Правда, успех левых социалистических партий в выборной кампании объясняется, с одной стороны, тем, что украинский трудовой народ, не изуродованный политикой шовинистов, сохранил в себе свои природные своеобразные революционные черты и голосовал за революционные партии. С другой стороны, объясняется это еще и тем, что идея украинского освободительного дела строилась не на трудовом и социальном самоопределении Украины, а на буржуазно-национальном, причем и эта неприемлемая для двадцатого века идея буржуазии проводилась в жизнь ненормально и безответственными людьми, даже когда они натягивали на себя социалистические ярлыки и стремились говорить по-социалистически. От этого суть дела не менялась: вопрос «украинского освободительного дела» оставался замкнутым в крайне шовинистические рамки. Сами главари его, за исключением двух-трех человек, в конце концов тоже продавшихся немецкому юнкерству в совместном походе против революции, представляли собой крайне разношерстный элемент, и это привело в ряды «украинского освободительного дела», даже на руководящие его посты, людей, которые могли говорить по-украински, но которым не место было в рядах украинского освободительного движения.
Ничто другое, как эта буржуазность и эта форменная шовинистическая политическая преступность вождей украинского освободительного дела, — преступность по отношению к трудящимся, к их великим завоеваниям прямым революционным путем свободы и права на самоопределение и новое свободное социально-общественное строительство, вызвали у трудящихся ненависть к самой идее «украинского освободительного дела». Украинские революционные труженики заметили все это сами во время и массы пошли против него, не щадя ничего с ним соприкасавшегося. Через два-три месяца после своего активного выступления против украинского шовинистического движения, уродовавшего великие начинания Русской Революции на Украине, они убедились, что были правы, выступая сразу и решительно против него.
Правда, в нашу задачу не входит в этих очерках разбирать физиономию украинского шовинистического движения, столь много причинившего вреда делу революции. В нашу задачу, в данном случае, входит правильное освещение того, какое влияние оказал Октябрьский Переворот сразу на второй день после торжества в Петрограде и Москве — на украинских революционных тружеников Запорожья и Приазовья, в особенности, на ряд районов: Александровского, Мелитопольского, Бердянского, Мариупольского, Бахмутского и Павлоградского уездов — районов, которые идейно были связаны с Гуляйпольским Советом Крестьянских и Рабочих Депутатов и считали его инициатором в борьбе против правительства за право расширения и углубления антигосударственнического революционного процесса.
Я утверждаю из жизненного опыта районов, за которыми я серьезно следил, что в первые два месяца — именно ноябрь и декабрь — торжество Октябрьского Переворота в России украинскими тружениками на местах было только приветствуемо. Хотя они и не брали из его положений для своих действий ничего, но считали, что в основе Октябрьского Переворота лежат идеи подлинной революции, исходящее из глубоких недр проснувшихся подневольной деревни и порабощенного города.
Гуляйпольский район находился все время до октября на пути к тому, чтобы придать определенный и глубокий характер революции, характер совершенно независимый от каких бы то ни было государственных идей, даже тогда, когда в г. Екатеринославе в конце ноября 1917 года, сорганизовалось четыре официальных власти, из которых каждая в отдельности претендовала на руководительство революционными массами всей губернии и которые из-за этого злобствовали друг на друга и дрались между собой, втягивая в свою драку тружеников. Гуляйпольский район оставался совершенно независимым от той или другой из этих сторон, которые, случалось, временно торжествовали одна над другой.
К первым числам декабря в Екатеринославе фактически торжествовал уже блок большевиков и левых социалистов-революционеров. Гуляйпольский район, признавая эти партии за революционные, тут же безошибочно определил степень их революционности.
Трудящиеся говорили: мы считаем большевиков и левых социалистов-революционеров революционерами за их активную деятельность в революции. Мы приветствуем их как стойких борцов. Но мы опасаемся их как властников, ибо они, восторжествовав за счет наших сил над буржуазией и поддерживавшими ее в ее стремлениях разбить революцию правыми социалистическими группировками, сразу выдвинули свою власть, от которой попахивает властью вообще, которая веками нас душит, властью, которая что-то мало видно, чтобы стремилась использовать свое торжество для водворения в жизнь идеи трудящихся самоуправляться у себя на местах без приказа и указа начальников. Везде учреждаются комиссариаты. И комиссариаты эти больше с полицейским лицом, чем с лицом равного брата, стремящегося нам объяснить, как лучше было бы устраиваться нам самим самостоятельно, без окриков начальников, которые жили на нашей шее до сих пор и не принесли нам ничего, кроме вреда. А раз этого стремления со стороны революционной власти не видно сейчас, раз вместо него учреждаются полицейские институты, из которых вместо совета сыплются окрики начальства, то в будущем его совсем не увидишь. В будущем этот приказ для каждого инакомыслящего и не в такт приказу ступающего по освобожденной земле явится смертью и разрушением его свободы и независимой жизни, к которой мы стремимся.
Труженики отдавали себе отчет, хотя и в туманных выражениях, но верно, что за счет их крови и жизни совершаются события, в которых одно зло ниспровергается, а другое навязывается им под всевозможными предлогами.
То, что трудовые массы имели представление о стремлении политических партий вооружало их на Украине против правого крыла социалистического движения и соединяло с теми, кого они видели на этом пути в своих рядах. На этом пути в своем авангарде они видели большевиков, левых эсеров, анархистов. Но первые две социалистические группировки знали, что им нужно было в этот момент делать и, помимо того, что заключили союз, они, каждая в своих рамках представляли определенное единство в действиях. Это выдвинуло их более выпукло в глазах трудящихся и определило их под одним названием «большевики», названием, в котором сливались все революционеры.
Это законченное революционное целое трудовые массы видели в своем авангарде и говорили: «Мы этих революционеров от души приветствуем; но у нас нет никаких данных на то, что они не передерутся между собой из-за стремления быть первыми среди нас, во всем подчинить нас себе. Это стремление у них есть и этим они создают новую войну, ставя нас, тружеников, наше право на революционную самодеятельность на пути творческого завершения революции на колени в угол перед своими эгоистическими и преступными партийными интересами». И это заставляло революционных тружеников гуляйпольского района быть в это время бдительными более чем когда-либо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});