Читать интересную книгу Путинская Россия - Анна Политковская

— Сколько угодно. Таких дел — сотни.

Перед Россией, как и перед Соединенными Штатами времен окончания вьетнамской войны, стоит сейчас вопрос: так кто же они — эти солдаты и офицеры, ежедневно убивающие, грабящие, пытающие и насилующие в Чечне? Типичные военные преступники? Или же бескомпромиссные и жесткие участники всемирной борьбы с международным терроризмом всеми доступными ими способами, и благородная цель спасения человечества оправдывает средства, которые они используют? И идеологический статус и градус этой современной борьбы таков, что должно быть списано все?…

Пока в России ответа нет.

Западный человек, надеюсь, ответит на эти вопросы просто: есть суд, и он обязан все расставить по местам при наличии доказательств.

Современный российский человек — человек времен правления президента Путина, с промытыми пропагандой мозгами, но все-таки еще не полностью разучившийся самостоятельно думать, как это дозволялось при президенте Ельцине, — наш человек не станет спешить с ответом и, скорее всего, призадумается. Теперь, когда позади уже четыре года жесточайшей второй чеченской войны, когда больше миллиона солдат и офицеров прошли и продолжают проходить через нее и, отравленные войной на собственной территории, стали серьезным фактором мирной жизни, который уже просто так не скинешь со счетов, возникает много вопросов: а за что они, собственно, воевали?…

Дело полковника Буданова и Дайское дело — яркие, трагичные и драматичные — такие, какими они в результате получились, вывернули наизнанку все наши проблемы, всю нашу жизнь вокруг второй чеченской войны, весь наш иррационализм вокруг войны и Путина, все наши понимания, кто же прав на Северном Кавказе, а кто виноват, и, главное, какие болезненные изменения претерпела при Путине и на фоне войны система отечественного правосудия. Судебная реформа, которую пытались внедрить демократы и всячески двигал вперед Ельцин, — она рухнула под напором дела Буданова.

Но она — и возродилась… Пример судьи Букреева — тому ярчайшее доказательство. Пример прокурора Вершинина — тоже…

Однако, невзирая на отдельные личности, способные на поступок, стране продемонстрировано, что независимого суда и прокуратуры как таковых у нас нет. На их месте — суд по политическому заказу, в зависимости от сиюминутной политической конъюнктуры…

ТАНЯ, МИША, ЛЕНА, РИНАТ… ЧТО С НАМИ СТАЛО?

Действительно, куда все мы ушли? Мы — жившие в СССР? Имевшие в основном стабильную работу и четко, по строго определенным числам, выплачиваемый заработок — с нашей неограниченной и непоколебимой уверенностью в завтрашнем дне, как в сегодняшнем? В том, что врачи обязательно вылечат, а учителя научат? А мы при этом не потратим ни копейки? Какой жизнью зажили мы после того, как всего этого не стало? Или — по-другому — какую судьбу влачим? Каким образом перераспределились по постсоветскому пространству с наступлением трижды новых времен?

Я подчеркиваю: именно «трижды». И вот почему: в первый раз мы пережили свою личную революцию (помимо, конечно, общественной) — вместе с падением СССР и в годы царствования Бориса Ельцина, когда вмиг не стало ничего ни идеологии, ни дешевой колбасы в магазинах, ни денег, ни уверенности, что где-то в Кремле сидит «Большой Папа» и, если он даже очень плохой и деспот, но в конечном счете, — он за нас в ответе.

Во второй раз — в связи с дефолтом 1998 года, когда то, что многие из нас сумели заработать за годы с 1991 года (время фактического старта рыночной экономики) и начал формироваться средний класс (наш, российский, мало похожий на западный, но все же средний класс — опора демократии и рынка), опять превратилось в дым. Надо было снова начинать все с самого начала, а многие очень устали к тому моменту от борьбы за жизнь и поэтому так и не сумели подняться — и скатились на дно.

И, наконец, в третий раз — при Путине. На фоне нового этапа русского капитализма с ярко выраженным неосоветским лицом — такой своеобразной экономической модели эпохи второго президента России, которая оказалась эклектичным сплавом рынка с догмой, всего со всем. Когда существует много свободного крупного капитала плюс также много типично советской идеологии, его обслуживающей, еще плюс очень много бедных и нищих. К тому же стал очевиден новый расцвет старого явления, именуемого «номенклатура», — это такое руководящее нами звено, большое чиновничье сословие, которое существовало при советском строе. Теперь оно стало стремительно реанимироваться, но на новых экономических рельсах, к которым очень быстро и с удовольствием адаптировалось, и ей, номенклатуре, отныне хочется жить очень богато, как «новые русские», но официально зарплаты у нее крошечные. Номенклатура ни за что уже без боя не откажется от нового строя в пользу старого, советского, но и новый строй ей не слишком по нутру своим стремлением к законопослушанию и порядку (этого все настойчивее требует общество), и поэтому большую часть времени номенклатура тратит на то, чтобы обойти порядок и законы в целях личного обогащения. Итог — невиданный расцвет коррупции при Путине. Новая-старая путинская номенклатура довела коррупцию до таких вершин, которые были неведомы ни при коммунистах, ни при Ельцине, и эта коррупция пожирает сейчас мелкий и средний бизнес (а значит, и средний класс). Она дает развиваться (термин «давать развиваться» означает у нас — предпочитать в качестве взяткодателей, или, еще проще, «он мне разрешил ему ДАТЬ») крупному и сверхкрупному — монопольному, окологосударственному бизнесу, поскольку именно этот тип бизнеса приносит в России самые высокие и стабильные дивиденды не только его хозяевам и менеджерам, но и покровителям из государственных структур (а у нас крупного бизнеса без государственных покровителей, «кураторов», опять не существует). На фоне всего этого разгула, не имеющего никакого отношения к рынку, нашу новую «партноменклатуру» (ее опять так называют, как и в советские времена — это название путинской номенклатуры) сильно мучит ностальгия по СССР, по его мифам и фантомам. Учитывая, что Путин старается собирать под свои знамена публику, как у нас говорят, «из бывших» — то есть с опытом советской руководящей работы, — можно сделать вывод, что ностальгия этого слоя настолько сильна, что обслуживающая путинский капитализм идеология все более скатывается к той, что была типична для СССР времен самой жесткой стагнации «позднего Брежнева» (Брежнев — Генеральный секретарь Политбюро ЦК КПСС 60-80-х годов, а время «позднего Брежнева» — это конец 70 начало 80-х годов, считающийся наиболее экономически застойным).

Таня, Миша, Лена, Маша, Саша, Толя — реальные люди, совсем не вымышленные герои. Люди из толпы — обычные, как и все, тяжко выживавшие вместе со всей страной и не обязательно выжившие. Их фамилии приводить здесь я не хочу, потому что все они были мне друзьями, всех их я знала (и знаю) очень близко. Если будут фамилии, у меня не получится написать все честно о них и без утайки — мне будет неудобно, я не смогу быть свободной в выражениях. А чтобы понять, как мы все выжили, надо писать честно и открыто.

Таня

…2002 год. Ранняя зима. Только что прошел «Норд-Ост», и общество, особенно в Москве, в шоке. Во время этих событий меня показывали по телевизору, так как я немного принимала в них участие, — в результате реанимировались старые знакомые, стали звонить, рассказывать о себе…

И этот поздний звонок был среди них — Таня, собственно, всегда звонила или ночью, или так поздно вечером, что дом уже спал.

— Сколько лет?

— Как ты меня нашла?

— Встретимся?…

— Конечно…

Мы не виделись с Таней, моей старой подругой и когда-то соседкой, лет, этак, десять. Тогда Таня была всегда замученной — а теперь Таня — королева. Выглядит торжествующе и шикарно. И не потому, что одета роскошно, хотя и это присутствует. Самое главное, она выглядит уверенной в себе и очень спокойной, чего за ней не замечалось ни десять, ни пятнадцать лет, ни двадцать лет назад.

В советское время Танина жизнь была просто мучительна, и почти каждый вечер она прибегала ко мне (я жила на первом этаже старинного дома, она — на последнем) и плакала о своей загубленной судьбе. И нам обеим казалось — замученной навечно.

В те годы Таня работала инженером в научно-исследовательском институте и принадлежала, таким образом, к советской научно-технической интеллигенции — была у нас такая значительная общественная прослойка (теперь ее в прежнем виде нет — она исчезла вместе с СССР).

Как такая прослойка образовывалась? Тогда полагалось: девушка «из хорошей семьи» (а Таня была «из хорошей семьи» — единственная дочка уважаемых родителей) должна была непременно получить высшее образование. Если у девушки не определялось никаких особых склонностей и порывов к моменту окончания средней школы, то она поступала в какой-нибудь технический институт, которых было полно, и становилась инженером. Учитывая, что после института полагалось в обязательном порядке отработать по приобретенной бесплатно, за счет государства, специальности три года, то в стране существовала целая армия совершенно не удовлетворенных жизнью, как Таня, молодых специалистов (они же не мечтали быть именно инженерами), отсиживающих рабочее время в многочисленных научно-исследовательских институтах и не производящих ровным счетом ничего.