, КПСС, доставалось и Феликсу Эдмундовичу.
Тем временем со стороны Манежной площади продвигалась еще одна демонстрация. Мы вышли им навстречу. Среди демонстрантов в основном молодежь, настроены воинственно и представляют собой достаточно экзотичное зрелище: разорванные джинсы, длинные волосы, впереди колонны медленно движется серая «Волга». Капот и крыша у нее помяты, на них сидят и лежат молодые парни и девчонки, многие явно навеселе. Мы, взявшись за руки, идем им навстречу, встречают нас не очень дружелюбно, но узнав, что мы народные депутаты России приветствуют, как победителей. Со мною рядом идет Асламбек Аслаханов, председатель комитета Верховного Совета по законности, генерал милиции, с другой стороны какой-то молоденький парнишка, выкрикивающий лозунги, все возбуждены. Колонна вливается в кольцо вокруг злосчастного памятника. Митинг продолжается с удвоенной силой.
Наконец-то можно спокойно перевести дух. Эксцессов более не предвидится кроме, конечно, самой варварской акции по снятию памятника. Кстати, среди демонстрантов находились разумные люди, которые не понимали, в чем же оказался виноват Председатель ВЧК. Об этом спросил меня немолодой уже человек интеллигентного вида. Я честно ответил ему, что тоже не знаю и не понимаю этого.
Впоследствии фотографии подцепленного за шею многотонным краном «рыцаря революции», освещенного многочисленными прожекторами, обошли весь мир, как символ гибели тоталитарного режима. Честно скажу, что не дождался этого кульминационного момента и ушел домой, не люблю, когда вешают, даже если вешают только памятник.
Во время этих событий был также снесен памятник Калинину, какие-то хулиганы пытались поджечь памятник героям 1905 года, находящимся рядом с Белым Домом. Побили вывески ЦК КПСС и московского горкома партии и, насколько я помню, пытались выгнать из здания писательскую организацию России, известную своими «реакционными» взглядами.
Испытание властью
Однажды в детстве я прочитал сказку, которая меня поразила своим необычным концом, хотя начиналась, как все подобные сказки. Дракон воровал девушек в окрестных деревнях, требовал дани, короче говоря, вел себя, как и положено этой гнусной, огнедышащей дряни. Нашелся юноша, который решился сразиться с ним. Все как всегда.
А в конце, побежденный дракон, истекая кровью и умирая, поведал юноше о том, что и он когда то был храбрым юношей, и тоже победил дракона, но, оказавшись в этом дворце, быстро превратился в своего поверженного врага. Дракон умер, распахнулись тайные кладовые, и юноша не смог удержатся от соблазна, и запустил руки в кучи золота. Но увидев, что его руки превращаются в когтистые лапы дракона, вспомнил его слова и выскочил из дворца.
К сожалению, Ельцин и его команда, в отличие от юноши из сказки, от такого соблазна отказаться не смогли и повторили путь всех предыдущих «драконов».
Беззакония продолжались и после этих 3-х безумных дней.
Становилось ясно, что путч будет использован для сведения счетов с прежней властью, и энергия будет в основном направлена не на созидание, а на дележ портфелей.
Были введены должности представителей Президента — «оков государевых», как их тогда называли, начались снятия глав администраций регионов сверху под предлогом поддержки ими ГКЧП, причем делалось это в лучших традициях, путем доносов и без всяких разбирательств.
Назначались «свои» губернаторы, порой по очень сомнительным поводам. Например, в Калугу назначили губернатором депутата, который на 1-ом съезде первый предложил Ельцина в качестве кандидатуры на пост Председателя Верховного Совета.
Тульским губернатором стал председатель колхоза[41], который очень понравился Ельцину во время предвыборной поездки и т. д. Были предоставлены неограниченные, неконтролируемые права мэру Москвы Попову.
Эти и многие другие перегибы показывали, что разрушительные процессы в действиях новой власти начинают преобладать над созидательными.
Это было очень опасно, так закладывало в общественное сознание криминальный принцип: «Если я власть или у меня много денег, то я могу плевать на закон, на мораль, на все!»
Тогда мы, группа народных депутатов из фракции «Смена — Новая политика» (Я, Андрей Головин, Игорь Муравьев, Олег Плотников, Валерий Шуйков) написали открытое письмо Президенту Ельцину о нетерпимости ситуации с призывом соблюдать законность и прекратить незаконную практику запрета политических партий, так как ничего хорошего она принести не могла.
Наше письмо в сильно урезанном виде было опубликовано в «Комсомольской правде» 13 сентября 1991 года.