Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю, Всеволод Алексеевич, почему я сказала «этого». Наверное, потому что я не могу себе представить, как женщина втыкает в кого-то нож. Убийство – вообще неженское дело.
Всеволод Алексеевич горько усмехнулся. Невинная душа вы, Маргарита Павловна! Видели бы вы, как истыкивают своих сожителей субтильные девицы, до какого бессмысленного исступления способны довести женщину глупость, жестокость, алкоголизм, наркотики… Северный тряхнул головой.
– Шекерханов – один из лучших в сыскном деле. Не променяй он двадцать лет назад столицу на провинцию – большую карьеру мог сделать или же давным-давно быть похороненным со скромными ментовскими почестями. Так что, может, правильно сделал, что уехал из Москвы.
– А Пашка мой в Москву рвался. Рвался-рвался – и пропал. Да я вам уже всё рассказала… Хотите, я вам Пашкину фотографию покажу? Он был очень красивый мальчик, мой братик-сыночек.
Маргарита Павловна неожиданно резво встала с кресла, подошла к шкафу, достала старый бархатный альбом и, по-девически присев на подлокотник кресла, стала показывать Всеволоду Алексеевичу чёрно-белые фотографии.
– Они мне больше нравятся, чем те, что сейчас делают. Вроде и цветные, а какие-то… безликие, что ли? И ни от кого распечатать не добьёшься! «Бабушка, я тебе пришлю!» Снимают-снимают, а толку? – улыбнулась она.
– Вы правы, Маргарита Павловна, электронные мусорные кучи.
Перелистывая альбом, хозяйка гостевого дома как-то помолодела, несмотря на свалившееся на неё несчастье.
– Вот это отец с матерью. Ещё до войны.
– Ваша мать – очень красивая женщина.
– Да. Петька со Светкой в неё пошли. Это я в отца удалась.
– Маргарита Павловна, вы очень хороши собой!
– Перестаньте, Всеволод Алексеевич!.. А это – отец уже после войны. Страшно было, страшно! Калека без ноги. Мать так с ним намучилась. Как он её проклинал… Не он – его боль! – На лицо Маргариты Павловны набежала тяжёлая тень. Но тут же развеялась. – А это Петька! Гордость школы. А Светка – смотрите, какая была! Воображала, конечно же, но выглядит, как артистка!.. Это она сейчас уже… – Махнув рукой, Маргарита Павловна перевернула картонную страницу альбома. – А это… – Голос её дрогнул, и на руку Всеволода Алексеевича капнуло несколько слезинок. – Это сыночек мой. Братик Пашка. Павел Левентов. Бога молю, чтобы жил он где-то счастливо и спокойно, даже если забыл плохо заботившуюся о нём непутёвую старшую сестру. Ещё один мой грех, мой недосмотренный Кубик. Но не мог же человек сгинуть. Человек – не беззащитный пёс. Человек может за себя постоять. Есть он где-то на свете, мой Пашка! Есть! Я верю! Всегда свечку ставлю за здравие… Службу заказываю…
Маргарита Павловна сползла на пол и зарыдала, опрокинув лицо в сложенные ладони.
С чёрно-белой зернистой фотографии на Всеволода Алексеевича смотрел Павел Левентов. И этот Павел Левентов был вот каков: это невысокий, крепкий, просоленный и просмолённый грек… У него бычачья шея, тём-ный цвет лица, курчавые чёрные волосы, усы, бритый подбородок квадратной формы, с животным угибом посередине – подбородок, говорящий о страшной воле и большой жестокости, тонкие, твёрдые, энергично опускающиеся углами вниз губы.
Всеволод Алексеевич Северный вспомнил один из дней сентября 1991 года, когда он был вызван на труп молодого мужчины в одной из подмосковных деревенек. Причина смерти по тем временам была крайне заурядная – огнестрел. Следователь Сашка Шекерханов, не удовлетворившись полученным протоколом вскрытия, вызвал Севу Северного в затрапезную рюмочную поговорить.
Именно благодаря Куприну с его Юрой Паратино из балаклавской повести «Листригоны» не стёрся из памяти Всеволода Алексеевича Северного неопознанный «висячий» труп, как стирались сотни других. От упомянутого за разговором в рюмочной купринского Юры Паратино фотографического Павла Левентова отличала разве что юность. Всеволод Алексеевич видел брата Маргариты Павловны в более солидном возрасте. Но, увы, уже мёртвым.
Всеволод Алексеевич погладил Маргариту Павловну по голове. Она всхлипнула, как маленькая девочка, и затихла. Он встал, подошёл к бару, налил рюмку коньяку. Присел на корточки рядом с хозяйкой.
– Выпейте, Маргарита Павловна.
– За упокой? – подняла она на него заплаканные глаза.
– За упокой, – кивнул он.
Маргарита Павловна послушно опустошила рюмку до дна.
– Спасибо, Всеволод Алексеевич. Вот поговорила с вами – и вроде легче.
– Вы позволите сегодня собрать всю вашу родню в банкетном зале?
– Да, конечно. Но зачем?
– Люблю, когда люди, – Северный недолго помолчал, подбирая нужное слово. – Когда люди разговаривают.
– Господи! – вдруг вскрикнула Маргарита Павловна и вскочила с кресла. – Наверное, это неважно, но… Я даже не сказала об этом следователю! Хотя разве это может быть важно? Это же такая мелочь!
– Что, Маргарита Павловна? Важна любая мелочь, любое действие, любое слово. Что вы не сказали следователю?
– Вася вчера утром у меня двадцать тысяч гривен попросил. Какой-то его дружок-капитан, катавший на ялике отдыхающих, решил уйти на покой. И Вася у него тот ялик купить хотел. Мол, сколько можно ту рыбу покупать, я бы сам тебе ту рыбу ловил. Он вчера вечером или сегодня утром эти двадцать тысяч гривен должен был этому капитану отдать.
– Отдал?
– Не знаю…
– А этот капитан был на юбилее?
– Нет. Мы неблизко знакомы. Вася с ним выпивал в несезон.
– Звоните капитану!
– Да я даже номера его не знаю. Может, Фёдоровна знает? Она в курсе всех Васиных дел была. Мне как-то некогда, а они с Васей сильно дружили. Сидят, бывало, зимними вечерами… – Маргарита Павловна всхлипнула. – Нет, никто не будет убивать человека из-за двадцати тысяч гривен.
– Из-за каких сумм могут убить?
– Я не знаю, – растерянно посмотрела хозяйка гостевого дома на своего любимого постояльца. – Разве из-за денег можно убить?
– Можно, – утвердительно кивнул Северный. – И дело вовсе не в сумме, моя дорогая. Вы смогли бы стать убийцей из-за двадцати миллионов долларов? А из-за миллиарда?
– Нет, конечно, бог с вами! – Маргарита Павловна перекрестилась.
– Разумеется. Так что дело не в сумме, а в психологии убийцы. В психике, в душе, если вам угодно… Но это всё лирика. Деньги на месте?
– Я Василию Николаевичу отдала их, а куда он их мог положить, я даже не знаю…
– Это, я полагаю, мы быстро выясним.
Глава одиннадцатая
– Как же так? Как же так? – причитала Светлана Павловна. – Кому понадобилось убивать нашего милого, тихого Василия Николаевича?!
– Света, ты терпеть не могла отца! – тихо прошипел Алексей Васильевич. Глаза у него были красные.
Лизанька хмыкнула. Внук Сашка прошипел:
– Дура!
Пётр Павлович дал внучатому племяннику подзатыльник. Фёдоровна лишь шумно вздохнула. «Дура» никак не отреагировала на выпад пасынка и сказала в никуда:
– Я думала, моя драгоценная свекровь жизни себя лишит или хотя бы с ума сойдёт, потеряв своего никчемного супруга, а она даже не слишком-то и расстроилась.
– У людей разные ментально-эмоциональные реакции на горе, – спокойно сказал Северный, пристально глядя на Лизаньку. – Вы когда-нибудь теряли близкого человека?
– Теряла! – вызверилась Лизанька и, ещё раз хмыкнув, отвернулась, не удостоив Всеволода Алексеевича более развёрнутым ответом.
– Екатерина Фёдоровна, не сварите нам кофе? – попросил кухарку Северный.
– С удовольствием! – радостно вскочила та и с благодарностью посмотрела на любимого постояльца Маргариты Павловны.
Чувствовалось, что Фёдоровне ох как в тягость сидеть здесь без дела.
Всеволод Алексеевич осмотрел собравшуюся публику, попытался примерить на них ситуацию «человека убили» – и не просто человека, а мужа, отца, деда, деверя и кого ещё там в родственной иерархии… Нет, они все не слишком этому соответствовали. Как будто Василий Николаевич ни для кого из них не был… важным. По волнистому попугайчику больше скорбят, по сломанному ногтю и разбитому автомобилю. Или то их похмелье со вчерашнего банкета ещё не отпустило? Кого? И десятилетнего внука мучает гидроцефально-ликворный синдром? Дед с ним в шахматы постоянно играл. Все ведут себя так, как будто Василий Николаевич не был живым человеком, близким и родным. Как будто кусок плитки от стены отвалился. Ну, досадная неприятность, не более. Проблемы хозяйки, а вовсе не гостей, причём проблемы скорее административного плана. Логистика похорон. Именно такое создавалось впечатление. Как будто все они тут – гости. Ну на то он и гостевой дом. Возможно, что их измучили чрезмерно ретивый лейтенант, опытный иезуит Шекерханов и все эти оперативно-следственные мероприятия. Или фенозепаму им всем вкатали по солидной дозе. Ну, кроме Светланы Павловны, ну да та просто склонна к театральным эффектам. А так-то понятно, что «скорбит» она по Василию Павловичу ничуть не больше, чем по убиенной мухе.
- 25-й кадр - Стив Аллен - Детектив
- Фантазии господина Фрейда - Марина Серова - Детектив
- Забытая девушка - Карин Слотер - Детектив / Триллер
- Горький напиток счастья - Рауль Мир-Хайдаров - Детектив
- К чертовой бабушке - Светлана Алешина - Детектив