Читать интересную книгу Поединок. Выпуск 7 - Эдуард Хруцкий

Четверо парней в замасленных комбинезонах, усевшись, кто на чем, невинно закусывали кефир пирожками, хотя выражение их лиц указывало, что пирожками они с большим удовольствием закусили бы нечто более существенное. И все выжидательно посмотрели на Родионова, когда тот подошел.

— Приятного аппетита… Мне нужен Коробов, — без околичностей сказал Родионов.

— Нету его, за куревом пошел, — не сразу ответил кто–то.

— А Дзасохова тоже нет?

— Я Дзасохов, — поднялся коренастый крепыш. — А что?

Смотрел он не слишком настороженно, скорее с любопытством.

— Вы поели уже? Можно вас отвлечь?..

— Давайте.

Они отошли за навес. Осмотревшись, Родионов сел на ящик, а парень переминался с ноги на ногу.

— Догадываетесь, о чем пойдет речь? — спросил Родионов.

— А то! Вы же, верно, из конторы, насчет той пьянки… Так нас уже взгрели. Мы повинились и обещание дали — больше не будем, — парень коротко хихикнул. — Видите — кефир теперь пьем… А за ту смену с нас удержали по семь тридцать, копейка в копейку. И осознали все…

Родионов достал и полистал записную книжку.

— По семь тридцать, говорите? Это правильно с вас удержали. Но в палатке вы похитили на девятьсот шестьдесят два рубля продуктов и, кроме того, лотерейных билетов на сумму в семьдесят пять рублей. Итого убытка — тысяча тридцать семь рублей. Как с этим быть, Дзасохов?

У Дзасохова задрожала челюсть, он отшатнулся и привалился к дощатой стене навеса.

— Ка–акая тыща? — пролепетал, стараясь удержать губы в повиновении. — Мы же только выпить… Какие билеты?!

Прикидывался Дзасохов довольно искусно. Просто здорово разыгрывал Но прикидываясь — проговорился? Ну–ка, ну–ка…

— Значит, не было билетов? — быстро и резко бросил Родионов.

— Н–нет… То есть… — Краска густо залила лицо парня, но тотчас схлынула. — Не было, — обреченно докончил он.

— Что же вы взяли? Быстро, Дзасохов, выкладывайте!

— Водку. Три… Не — четыре банки… Пива — десять. Консервов всяких, не помню сколько.

— Вспомните точнее. Ну? Ящик? Два? — Что вы?! Штук восемь…

Из–за навеса донесся шорох торопливых шагов. Смолк. Раздался снова и опять стих поблизости.

— Сослан! — позвал кто–то. — Эй, Сослан!

Дзасохов затравленно крутил головой.

— Идите сюда, Коробов, — предложил Родионов.

Они были чем–то похожи, эти два незадачливых грабителя. Только разнились цветом глаз: узкие, черные у Дзасохова, и такие же узкие у Коробова, но — серые.

— Чего это вы здесь? — переводя дыхание, подозрительно спросил Коробов. — Никак мужской разговор?

— Вполне мужской, — подтвердил Родионов. При появлении Коробова он на всякий случай поднялся и, помня, что сзади ящик, теперь осторожно отодвигался в сторону. — Выясняем, что вы взяли в продуктовой па…

Как ни был он готов к прыжку и как ни стремительно прыгнул сам вперед и влево — прыжок запоздал. Если бы не дощатая стенка сзади, Дзасохов мог отлететь далеко после такого удара, а сейчас он только сполз по стенке наземь.

— Продал, гад! Успел продать, да? — пытаясь одновременно вырвать руки и ударить Родионова головой, рычал Коробов. — Ах вы, гады!

Неудобно вцепившись в него, Родионов пытался, но так и не смог вспомнить нужный захват из приемов самбо.

— Тихо, Коробов, тихо… Себе хуже делаете…

— Я тебе щас сделаю, мусор… Шавка легавая!

Дергаясь, они топтались на месте, а Дзасохов, не вставая с земли, подполз к их ногам.

Закричи он — это, может быть, только еще больше накалило бы атмосферу, но он сказал шепотом и, перестав выламывать друг другу руки, оба невольно прислушались.

— Володя… — Дзасохов слизнул кровь с губы. — Слышишь, что он говорит… Говорит, на тыщу мы там взяли, и еще билеты… На тыщу, Володя!

Коробов дернулся и высвободился одним рывком.

— Какие билеты… — тоже прошептал он сдавленно и тут же взорвался, но руки его не поднялись больше. — Что ты нам шьешь? Какие билеты?

— Значит, попробуем без эмоций, — предложил Родионов и, сняв пиджак, повесил его на гвоздь, торчавший из досок. — Уф–ф, до чего жарко борьбой на таком припеке заниматься… Садитесь–ка лучше сюда, на ящик. Садитесь, садитесь! Вот так… Пока дело обстоит следующим образом: в ночь с шестого на седьмое сентября вы, Дзасохов и Коробов, совершили ограбление продуктовой палатки. Будем считать это установленным? Или как?

Коробов молчал, гоняя желваки в углах сцепленных челюстей, а Дзасохов трудно проглотил нечто мешающее и разлепил вспухшие губы:

— Будем…

Мушка, поднимаясь, дошла до границы черного кружка, и тогда Родионов нажал курок.

Нажал резковато, и дуло подпрыгнуло при выстреле.

— Сорвал, — заметил стрелявший рядом Катин. — Ты гляди, как надо: плавно–пла–ав–но… Пеньк! Вот эта наверняка в точке.

Уставшая рука слегка дрожала, и, уняв дрожь, Родионов выстрелил снова.

— Эта тоже в молоко, — хмыкнул майор. — А мы свою — р–раз! — и куда целили. Стрелять–то надо уметь, надо, надо, дорогуша. Иной раз, глядишь, и пригодится… Отстрелялся?

— Да, все. Посмотрим?

— Постой… Сегодня утром Талгатов заходил. Сказал, что к концу дня опять будет. Да–а–тошный он старик, я тебе доложу! И ходит, и ходит, нет чтобы отдыхать… Да. Так вот он интересовался: как, мол, у тебя с этим делом, ну, с палаткой этой… А я и говорю, что сам ничего не знаю. Так как же у тебя с этим делом, а?

Родионов вложил пистолет в кобуру, застегнул ремешок.

— Нашел я этих ребят, Петр Захарович.

— Ребят, говоришь? — с любопытством вскинул брови майор. — Ну–ну… Признались?

— Да. Только…

— Арестовал?

— Нет.

Катин широко улыбнулся, и, не зная его еще как следует, Родионов сразу понял, что ласковая эта улыбка не сулит добра.

— Пожалел, стало быть? Я так понимаю.

— Не пожалел, а никуда они не денутся.

— Ага, обещали, что ли?

— И обещали, — Родионов ощутил, как начинает горячиться. — А кроме того, они утверждают, что пришли на работу после выпивки, завелись, так сказать, и сдуру решили раздобыть на похмелье…

Катин опять улыбнулся:

— Хочешь сказать, что по–человечески ты их понимаешь?

— Дело не в этом… И, кстати, я непьющий. Главное–то в том, что взяли они — по их словам — от силы на двадцать, двадцать пять рублей. А запись продавщицы — на тысячу с лишним! И я считаю…

Майор успокаивающе похлопал его по плечу:

— Постой, не гони программу… Ты послушай сперва, что я — он особенно выделил это «я» — считаю. Я уже наслышан о твоих выездах на место и на стройку, так, говорил кто–то… Так вот, ты уж таким сыском не занимайся, сделай одолжение! Поскольку это, знаешь, в кино ловко выходит, а у нас следует обстоятельно работать и выработку давать… Признались они? Признались. И хорошо, прекрасно! Надо их теперь брать, кончать дело и передавать в суд…

— Но…

— И все! И без никаких. Это вот и есть наша работа: ловить, изобличать и передавать в суд преступников. За это мы, между прочим, деньги получаем.

— Я хочу сказать…

— Все, — выставил вперед ладони майор. — Можешь рассматривать состоявшиеся высказывания как руководство к действию. Теперь пошли мишени глядеть.

К чести Катина, все признавали за ним такое качество, как способность соглашаться с очевидным. И, когда он увидел, что четыре пули Родионова легли возле яблока против его одной, то расхохотался громко и добродушно:

— Ну, гляди, а? А ведь казалось, одну в одну сажаю, одну в одну… Ладно, поехали, подброшу тебя, беднягу: там наверняка Талгатов ждет.

Как ни надеялся Родионов на обратное, Катин оказался прав: Талгатов ждал, пристал с расспросами, потом напросился пройтись вместе дорогой.

Когда они выходили из подъезда, Родионов заметил два–три сочувствующих взгляда, а Еленин из ОБХСС даже почмокал брезгливо изогнутыми губами, очень похоже на Талгатова.

Сам Родионов настроился на нудную беседу с тоскующим старцем, но, против ожидания, Талгатов долго молчал, и они успели выйти из переулка к скверу. Здесь Талгатов остановился:

— Знаете, со мной по–разному случалось — кто за чудака иногда принимал, а кто даже за хама какого… И все потому, что считаю я вранье делом неудобным. Не то чтобы плохо врать, что нельзя этого и надо обязательно правду говорить, — это тоже верно, а еще для простого удобства лучше не изворачиваться: ну, хотя бы не надо после в памяти держать где, когда, кому и что врал…

— Любопытно, — рассмеялся Родионов. — И есть толковое зерно.

— Значит, принимаете? — обрадовался Талгатов.

— Что — принимаю?

— Чтобы не врать нам друг другу… Ведь если вам не хочется со мной разговоры вести, так проще сказать, верно? И вам лучше, и мне спокойнее. А то, может быть, торопитесь вы…

— Никуда я не тороплюсь, — взял его под руку Родионов. — А вот есть хочу очень, и, если вы не против, давайте ударим по шашлыку.